Но повторно разыгрывать спектакль не потребовалось: присутствие двух непрошеных гостей, которые могли составить здоровую конкуренцию, явилось для пса достаточным аргументом, чтобы не затягивать процесс. Когда хозяйка обернулась, миска была уже пуста, а сытый питомец с теннисным мячиком в зубах протискивался между ногами под обеденный стол.

Как только Самойлова вернулась к гостям, Кузьмич тут же вскочил, уступая ей нагретое место. Качественное домашнее воспитание не позволяло ему сидеть в присутствии женщины.

– Не вставай, так ты занимаешь меньше места.

Это было сущей правдой. На кухне у Киры для комфортного пребывания требовалось учитывать линейные параметры всех живых и неживых объектов. Помещение по площади вполне укладывалось в рамки достаточности непритязательного обывателя, но вот с пропорциями явно наблюдалась некоторая проблема – больше всего оно напоминало школьный пенал для карандашей. Чтобы иметь возможность по нему относительно свободно перемещаться, стулья пришлось поставить только по торцам обеденного стола. Такое расположение оставляло небольшой проход между ним и столешницей кухни.

Несмотря на явные огрехи проектирования, здесь было довольно уютно. Сколько хозяйка потратила сил, чтобы добиться желаемого эффекта, история умалчивает, но результат был налицо. Каждый, кто сюда попадал, довольно быстро приходил к мысли, что уходить, конечно, рано или поздно придется, но делать это очень не хочется.

Для создания нужной атмосферы использовались старые, проверенные временем приемы – натуральные материалы, спокойные цвета и милые сердцу каждой интеллигентной девушки предметы декора: черно-белые фотографии в старинных рамочках и полочки с массой ненужных, но исключительно винтажных вещей. За последними Самойлова азартно охотилась по выходным на блошиных рынках. Трофеи в виде угольных утюгов, чугунных ступок, бульоток, лиможского фарфора и прочих предметов обихода прошедших времен регулярно пополняли коллекцию. Кире очень хотелось когда-нибудь стать профессиональным дизайнером интерьеров, но без должного образования ее никто бы и на пушечный выстрел не подпустил ни к одному объекту. Однако внутренняя потребность росла и рвалась наружу. Собственное же жилье давало свободу для самореализации, чем девушка и воспользовалась. По мнению знакомых, получилось весьма недурно. И это внушало обоснованную гордость за первый самостоятельный проект.

Антураж антуражем, но гостей полагалось, по всем законам гостеприимства, чем-то потчевать. Самойлова понимала, что одним эстетизмом сыт не будешь. Поэтому извлекла из одного подвесного шкафчика несколько одинаковых пакетиков, а из другого такое же количество белых фарфоровых мисочек. Высыпав одно в другое, она художественно расставила емкости на столе. Композиционно получилось вполне достойно, даже с некоторой претензией на аскетичную изысканность в духе японского ваби-саби.

Кузьмич не стал углубляться в гастрономические детали и, зачерпнув пригоршню содержимого одной из мисочек, отправил ее тут же в рот. Жевал он флегматично и безэмоционально, что не давало остальным участникам сборища возможности хоть как-то оценить вкусовые качества предложенного угощения. Брата же такой подход категорически не устраивал. Он хотел предварительно получить исчерпывающую информацию о продукте, которым предстояло утолить голод. Однако внимательное изучение содержимого и поверхностный органолептический анализ энтузиазма не внушили.

Объяснить такое странное поведение родственника можно было довольно просто: Кира любила пробовать новую еду, а затем предлагать ее гостям. Так случалось даже в тех случаях, когда сама Самойлова не находила ее привлекательной. Просто она считала, что познание мира не должно ограничиваться турпоездками и разглядыванием красочных картинок в интернете. Неаутентичные продукты способны внести существенную лепту в этот процесс, и ее субъективное впечатление об угощении не имеет значения. Хозяйке этот подход казался правильным и логичным, Кирилл же не разделял ее точку зрения. Все дело было в личностной оценке происходящего: сестра находила это забавным, брат – нет.

Памятуя о прошлом не всегда позитивном опыте, Кирилл еще раз внимательно исследовал угощение, которое внешне рождало ассоциацию с собачьим кормом. Запах, правда, был иным, но не настолько аппетитным, чтобы потерять бдительность. Поскольку пакетики были с разными надписями, предполагалось, что и вкус их содержимого должен отличаться, но визуально различий установить не удалось. Поэтому молодой человек для себя раскидал их по формуле «ягненок плюс»: «с рисом», «с бурым рисом», «с диким рисом» и «без риса» – по аналогии с тем же кормом.

– Скажи честно, тебе такое нравится? – поинтересовался он, глядя, с какой скоростью Кузьмич закидывает шарики себе в рот.

– А что? Нормально. Не то что жареная саранча.

– Ты пробовал насекомых?

– Да. Только не пробовал – ел.

– Ну и как?

– В принципе, ничего. Правда, лапки между зубов застревают.

– Бр-р-р… – Кира от отвращения передернула плечами. – И когда же ты их ел?

– Когда сидел в шанхайской тюрьме, – невозмутимо ответил гость. – Давно это было.

– Ты сидел в тюрьме?! – Кирилл чуть не подавился от удивления. Переведя взгляд на сестру, он добавил: – С кем ты связалась?

– Да ладно, всего-то три дня, – пожал плечами Кузьмич.

– Как ты там вообще оказался? – полюбопытствовала хозяйка.

– Мне предстояло лететь по делам в Шанхай, поэтому требовалась шанхайская виза. Я не знал и получил китайскую. Отсюда меня по ней спокойно выпустили, а когда прилетел туда, сразу арестовали. И держали в тюрьме, пока с посольством решали вопросы депортации. В тюрьме столовки не было, и полицейский каждый день по три раза водил меня в наручниках питаться в ресторан напротив. За государственный счет, между прочим. Там насекомых всяких и ел.

– Какая у людей жизнь интересная… – заключила Кира с легкой завистью.

Кузьмич опять пожал плечами.

В это время Чику надоело сидеть под столом и захотелось пробраться поближе к окну: мимо постоянно пролетали какие-то птицы, и требовалось срочно их облаять. Протискиваясь между хозяйкой и ножкой стола, пес так толкнул девушку жирным боком, что она, чтобы удержаться на ногах, вынуждена была сделать широкий шаг в сторону и ухватиться за столешницу.

– Да-а-а, – протянул неодобрительно Кирилл, оценивая ширину прохода. – Хоромы у тебя не царские.

– Я и этим рада. Спасибо бабушке, оставила наследство. Лучше такие, чем жить с мамой. Да и район мне более чем нравится. Старый, интеллигентный и очень зеленый. Не променяла бы свою квартиру ни на какое роскошное жилье в гетто на окраине.

– О! В нас заговорил снобизм?!

– Им и не пахло. Я постараюсь объяснить, а ты постараешься понять…

– Аудитория у ваших ног.

– В новых районах, застроенных сплошь однотипными домами, нет диалога с городом. Когда идешь по улице, глазу зацепиться не за что, ничто не радует, не удивляет, вообще просто никаких эмоций. Человейники, больше ничего. Какие-то многоярусные капсулы для защиты человеческих тел от погодных условий.

– Поддерживаю, – поставил точку в дискуссии Кузьмич, перестав жевать.

С мамой действительно было непросто, особенно в последнее время. Раньше за ней водилось только две странности – пересказ телевизора и изготовление компотов в промышленных масштабах. Все, что удалось посмотреть за день по ящику, она излагала с упоением и на одном дыхании. Иногда монологи продолжались глубоко за полночь. Чтобы как-то противостоять этой стихии, Кира просто делала умные глаза и отключала звук. С компотом дело обстояло хуже. Банки постепенно заполняли квартиру, но его никто не пил. А выбрасывать запасы рука не поднималась. Ситуация обещала стать катастрофической. Но, к счастью, оказалось, что соседи по лестничной клетке – страстные любители халявы. Так что быстро удалось определить рынок сбыта и наладить поставки.

С возрастом же количество странностей возросло. Сначала это была неприязнь к классической литературе – книги, что занимали долгие годы два объемных шкафа в гостиной и никому не мешали, вдруг стали восприниматься как-то болезненно и враждебно. Чтобы избавиться от раздражающего фактора, мама выносила их из дома частями и оставляла на первом этаже у лифтов. Что-то Кире удавалось спасти и вернуть на законное место, но родительница с этим фактом мириться отказывалась и прятала их в выдвижной ящик под кроватью. Книжные полки стояли пустыми. По законам сохранения материи вместо книг она приносила домой бесплатные газеты, которые кидают в почтовые ящики, и бережно хранила их в узком пространстве между платяным шкафом и окном. К тому моменту, когда Самойлова-младшая решила покинуть отчий дом, стопка доросла ей уже до подбородка. Очень хотелось узнать, не прибегая к искусству дипломатии, зачем превращать квартиру в помойку. Но Кира сдержалась и спросила лаконично: «Зачем?» На прямой и ясный вопрос о цели такого странного коллекционирования родительница ответить затруднилась. Но чтобы тема не всплыла снова, она предпочла пресечь любопытство дочери на корню: «Отстань от меня! Какое твое дело?!»

И это было только начало. Причем сравнительно безобидное. Дальше пошло по нарастающей. Как-то мама неудачно присела и почувствовала резкую боль в колене. Не утруждая себя обращением к специалистам и постановкой диагноза, она сразу перешла к терапии проверенным народными средствами – нарвала на ближайшем пустыре листьев лопуха и обмотала ногу. По прошествии трех дней листья завяли, но боль почему-то осталась. Предложение Киры обратиться к хирургу-ортопеду сначала было принято с негодованием, но пойти в поликлинику все же пришлось, поскольку нормально передвигаться родительница уже не могла. Выяснилось, что это был разрыв связки и требовалась микрооперация. Подобное заявление вызвало еще более негативную реакцию – врача публично заклеймили шарлатаном и вымогателем. В знак протеста мама купила себе палочку, с которой уже никогда больше не расставалась.

Затем случилась проблема с зубами – сломался мост, а буквально через неделю и второй. По закону подлости располагались те с разных сторон, и есть стало просто нечем. Лопухом и заговором такие проблемы не лечились, и родительница уже готова была сдаться, но в процесс вмешалась соседка. Та точно знала, что придется подпиливать кость, поскольку произошла деформация челюсти. Сомнений не оставалось – именно все так и было с ее двоюродной теткой. Правда, соседка маме в рот не заглядывала и стоматологом не была, консультировала исключительно по телефону. Но современные тенденции врачебной практики уже были определены более компетентными людьми – телемедицина способна творить чудеса. По телевизору врать не будут. К сожалению, соседка оказалась не готова осуществить и лечение, а обращаться в клинику, где ничего не знают и хотят лишь деньги содрать, маменька отказалась наотрез. Так и проходила, прикрываясь платочком и питаясь лишь жидкими кашками, два года. Но, видимо, новая парадигма оказалась не очень комфортной, да и мяса уже давно хотелось, так что Самойловой-старшей пришлось все же отправиться на прием к протезисту. Нетрудно догадаться, что ничего подпиливать не пришлось.

Количество странных идей и их масштаб постепенно нарастали, чему способствовало скрупулезное изучение газеты «ЗОЖ». Одно время после умывания родительница перестала вытирать лицо полотенцем, объясняя это тем, что коже нужна влага. Мол, пусть вода сама всосется. Кира, не будучи физиологом, все же смогла осознать всю абсурдность идеи. Если бы кожа была способна впитывать воду, то, принимая ванну, мы бы разбухали, как губка. Но довод впечатления не произвел. Почему мама перестала это делать, осталось загадкой. Видимо, насыщение состоялось и внутренний гигрометр протрубил отбой.

Апофеозом стал вопрос, заданный ею как-то поутру:

– Как ты думаешь, может, мне стоит пить перекись водорода?

– Зачем? – спросила еще не совсем проснувшаяся дочь.

– Пишут, что это полезно для здоровья.

– А у тебя с ним проблемы?

– Нет. Ну так, вообще…

– Если вообще, то лучше мышьяк.

Шутка получилась грубой, и мама обиделась. Молчание продолжалось несколько дней. Кира уже была готова извиниться, но помешало одно небольшое происшествие. В один из дней она зашла на кухню попить воды. На столе как раз стоял полный стакан, и Самойлова-младшая, недолго думая, схватила его и сделала большой глоток. Разумеется, это была перекись водорода. Выплевывая в раковину то, что не успела проглотить, Кира поняла, что жить тут становится опасно и пора съезжать в бабушкину квартиру.

– Хорошо, когда есть такая бабушка. Но еще лучше, если у тебя такой папа, как у Петьки.

– Что за Петя? И чем его папа лучше моей бабушки?

– Да ты его помнишь. Мой бывший одноклассник, Петя Тимохин. Я тебе еще рассказывал: несколько месяцев назад папа купил ему ни с того ни с сего машину. А теперь еще и однокомнатную квартиру.

– Завалил подарками, – мрачно вставил Кузьмич, продолжая жевать коричневые камушки.

– Ну и что здесь странного? Если не ошибаюсь, у твоего Тимохина скоро должен родиться ребенок, вот родители и помогают, – предположила Кира.

– Здесь странно то, что Петька и сам неплохо зарабатывает. Открыл с друзьями фирму, бизнес процветает. Мог бы и сам купить или в ипотеку взять. Но вот что еще страннее… Когда женился его старший брат Леха и привел в дом жену Ленку с ребенком от ее первого брака, а потом молодые еще одного настругали, им никто таких подарков не делал. Жили и сейчас живут в одной квартире с его родителями, Петькой и его женой. Да там еще и бабушка, у которой стремительно прогрессирует маразм. Леха и мечтать не может, чтобы взять ипотеку и купить себе квартиру: жена с младшим ребенком сидит, он один в семье добытчик. Работает водителем автобуса, денег хватает только на еду. А Петька вполне обеспеченный, но ему папа дарит.

– А вдруг это конспирация – Петька сам купил, но всем рассказывает легенду об отцовском подарке? Ведь так народ и не подумает, что у бизнесмена дела идут слишком хорошо. Никто на работу к нему не станет проситься или в долг клянчить, – выдвинула версию Кира.

– Не-а, – отверг такое предположение брат, – не похоже. Об этом я узнал от Лехи. Если бы все так и было, он бы мне об этом рассказал. Вместе б потом посмеялись. Но он явно был расстроен. Да и на отца обижен. Значит, правда.

– Ну, тогда другой вариант. Петина жена – стерва редкой масти, с которой под одной крышей никто жить не может. Вот и выпроводили их таким образом из дома.

– Галя? Тут точно не про нее. Шалава она еще та, спору нет. Я рассказывал, как она на их же свадьбе, когда Петька напился как сапожник и уснул, приставала ко мне с непристойными предложениями. Впрочем, липла она и до свадьбы, и после. И слышал я, что не только ко мне. Так что шалава, да. В остальном – обычная, я бы даже сказал, скучная. До сих пор не могу понять, зачем Петька на Гале женился. Она даже не красивая. Это во-первых. Во-вторых, если такую невестку невозможно было терпеть, то скорее родители устроили бы скандал, выпроводили их, а не стали б им что-то дарить. Мол, Петька хорошо зарабатывает, вот пусть квартиру снимает и живет там с кем хочет.

– Согласна. Не вариант… Но что, если им всем просто стало тесно в одной квартире и пришло время кого-то отселить, чтобы не задохнуться?

– Ну, тогда бы первым на очереди стоял Леха с семьей.

– Так ему пришлось бы покупать не однушку, а двушку или трешку. Только это уже совсем другие деньги. Зато Пете достаточно и одной комнаты.

– Зюзя, приди в себя! Ему-то – да. Но для семьи с ребенком одной комнаты маловато, не находишь? Притом Петька готов съехать. Тебе такое не кажется странным?

– Да, ты прав. Я как-то об этом не подумала. Акцент не там поставила. Ну хорошо, ты меня убедил. Тогда, возможно, был какой-то спор, и папа проиграл?

– Опять мимо. Леха бы знал.

– Карточный долг?

– Они в карты не играют. Зюзя, перестань абы что перебирать, включай голову!

– Я включила.

– Нет, у тебя запущен только речевой центр. А та зона, которая отвечает за обработку информации, у тебя спит.

– Вероятно, ты дал не все вводные, поэтому я и обработать не могу.

– Все, будь уверена. И их достаточно, чтобы прийти к правильному выводу.

– Что-то я сегодня не в ударе. Ладно, давай свою версию.

У брата с сестрой это была любимая игра – найти логическое объяснение на первый взгляд нелогичным поступкам. На этом молодые люди в свое время и сдружились. Дело в том, что Кира и Кирилл были не родными, а единокровными братом и сестрой и узнали о существовании друг друга всего пару лет назад. Папенька их оказался большим оригиналом. Он не только назвал их почти одинаково, но еще и тщательно скрывал от своих детей и их матерей факт наличия двух браков.

В первый раз Валерий Николаевич Самойлов женился рано, в двадцать лет, по большой – как всем, и ему в том числе, казалось – любви. Его избранница, Ксения, была годом моложе него. Как было принято говорить, девочка из хорошей семьи, студентка. Ухаживал он красиво, с размахом и настойчиво, как подгулявший купец. Каждое свидание – готовый сценарий для голливудской сказки, пусть и не самого высокого пошиба. Не то что ее однокурсники: одинокая розочка и поход в кино – предел мечтаний. Перед таким трудно было устоять. Добавьте сюда еще и внешность: рост почти два метра, широкие плечи, гордая осанка, лицо не красивое, но приятное и добрые глаза. Только потом Ксения узнала, что добрые глаза не всегда бывают у добрых людей. Но это случилось много позже. А самое главное – голос. Низкий, мягкий, убаюкивающий. Такому голосу поневоле начинаешь верить. И говорил молодой человек о том, что приятно для слуха любой девушки: о необыкновенной красоте избранницы, о том счастье, которое ему выпало и в которое он все никак не мог поверить, и, конечно же, о совместном будущем, которое обязательно будет прекрасным и безмятежным. Но самое главное, он задавал много вопросов: что нравится Ксении, какую музыку любит, собирает ли грибы-ягоды, где предпочитает проводить лето, какие у нее отношения с родителями, кто ее друзья? Это было очень странно, но в то же время приятно. Обычно никто из ее приятелей так не интересовался ее миром. Все больше любили поговорить о себе.