– Да я… хотел… прийти. Меня срочно вызвали… то есть, позвонили. Надо было съездить… ну, в общем, не смог отказаться, – щёки парня порозовели.

– А-а, – кивнула девушка понимающе. – Мы завтра собираемся всей компанией на взморье, на неделю. Ты поедешь?

– Я… конечно, поеду! Во сколько?

– В полдень собираемся у моего дома. Поедем на двух машинах, – она уже двинулась вниз, крикнув через плечо. – И не забудь палатку!

Артур долго провожал её стройную фигуру взглядом.

Это было лучшее лето в его жизни. Море, солнце и Элизабет. Они проводили много времени вместе и думали, что так будет всегда. А потом их дороги разошлись. После окончания университета, ему предложили работу в его родном городе, и он согласился, не спросив Элизабет. Они повздорили и, хотя Артур чувствовал, что поступил неправильно, решения своего не изменил. Сильное чувство к девушке соперничало в нём с самолюбием и максимализмом. Он уехал, но постоянно звонил ей в надежде, что она переедет к нему. А через год он узнал, что она вышла замуж. Тогда Артур сильно жалел, что не бросил всё к чёрту и не вернулся к Элизабет…

Наконец, через несколько дней, окончательно отойдя от субботнего разговора, Мозель вернулся к привычному для него ритму жизни и был вознаграждён за это послеобеденным сном. Уже во сне, он вдруг вспомнил о своих планах и попробовал по совету Зеленски ущипнуть себя за руку. Поняв, что это больно, решил на следующий день выкосить часть растений вокруг того места, где он появлялся на поле. Всё утро, громыхая в сарае и перекладывая ящики с места на место, Мозель появился в дверях с улыбкой на лице и держа в руках, подёрнутый ржавчиной серп. Этим серпом ещё работал его отец в саду. Сам Мозель уже давно имел для этого, чихающую время от времени газонокосилку. Но не брать же с собой газонокосилку! И вот в привычное время, зевая и сжимая серп в руках, он уже сидел в кресле-качалке.

Очутившись на поле, он обнаружил, что серпа нет. Есть только поле, он и кресло. Тогда он схватил кресло, повалил его на бок и стал лихорадочно толкать его по кругу, встав на колени. Замяв круг диаметром около пяти метров, тяжело дыша, Артур поставил кресло в центр круга и сел в него. Положив ногу на ногу, он явно наслаждался проделанной работой. Все последующие дни он ставил разные эксперименты: внимательно изучал поле, заминал траву, срывал цветы. Один раз даже прогулялся к дереву на холме и отковырял кусочек коры на его стволе. И каждый раз, возвращаясь на следующий день, обнаруживал всё в том положении, в котором он его оставил накануне. То есть Мозель мог вносить изменения в свой сон. А это уже кое-что! Это превратилось для него почти, что в спорт, давно он не ощущал такого энтузиазма. К тому же он научился себя контролировать и больше не боялся, что в один прекрасный день сон может не прийти к нему из-за излишнего возбуждения.

В субботу ему ужасно хотелось поделиться результатами своих экспериментов. Зеленски в этот раз был занят и Мозель решил позвонить сыну. Вкратце он описал все свои манипуляции, торжественно подытожив:

– Вот видишь, Мартин! Я был уверен, что это не просто сон. Я могу им управлять. Это удивительно! Возможно, я смогу ещё, что-нибудь придумать.

– Да… дело обстоит серьёзней, чем я думал, – пробурчал голос в телефонной трубке.

– Ага! Теперь ты понимаешь, тут не всё так просто, как кажется на первый взгляд, – не унимался отец.

– Послушай папа, я подумал… может тебе стоит обратиться к специалисту?

– Мартин! Я совершенно здоров и в своём уме!

– Нет! Нет! Я неправильно выразился. Я имел в виду человека, который смог бы всё это объяснить. Ну, учёного, например, – сын попытался исправить ситуацию. – Мой приятель на работе, как раз обращался к такому. Его зовут доктор Эплтон Давид Эплтон. Приятель говорил – толковый человек.

– Даже не знаю… если только он действительно учёный. Возможно, и в самом деле он сможет что-нибудь объяснить.

Они договорились, что Мартин узнает про этого Эплтона и позвонит, если тот сможет их принять.

И вот в среду, около пяти часов вечера Мартин встречал отца, приехавшего междугородним автобусом. Минут пятнадцать прошагав в сторону центра, они подошли к старому зданию, которое оказалось институтом нейрофизиологии, как гласила вывеска. Поплутав по коридорам института, они постучали в дверь с надписью на табличке: «Доктор Д. Эплтон». Дверь распахнулась, и перед их взором предстал энергичный круглолицый человек, придерживающий рукой очки в роговой оправе.

– А-а! Вы должно быть Мартин, а вы Артур Мозель. Прошу, заходите! – воскликнул доктор.

Эплтон, блестящую лысину которого, окружал пучок волос, был одет в тёмные брюки и мятый пиджак непонятного цвета. Доктор производил впечатление человека постоянно спешащего, но при этом внимательного к мелочам. Он предложил гостям стулья, сам уселся за большой стол, заваленный бумагами и, переводя взгляд с отца на сына и обратно, вымолвил:

– Итак! Прошу вас изложите суть дела, – его глаза, смотревшие сквозь толстые стёкла очков, излучали подлинный интерес.

Мозель, искоса глянув на Мартина, неспешно начал свой рассказ. Он подробно описал все события, произошедшие с ним за последние полторы недели. Доктор лишь изредка вставлял:

– Так, так! Очень интересно!

Потом он стал расспрашивать Мозеля на предмет жалоб на здоровье и, получив отрицательный ответ, изрёк:

– Возможно, возможно, – Эплтон имел привычку повторяться, – мы имеем дело с так называемым каскадным сновидением. Представьте себе – мозг человека, получившего какое-то сильное впечатление… точнее его подсознание, начинает трансформировать это самое впечатление в сновидение, которое повторяется раз за разом, день за днём. То есть, как кадры с киноплёнки. И чем чаще повторяется данное каскадное сновидение, тем больше деталей запоминает человек.

– Но как быть с моими экспериментами. Я ведь каждый раз, что-нибудь менял во сне и на следующий день все изменения оставались, – робко произнёс старик.

– Видите ли, видите ли, – доктор расхаживал по кабинету, заложив одну руку под мышку, а указательным пальцем другой, уперевшись в переносицу, – сон человека, к сожалению, явление мало изученное. В данном случае мы лишь можем выдвигать гипотезы. Например, – а что если всех тех изменений, о которых вы рассказывали, попросту не было! То есть, проснувшись, в последний раз вы считали, что вносили изменения накануне. А на самом деле вы запомнили только то, что было с вами во сне именно в последний раз и всю остальную работу выполнило ваше подсознание. Вы ведь не вели дневник?!

Лицо доктора ликующе обернулось к собеседнику.

– Дневник?.. Нет! – Мозель уже совершенно запутался. – Но как быть с девушкой? Ведь я её видел до того, как начал проводить эксперименты и рассказал об этом сыну и приятелю.

– Девушка?.. Ах, да! Ну, возможно, возможно, – казалось, учёный решал в уме сверхсложную головоломку, – всё не так однозначно. Чтобы прийти к каким-то выводам, необходимо длительное наблюдение, нужно больше данных. Ваш случай чрезвычайно интересен!

Дискуссия подходила к концу. Мартин понял, что на быстрый результат рассчитывать не приходится. «По крайней мере, отец теперь под присмотром», – размышлял он.

…Артур снова решил осмотреть то место с деревом на холме и тут, подходя к дереву, снова увидел её. Девушка лежала на спине на одной из огромных ветвей, подперев голову руками, и болтала ногой, согнутой в колене. На ней был тот же комбинезон. Заметив его, она плавно соскользнула вниз и с удивительной грацией шагнула ему навстречу.

– Элизабет! – молодой человек стоял, как вкопанный, словно его поразила молния.

– Артур… Я, Глория. Я давно тебя жду, то есть мы ждём… – девушка подошла почти вплотную. – Просто не знала, когда ты придёшь.

– Но я… разве ты не Элизабет? Хотя во сне тебя могут звать как угодно, – Артур, никак не мог скинуть оцепенение. – И почему ты меня ждала? И кто это мы?

– Ты, я, и всё, что ты видишь – части одного мира. Большого мира. Мы называем его миром грёз, – продолжала она, как ни в чём, ни бывало.

– Ну конечно! Раз – это мой сон, всё кругом – часть меня! Просто фантазии моего подсознания. Игры разума!

– Ты ЧАСТЬ этого мира и это не сон. Вернее, ты попал сюда через сон. Между земным миром и миром грёз иногда возникают «окна». Но попасть сюда через них можно только во сне. Наш мир существует благодаря таким, как ты, людям с сильным воображением. Грезя во сне или оживляя в памяти воспоминания наяву, ты и похожие на тебя – рисуете этот мир, как художник, наполняя его красками и замыслом.

– Всё это, – она широко провела рукой вокруг, – неразрывно связано с земной жизнью тонкими, незримыми нитями. Одни нити рвутся, другие появляются вновь. Кто-то уходит, там – в земной жизни, но находятся другие, восстанавливающие баланс. Мы это чувствуем. Мы знали, что когда-нибудь ты придёшь, потому что ты особенный. Твоя связь с этим миром очень сильная. Я – воплощение твоих грёз, с тех пор, как ты начал вспоминать Элизабет. Поэтому я похожа на Элизабет, но я не она!

– Но я почти никогда не забывал её, почти пятьдесят лет с тех пор, как… – он посмотрел на прекрасное молодое лицо Глории.

– Да, да. Время здесь течёт по-другому, – поняв его смущение, ответила Глория.

Артур закрыл глаза и тряхнул головой, словно пытаясь прогнать наваждение. Но, открыв их снова, понял – не поможет.

– А ты смешной, когда трясёшь головой, – девушка засмеялась. – Всё ещё думаешь, что ты спишь? Ты поймёшь… позже.

Он больше не пытался, осмыслить всё услышанное. «В конце концов, если я сплю, то хороший сон, как говорил Мартин, ещё никому не навредил. Даже если он такой странный, – решил Артур. – А если это не сон, значит – я просто спятил и бояться уже нечего!»

От этой мысли ему стало как-то легче, и он даже повеселел.

– Пойдём. Я покажу тебе город, – Глория взяла его за руку и увлекла за собой. – Полетели!

– Полетели?.. То есть как?..

– Не удивляйся! Ты можешь. Просто поверь, – она крепко сжала его руку.

Артур посмотрел в её серо-голубые глаза и почувствовал, как ноги отрываются от поверхности. Парочка взмыла в вышину и поплыла по воздуху, держась за руки. Страх окончательно покинул Артура: он с интересом наблюдал, как цветочная рябь внизу превратилась в широкие мазки на полотне неведомого художника. Дерево осталось позади, а впереди за холмом, ныряя в низину и взбираясь на следующую возвышенность, показался удивительный белый город. Его невысокие круглые куполообразные строения хаотичными узорами сплетались внизу, обрамлённые ухоженными садами. Люди, словно пчёлы сновали по воздуху между домами, и отовсюду веяло каким-то радостным благоуханием. «Ну, правильно, так и должно быть. Мы заряжаем этот мир теплом наших грёз и воспоминаний. Наверно это и есть идеальный мир. Или… почти идеальный мир», – подумал, Артур. Они ещё долго летали над городом то, планируя вниз то, снова поднимаясь вверх. Глория всё время смеялась и что-то рассказывала, Артур то смотрел на неё восторженным взглядом, то крутил головой по сторонам. Наконец, она показала жестом – в обратный путь.

Они опустились неподалёку от кресла-качалки. Артур повернул голову и увидел нечто странное: воздух вокруг кресла, казалось, слегка колебался, образуя невидимую стену и искажая предметы за этой стеной.

– Это и есть «окно», – её рука указывала на место, где преломлялось изображение. – Оно скоро закроется. Но ты можешь остаться здесь… навсегда.

– Как? Почему? Но что будет, если я сейчас уйду!.. – сердце парня бешено колотилось.

– Ты должен сам решить. Осталось три дня, – с печальной улыбкой она медленно поплыла вверх и, помахав ему рукой, крикнула сверху. – Я буду ждать тебя здесь!

* * *

– Папа, а почему звёзды видно только ночью? – спросил Арти, высунув нос из-под одеяла.

– Потому что, днём светит солнце. Солнце – тоже звезда. Оно ближе всех и его свет затмевает все остальные звёзды, – отец шершавой ладонью пригладил растрепавшиеся волосы на голове мальчика.

– А луна – это тоже звезда?

– Нет Арти. Луна – это маленькая планета, только там никто не живёт…

Первый осенний дождь скучно накрапывал, барабаня по стеклу. Мозель сидел в кресле напротив камина, наблюдая за игрой пламени. Вчера была суббота. Зеленски зашёл как обычно. Они не играли в шахматы и не пили горький бальзам. Бывший учитель рассказывал про НЕЁ, а приятель молча слушал. Мозелю было даже не важно – верит ему Джек или нет. Он как будто рассуждал сам с собой, ища ответ на немой вопрос. Прошло уже два дня: он почти не спал и забывал поесть. За эти два дня он ни разу не сел в кресло-качалку. Доброе лицо матери, серьёзный голос отца, дыхание Элизабет, семейная жизнь с Джудит – воспоминания сменяли друг друга.

Джек Зеленски и Мартин уже подходили к дому Мозеля.

– Я звонил сегодня всё утро – он не берёт трубку! Я начинаю беспокоиться за него, особенно, после нашего визита к доктору Эплтону, – Мартин был не на шутку встревожен.

– Но мы виделись, буквально вчера. Он, конечно, был печален, – Джек еле успевал за Мартином. – Да ещё этот последний сон и Глория…

– Глория?.. Какая Глория? Ты меня пугаешь Джек!

– Это… это та девушка из его сна. Её зовут Глория.

Мартин нажал на кнопку звонка и, не услышав ответа, рефлекторно толкнул дверь. Дверь была не заперта. Они поспешили внутрь и, проскочив по коридору мимо кухни, ввалились в гостиную. Ничто не вызывало тревогу. Все вещи были на своих местах, за исключением короля, одиноко стоящего посреди шахматной доски на столике у камина и тапочек Артура. Тапочки лежали рядом с тем местом, где обычно находилось кресло-качалка. Сейчас его там не было. Джек снял кепку и вымолвил:

– Значит, он всё-таки решился…