3

Джульет с трудом сглотнула, горло и голова ужасно болели. Несколькими минутами раньше она полностью пришла в сознание. Ее охватила паника. Сначала она дрожала от страха, на глаза наворачивались слезы. Потом она постепенно стала разбирать, где находится, и ее стойкий характер потребовал: надо успокоиться. Она не могла ничего двигаться: лодыжки и руки за спиной были крепко связаны, и это причиняло ей боль. По крайней мере, напавший не собирался ее убивать, если до сих пор этого не сделал. Зачем ему ждать? Однако внутренний голос нашептывал ей: хватит строить иллюзии, пора побыстрее переключиться на поиск возможностей спастись. Впрочем, легче сказать, чем сделать это. Лежавшая на холодном сыром полу, в темноте, связанная крепкой веревкой, она чувствовала, что находится на грани помешательства.

Джульет повернула голову, огляделась вокруг, стараясь, чтобы от ее внимания не ускользнула ни одна деталь. В янтарном свете пламени по стенам плясали угрожающие тени. Пол в комнате три на четыре метра был земляной, местами неровный, как будто его пытались копать каким-то предметом, мало пригодным для этой цели.

«Словно землю пытались взрыхлить ногами! – подумала она. И тут же добавила: – О, нет! Пусть это будет не так!»

Но воображение уже рисовало ей другую пленницу, дрожащую, почти сходящую с ума от ужаса, пытающуюся вырыть яму под деревянной стеной. Джульет резко тряхнула головой, стараясь прогнать эту мысль, и тут же испытала сильнейшее головокружение – последствие воздействия паров хлороформа. Она медленно выдохнула, потом немного успокоилась и почувствовала, что боль стихает.

«Лучше сосредоточься на том, что вокруг, – давай, постарайся разглядеть все, что сможешь» – скомандовала она себе.

Черные стены были сложены из бревен, как будто Джульет попала в шале или лесную хижину. В комнате не было совершенно никакой мебели, и только в углу, отбрасывая немного света, горела маленькая свеча.

Джульет вздрогнула. Было холодно. Она не знала, который час, любые намеки на время здесь отсутствовали. Может быть, все еще ночь? Возможно, ведь ни один луч света не проникал сквозь бревна. Вдруг ее поразила одна мысль. Она попыталась перекатиться на спину, чтобы получше осмотреть все вокруг, и тогда ее опасение переросло в глухой ужас.

Тут не было никакой двери.

Ни окна, никакого другого намека на то, как она сюда попала. Комната была наглухо закрытой, похожей на большой гроб.

«Только не кричать, ни в коем случае не кричать», – повторяла Джульет про себя, однако этот внутренний голос дрожал, еще чуть-чуть – и с ней случится истерика. Если ее похититель не стал затыкать ей рот, значит, он был уверен: ему нечего бояться. Стало быть, она находилась в каком-то уединенном месте, иначе бы, связав ей запястья, он вставил бы ей кляп. Джульет чувствовала, что ей становится тяжело дышать, ее охватило противное оцепенение, и она из последних сил боролась с подкрадывающейся паникой. Еще несколько часов назад они спокойно болтали, сидя с Камелией, пили пиво и вино, смеялись, а теперь она заперта вдали от всего мира, и ей остается надеяться только на милость неизвестного похитителя. Она начала отчаиваться.

Никто, и в первую очередь сама Джульет, не знал, где она находится. Она оказалась здесь, лишенная малейшего шанса защищаться, благодаря странному стечению обстоятельств. Джульет вспомнила, как беззаботно шла по темной улице, а уже секунду спустя потеряла сознание от удушья и очнулась в подземной тюрьме. Ее жизнь внезапно превратилась в кошмар. По непонятной причине ее вырвали из привычного существования и заперли в гробу. К охватившему ее страху где-то в глубине души стало примешиваться чувство несправедливости. От подобного никто не застрахован, это может случиться с каждым где угодно, и, даже не предполагая, что ты можешь встретить на дороге какого-нибудь психа, ты имеешь все шансы попасть в подобное ужасное положение.

Джульет почувствовала, как ее лицо скривилось, на глаза навернулись слезы. Она надолго забылась плачем.

Затем, ощутив внезапный приступ ярости, девушка вскрикнула и рывком села. Потом, справившись с гневом и рыданиями, Джульет принялась внимательно оглядываться. В трех метрах справа от себя она увидела в земле дыру, ведущую куда-то под стену. Сдерживая слезы, она поползла к этому углублению. Пламя свечи слабо освещало эту часть комнаты, и ей пришлось лечь на землю, согнувшись в три погибели, чтобы осмотреть яму. Диаметром та была чуть больше баскетбольного мяча и напоминала начало подземного хода. Длинные параллельные бороздки на земле возле ямы вызвали у Джульет дрожь. Она сразу же представила себе женщину, в панике роющую землю, не обращая внимания на сломанные ногти.

Быть может, просунув голову внутрь, она сможет увидеть, что там, с той стороны? По крайней мере, понять, где она находится. Однако со связанными руками и ногами просто свеситься вниз означало одно: она не сможет вылезти наружу и останется висеть вниз головой. Но рискнуть стоило.

Извиваясь, словно гусеница, Джульет поползла вниз, в темный проход под стеной. Она принялась ерзать, стараясь перевернуться на спину и высунуть голову с той стороны. Макушка уперлась в камень.

С той стороны ничего не было.

Джульет задрожала, поняв очевидное: в ее тюрьме нет ни двери, ни окон, а стены обложены мощными камнями! Она оказалась в подземелье, в мире мертвых.

Ее снова охватил страх.

Комнату заполнил скрип. Словно наверху открыли крышку люка.

«Ну конечно! Потолок!» – закричала Джульет про себя. Полумрак скрывал эту часть комнаты, и она не могла различить детали. Мысль, что из комнаты есть выход, обрадовала ее, значит, она не полностью отрезана от окружающего мира, с ним есть связь, дающая возможность убежать. Но радость ее была недолгой. Она услышала над собой шорох одежды, и ее вновь охватила паника. Застряв вниз головой в узкой дыре, она не могла видеть того, что происходит в комнате, а ее похититель уже был здесь, рядом, возможно, наслаждаясь тем, как она пытается выползти из ямы обратно.

Подобно погребальному звону, вверху раздался похотливый голос:

– Пришло наше время, дорогая.

Рванувшись, Джульет еще раз попыталась выбраться из дыры, ее охватил приступ безумной паники, на глаза навернулись слезы, и покрывало ужаса затуманило ее взор, подобно смерчу, разрушающему все на своем пути.

* * *

Чтобы бросить курить, Джошуа Бролен стал пить чай.

Возможно, ему надо было бы действовать тайком, потому что, видя, как он глотает горячую ароматизированную воду, многие начали за него беспокоиться. Летом – двумя месяцами ранее – он выбросил последнюю пачку «Winston», дав себе слово завязать навсегда. Первые дни были болезненными в прямом смысле этого слова, и Бролен спрашивал себя, так ли уж вредно курить, по сравнению с тем, что он чувствует теперь: ему казалось, что его легкие пылают, в них как будто происходит самая настоящая «ломка». Однако он быстро обнаружил, что ему не хватает не самих сигарет, а скорее привычных жестов курильщика. Нужно было чем-то занять свободную руку. Лишенная излюбленных жестов рука, казалось, весила целую тонну. Одно лишь воспоминание о том, как прежде он пил кофе, одновременно выкуривая сигарету, чередуя затяжку с глотком кофеина, вызывало у него сильнейший стресс. В свои тридцать Бролен обнаружил, что не выносит вкуса кофе отдельно от вкуса никотина. И, дабы избавиться от регулярных доз табачного дыма, он заменил традиционный капучино на чай. Предпочитая всем остальным ароматизированный, с лесными ягодами, хотя такой сложнее всего было найти – из всех фруктовых вкусов этот оказался наиболее редким.

Инспектор сделал глоток горячего чая и поставил кружку на картонную папку с отчетом о вскрытии.

Его взгляд остановился на одной из фотографий, сделанных прежде, чем тело увезли с места происшествия. При взгляде на него почти невозможно было догадаться, что оно принадлежит молодой женщине, настолько лицо это изменилось, пока находилось в воде. Оно раздулось, кожа стала коричнево-зеленой, веки были величиной с техасский орех, а распухшие губы, казалось, застыли в последнем поцелуе. Живущие в воде хищники тоже постарались, испещрив вспухшую кожу многочисленными красными надрезами. Тело вытащили из воды более двух часов назад, но возле ноздрей и на губах не было заметно ни малейших следов коричневатой пенной слизи. Бролен понимал, что это означает – поскольку было известно по другим делам, которые расследовало ФБР. Присутствие слизи, состоящей из частиц воздуха, воды и бронхиальных выделений, образующихся, пока человек пытается дышать под водой, служит явным свидетельством того, что смерть наступила в результате утопления. Однако у этой жертвы подобной слизи не было.

Пиявки.

Итак, она умерла не от ран. Не только от них. Убийца изменил способ действия.

Но больше всего Бролена заинтриговал размытый рисунок, оставленный на лбу кислотой. Кислотой или чем-то подобным – едким веществом типа щелочи или извести.

«Какого хрена он это делает? – спрашивал себя молодой инспектор. – Почему он пытается сжечь лоб своих жертв? Часть ритуала? Возможно, он забирает руки, как трофей, используя их потом в своих низменных целях: смотрит на них, может быть, даже гладит ими себя, трогает везде, чтобы заставить кого-то другого доставлять себе удовольствие. Очень может быть, но тогда почему он не отрезал руки последней жертве? Чем она отличается от двух первых?»

Вероятно, последняя жертва была не такой, как предыдущие. Он не запытал ее до смерти, а заставил медленно задыхаться, что тоже было не самым завидным из возможных финалов. Бролен поднял чашку над столом, прикидывая, остался ли в ней чай. Чашка была пуста. «Как моя голова теперь», – подумал он, ища взглядом чайник.

В расследовании участвовали десять человек: техники из лаборатории, судмедэксперт, работавший с телами в поисках малейшей зацепки, и четыре полицейских инспектора, в обязанности которых входило собрать максимум информации о жертвах. И все же они до сих пор так и не вышли на след подозреваемого. Бролен распорядился проверить все психиатрические больницы штата, но ни один из пациентов, побывавших там за последний год, не соответствовал портрету предполагаемого убийцы. В любом случае это была призрачная мера, рассчитанная более на то, чтобы успокоить начальство, нежели действительно вычислить настоящего преступника.

Взяв небольшое количество спермы из влагалища первой жертвы, следователи располагали теперь образцом генотипа убийцы. Но сравнение с другими образцами, хранившимися в базе данных, не дало никакого результата: тот, кто их интересовал, там не значился.

Бролен обнаружил чайник на заваленной папками этажерке и встал, чтобы снова налить себе чаю, который принялся пить маленькими глотками.

В течение двух лет, проведенных в ФБР, он научился составлять психологический портрет убийцы, анализируя детали, оставленные на месте преступления. Но основные трудности в применении этого «искусства» возникали, если тело извлекали из воды после длительного пребывания в ней. Прежде всего невозможно сделать никаких выводов, опираясь на первоначальное положение тела, и главное, невозможно осмотреть место, где действовал убийца, прежде чем он избавился от трупа. Течение могло отнести тело на несколько километров вниз. Кроме того, пребывание в воде уничтожает почти все отпечатки: смывает любые следы спермы, крови, волосы, принадлежащие преступнику… Но по крайней мере, подобный способ совершения убийства свидетельствует об определенной хитрости и расчетливости преступника, знающего, что малейшая улика может способствовать его поимке. Значит, этот был опытным и просчитывал все свои шаги.

Бролен подошел к покрытой записями черной доске: он делал их, составляя портрет убийцы. Быстро просмотрев все ключевые моменты, касающиеся тройного убийства, он принялся вслух перечислять сделанные выводы:

– Убийца – белый мужчина, потому что серийные убийцы, за редким исключением, выбирают жертв той же расы, что и они сами. Его жестокость свидетельствует о том, что он длительное время пребывает во власти собственных фантазий и научился с ними справляться, что он готов рисковать, оставаясь незамеченным. Более того, он умеет подчинять себе жертв и разбираться в их психологии. И самое худшее – многочисленные гематомы и повреждения в области плеч свидетельствуют о том, что жертвы сопротивлялись, значит, он действовал жестоко, и я склонен думать, что он избивает их, пока насилует, это идеально соответствовало бы его профилю. Значит, речь идет о человеке достаточно взрослом, умеющем до определенного момента управлять своими импульсами. Однако жестокость, с которой он действует, доказывает: он годами копил в себе бешенство и ненависть. Несмотря на это, его нет в базе данных.

Как только ему поручили это дело, Бролен отправил данные по двум убийствам в фэбээровскую базу ViCAP. В ней хранились детали и описания всех насильственных преступлений, совершенных на территории любого полицейского участка в США; программа работала по принципу сопоставления. Например, если в Иллинойсе два года назад свирепствовал, отрубая своим жертвам руки, какой-либо убийца, ViCAP тут же выдала бы Бролену соответствующую информацию, и он смог бы проследить путь серийного убийцы из одного штата в другой. Однако в базе данных не было ни малейших следов потенциального «отрубателя рук». Бролен обозначил на доске возрастные ограничения. Двадцать три – двадцать четыре года.