Этот беглый обзор славян, населявших Россию в IX веке, в эпоху основания первых княжеств, интересен для нас постольку, поскольку показывает, что Днепр со всеми его многочисленными притоками справа и слева составлял на огромном протяжении восточную границу славянских поселений.

Предел этот был нарушен лишь вятичами, которые раскинулись на северо-восток до верховьев Оки. На севере славяне достигали обширной Валдайской возвышенности, откуда берут начало величайшие русские реки, и южной части Великой Озерной области, а именно озера Ильмень. Остальная часть обширной территории, простирающейся от Днепра до Волги, была занята на севере полу-оседлыми финскими племенами, из коих некоторые уже исчезли: весь – на Белом озере, меря – в области, занятой в настоящее время Московской и отчасти Ярославской губерниями, мещеряки – в нынешней Рязанской губернии и мордва – племя, занимавшее пространство на восток от последних до Нижнего Новгорода, а в настоящее время населяющее, кроме обоих берегов Волги, часть берегов Яика. Дальше на восток жили народы финского племени – черемисы, вотяки и пермяки: первые – между Волгой и Вяткой, остальные два – по Каме. На севере в губернии Вологодской и особенно в Мезенском уезде и губернии Архангельской жили зыряне ^[3].

К востоку от названных племен жило некогда племя, называвшееся угры; в настоящее время оно исчезло из Северо-Восточной России, где ему не раз приходилось сталкиваться с новгородскими славянами, колонизовавшими страну. Часть этого племени переселилась на Урал и, по словам профессора Анучина, известна теперь под именем вогулов и остяков, занимающих пространство – по крайней мере, последние – вплоть до Тобольской губернии и даже до западной части Томской. Рядом с этим важно отметить, что многие финские народцы, особенно черемисы и мордва, жили к западу от Волги. Черемисы во внутреннем бассейне реки Оки, а мордва – в непосредственном соседстве со славянами – факт, отмеченный Константином Багрянородным в его сочинении «Об управлении империей». Багрянородный называет их Мордия (Mordia), тогда как Иорнанд отмечает их в качестве народа, покоренного готским королем Германриком, и называет Мордан (Mordans).

В то время как северная часть территории, расположенной к востоку от Днепра, была занята перечисленными финскими племенами, ее южная часть сделалась добычей завоевателей-кочевников неизвестного происхождения. Это были, между прочим, печенеги и половцы; русским княжествам приходилось бороться с ними в течение XI и XII вв., пока на смену им из империи Чингисхана не пришли татары. В первый раз татары вторглись в Россию в 1224–1226 годах; семнадцать лет спустя они под предводительством внука Чингисхана, Батыя, завладели половецкими и славянскими землями, опустошили Валахию и в битве под Либницем обратили в бегство монархов Польши и Германии. В конце концов, татары осели и поделились на орды. Главная из них расположилась вдоль одного из рукавов, образуемых Волгой при впадении ее в Каспийское море. Это военное поселение, находившееся недалеко от того места, где теперь стоит Царев, называлось Сарай.

Мы ушли, говоря о татарах, далеко за пределы периода первых славянских поселений в России; нам приходится поэтому вернуться назад и бегло познакомиться с другими факторами, участвовавшими в создании России.

Чтобы познакомить вас в общих чертах с происхождением первых русских княжеств, достаточно будет привести свидетельство начального летописца: новгородские славяне вместе с кривичами и жившими вблизи озер финскими племенами обратились к некоторым иностранным князьям с просьбой прийти «володеть и княжить» над ними. Ближайшей причиной этого акта была невозможность оградить себя от набегов и поборов различных полукочевых племен, одно время сохранявших спокойствие под владычеством хазар, государство которых, основанное в VIII веке, лежало на берегах Волги и Дона. Народ этот, туранского происхождения, сделался к этому времени оседлым и торговым. Подчинив себе волжских болгар и позволив арабским и еврейским купцам селиться среди них, хазары основали на нижнем течении Волги могущественное государство со столицей Итиль. Вскоре под влиянием живших среди них евреев они обратились в иудейство. Когда в IX веке могущество их начало падать, купцы, сплавлявшие товары по течениям рек, лишились защиты от набегов и грабежей диких племен, вроде печенегов ^[4]. Славянам чрезвычайно было трудно отражать набеги таких воинственных кочевников, так как в это время наши предки жили отдельными племенами, не признавая над собой другой власти, кроме старейшин. Касаясь их быта, летописец говорит: «Каждый человек жил со своими родственниками, и эти группы сородичей составляли отдельные поселения». Для обозначения этих групп летописец употребляет слово род. В мирное время роды эти обыкновенно собирались для обсуждения общих дел. Говоря о решениях, принимавшихся сообща, летописец употребляет выражение: «снидошася вкупе». По-видимому, этот обычай был общим для всех славянских народов, начиная с балтийских и кончая чехами и поляками. Гельмголд и Дитмар говорят об общих собраниях всех славян балтийского побережья и об их единогласных решениях; а латинские летописцы употребляют выражения conventus generale, colloquium или generalis curia, определяя, таким образом, состав народных собраний в Богемии и Польше. У русских славян эти народные собрания были известны под именем вече. Вече было, как это точно установил профессор Сергеевич, существенной частью политических учреждений не только в наших северных народоправствах – Новгороде и Пскове до самого конца их существования, но также во всех русских княжествах, за исключением одного из последних по времени основания – Московского.

К числу наиболее старинных прав народного собрания принадлежало и право выбора главы государства. По свидетельству летописца, именно этим правом воспользовались славяне, отправив послов к варягам и призвав к себе на княжение Рюрика из племени Русь. Летописец говорит, что к этому их принудили внутренние междоусобицы – «восстал род на род». Из какого именно племени пригласили, как говорит летописец, новгородские славяне и жившие по соседству с ними финны князя для правления и суда над ними? – Вопрос этот, по-видимому, разрешен изысканиями датского историка Томсена. Он показал, что слово варяг есть славянорусская форма скандинавского слова wering или warang. Разбирая имена первых русских князей варяжского происхождения, мы находим, что это имена скандинавские; так Рюрик в скандинавских сагах известен под именем Hrorrek; его брат Трувор под именем Thor-vardr; ближайший родственник его, Олег, под именем Helge с придыханием на первом слоге; следующий за ним русский князь Игорь называется в сагах Ingvar, а жена его Ольга – Helga, варяжский завоеватель Киева Аскольд слывет за Hoskulde. Причина, благодаря которой славяне и финны обратились к скандинавским князьям, а не к каким-нибудь другим, или, вернее, по которой они вынуждены были им покориться, заключается в том, что еще задолго до того варяги, как указывают византийские и арабские летописцы, спускались вниз по течению Днепра и Волги, желая достичь либо берегов Черного моря и оттуда Константинополя, либо Каспийского и столицы хазар.

Арабский писатель Ибн Фоцлан встретил на берегах Волги членов племени, называвшегося Русью, и о людях из этого племени он отзывается как о полукупцах, полувоителях. Он дает нам чрезвычайно живое описание их обычая сжигать мертвецов вместе с их имуществом, женами и слугами, – род погребения, чрезвычайно похожий на практиковавшийся у скандинавских народов. Ибн Фоцлан встретил членов племени Русь, как я сказал, на Волге; но древнейшие из русских летописей и некоторые западные говорят о военных отрядах, которые, находясь на службе у таких начальников, как Аскольд, шли за добычей в Константинополь, и об одном посольстве этого племени, прибывшем в Византию и отправленном оттуда к внуку Карла Великого, Людовику Кроткому. Последний случай относится к 839 году. Латинский историк прибавляет, что в тех, кто составлял посольство, узнали шведов. Нет ничего удивительного в том, если книги, основывавшие в те времена новые государства в Исландии, Нормандии и Сицилии, стали также хорошо известны и в Восточной Европе своими экспедициями полувоенного, полуторгового характера. Некоторые из них поселились со своими дружинами в Новгороде, тогда как другие основались на Белом озере и в Изборске ^[5], а третьи – именно Аскольд и Дир – на Днепре, в Киеве. Последние вскоре были покорены одним из членов Рюрикова рода Олегом, объединившим, таким образом, оба княжества – северное и южное.

Из Киева потомки Рюрика продолжали свои набеги на Константинополь, которые иногда заканчивались заключением торгового договора, вроде договоров Олега и Игоря. Оба эти договора дошли до нас в том виде, как их передает так называемая летопись Нестора.

В наши задачи не входит дать хотя бы и краткое описание того, каким путем варяжские княжества России на время объединились под управлением единого главы, а затем снова разъединились после смерти Ярослава, сына Владимира Святого, названного так за введение в России православия. Достаточно будет указать, что, начиная с XI века, Россия разделилась на множество высших и низших княжеств, управлявшихся членами одной и той же династии Рюрика и подчиненных более или менее номинально великому князю Киевскому. Русская удельная система приближалась, таким образом, к феодальным монархиям Западной Европы того же периода. Само собою разумеется, что подобная система ослабляла силу сопротивления России чужеземным завоевателям и в то же время вела к непрерывным войнам среди мелких князей.

Образ правления, установившийся в этих княжествах в XI, XII и XIII столетиях, далеко не был самодержавным. Народ сохранял свое старинное право обсуждать на народных собраниях текущие государственные дела. Народные собрания известны были в Древней России под именем вече. Говоря о людях, созывавшихся на эти собрания, летописи коротко отмечают присутствие всех граждан определенного городского округа. Неоднократно также встречаются в рассказе выражения вроде следующих: «люди нашей земли», «вся земля галичская» и т. п. Отсюда явствует, что мы имеем дело с собранием совершенно демократическим. Из этого, однако, не следует, что на собрания созывались все жители города. Вече было собранием не столько всего народа, сколько глав семейств или дворов, обозначаемых в первом русском судебнике – Русской Правде Ярослава – именем верви.

Довольно часто неизвестные авторы русских летописей намекают, по-видимому, на то, что участники народного собрания принимали известные обязательства не только на себя, но и за своих детей. Например, киевляне, собранные на вече, заявляют в 1147 году как от своего имени, так и от имени своих детей, что они будут бороться против Олегова дома, одной из ветвей династии Рюрика. Это заявление ясно показывает, что дети не участвовали в народном собрании; причиной этого могла быть их личная зависимость от глав нераздельных семей. Все те, кто не мог свободно располагать собой, были исключены из вече; таково, именно, было положение членов неразделившихся семей, а также лиц, потерявших свободу на войне или попавших в кабалу за долги. В обществе, построенном подобно древнерусскому на принципе кровного родства, неразделившиеся семьи были, несомненно, многочисленны; то обстоятельство, что одни лишь главы этих семей созывались на народное собрание, естественно ограничивало число его участников. Поэтому легко понять, что одной большой площади, вроде киевской или новгородской, на которой стояли княжеские дворцы, вполне хватало для народного собрания, хотя бы и при полном его составе, несмотря на то, что на вече допускались не одни лишь горожане, но и жители предместий и даже лица, случайно попавшие на него из городов. Летописи весьма часто отмечают присутствие на вече людей «черных сотен», «смердов и подлых крестьян» (термин, означавший земледельческое население страны).

Русское вече допускало лишь единогласное решение общественных дел. Каждый раз, когда летописцу приходится говорить о его постановлениях, он употребляет выражения вроде следующих: «Всеми старшими и младшими на вече было решено» и т. д.; «все были единодушны в своем желании»; «все думали и говорили, как один человек» и т. д. Когда добиться единодушия не удавалось, то меньшинство, если только оно не успевало переубедить членов большинства, было вынуждено присоединиться к его решению. В обоих случаях вече проводили целые дни в обсуждении одних и тех же вопросов, прерывая занятия лишь для уличных боев. В Новгороде эти бои происходили на мосту, проложенном через Волхов, и сильнейшая партия иногда сбрасывала своих противников в реку. Значительному меньшинству весьма часто удавалось приостановить исполнение мероприятий, уже принятых вече, но когда оно бывало слабым, воля его быстро сламывалась грубым актом насилия.

Компетенция русских вече была столь же обширна, как и подобных же политических собраний у славян, западных и южных. Неоднократно вече избирало главу государства с тем, однако, ограничением, что выбор не должен был выходить из границ Рюрикова дома, так как русские полагали, что, кроме этой династии, никто не имеет права осуществлять верховную власть. Народное собрание могло, однако, отдавать свое предпочтение той или другой ветви Рюриковичей; например той, которая шла по прямой линии от Владимира Мономаха, из нее Киевское вече и выбирало своих государей. Оно было также свободно высказаться в пользу младшего члена Рюрикова дома, несмотря на кандидатуру более старшего. Часто сделанный выбор находился в резком противоречии с законным порядком наследования, соблюдавшимся династией Рюрика. Этот порядок сильно походил на ирландскую tanistry, в силу которой главой государства считался старший представитель правящего рода. На деле порядок этот требовал обыкновенно перехода наследства к оставшемуся в живых брату умершего, а не к его старшему сыну. Нередко также насилие решало вопрос, какая система – свободного ли выбора или законного наследования – должна взять верх. Это так называемое «добывание стола».

Каков бы ни был исход подобной борьбы, новый государь допускался к осуществлению верховной власти лишь после подписания своего рода договора или «ряда»; им он обязывался сохранить права тех, кем призван был княжить. Эти чрезвычайно любопытные документы, известные ряды,