Глава 2

Кин молчал.

Он непременно сказал бы что-то, будь у него возможность вставить слово. Но между матерью и дочерью разгорелся спор, и Кин лишился дара речи.

За несколько минут до того, как Миранду позвали ужинать, Хезер отвела его в сторонку и шепотом сообщила, что знает, как разговорить дочь и растормошить ее после сегодняшнего происшествия.

– Перестань думать об одном и том же. Просто угости нас лазаньей, а все остальное – моя забота.

Не зная, чего ожидать, Кин согласился.

Хезер и Миранда ели вдвое медленнее, чем он. За столом они заспорили, громче и громче, сопровождая реплики все более оживленной жестикуляцией. Хезер иногда ходила в кино с так называемыми «друзьями-гиками». Не об этом ли они говорят?

– И Джейнвей разбила корабль, взяла и разбила! – воскликнула Миранда, решительно взмахнув рукой. – Она поступила так, чтобы восстановить ход времени. Тут ее точно не переплюнуть.

– Да, эпизод впечатляющий, – согласилась Хезер, – но, уж извини, если говорить о самопожертвовании, кого не переплюнуть, так это Спока. «Интересы большинства превыше интересов меньшинства». Научная фантастика во всей красе. И в списке, который я сегодня читала, это полностью подтверждается.

– Ой, да ладно тебе! Такие списки составляют, чтобы людям было о чем поспорить.

– Но признай, они выполняют свою функцию, – парировала Хезер и вернулась к лазанье, звякнув вилкой о тарелку. – Знаешь что? Раз уж сегодня кинопонедельник, посмотрим второй «Звездный путь». А завтра – первые серии «Вояджера», эдаким бонусом к семейному вечеру.

Хезер бросила на Кина многозначительный взгляд. Юридическую стратегию она выстроила с первого слова и до ключевой фразы, что позволит провести больше времени втроем с Мирандой.

– Ну а потом вернемся к нашему спору, – заключила Хезер.

Миранда притворно застонала, затем издала смешок – и они вдвоем покосились на Кина.

– Что скажешь? – спросила Хезер.

– Когда мы в прошлый раз смотрели второй «Звездный путь», папа заснул.

Почти всю жизнь Миранда была папиной дочкой. Хвостиком ходила за ним с футбольным мячом, а с утра пораньше они вместе смотрели прямые трансляции игр английской Премьер-лиги. Но за последние два года или около того Миранда сильно изменилась, как будто в ней разом проклюнулись все семена научной фантастики, с давних пор зароненные матерью. Теперь они с Хезер разговаривали на языке, которого Кин даже не понимал. Ощутив укол ревности, он вклинился в беседу, хотя здравый смысл подсказывал, что делать этого не следует.

– Кстати, я записал матч между «Арсеналом» и «Тоттенхэмом». Готов спорить, Миранда предпочла бы посмотреть его, а не «Звездный путь». Я прав или не ошибаюсь?

Кин посмотрел на дочь, но вместо ожидаемого кивка увидел только, как ее взгляд мечется между отцом и матерью.

– Миранда?

Атмосфера за обеденным столом изменилась. В воздухе повисло осязаемое напряжение. Не самая типичная картина для простого обсуждения, что посмотреть вечером. Хезер озабоченно наморщила лоб. Пожалуй, сильнее, чем следовало бы.

– У меня есть еще одна мысль, – негромко отозвалась Миранда.

– Ты же помнишь, это очень важный матч. «Арсенал» имеет все шансы занять…

– Давайте попробуем сериал «Доктор Кто». Маме он точно понравится, – сказала Миранда, уставившись в свою тарелку, на ломтик чесночного хлеба. – Может, и тебе понравится, пап.

– Вряд ли мне дано понять…

– Думаю, стоит прислушаться к предложению Миранды, – тихо, но убедительно произнесла Хезер, не сводя глаз с дочери, хотя обращалась к мужу.

Девочка продолжала смотреть в тарелку. Казалось, поутих даже храп Бэмфорд, которая дремала на подстилке. Но вдруг лежавший на столе телефон Хезер завибрировал с такой силой, что на блюдах заплясали вилки.

– Это из конторы, – сказала Хезер, глянув на экранчик. – Надо ответить. Но насчет «Доктора Кто» мысль неплохая. Наслышана об этом сериале.

Все это она произнесла, удаляясь в домашний кабинет. Ее тон мгновенно перещелкнулся в профессиональный режим, довольно странный для женщины, только что обсуждавшей просмотр «Звездного пути» для укрепления семейных уз.

– Пап, этот сериал… – звонко начала Миранда, но осеклась.

Кин заметил, что она сделала несколько прерывистых вдохов, прежде чем продолжить.

– …знаешь, о чем он? О путешествиях во времени.

Ее слова спровоцировали новую реакцию на упоминание больной темы. Не типичную пульсацию в висках, а тяжесть в груди и стиснутые зубы.

Миранда… На что она намекает?

– Я… это…

От столь целенаправленного упоминания о путешествиях во времени Кин почти утратил дар речи.

Миранда покосилась в коридор и посмотрела отцу в глаза.

– Пап…

Помолчав, она вздохнула и продолжила:

– Мне надо кое в чем признаться. Только не сердись.

Сердиться Кин даже не думал. Его охватил страх. Ужас при воспоминании о первых днях в этом мире, когда он постоянно оглядывался, надеясь, что БТД придет ему на выручку, или холодея при мысли, что его сочтут темпоральным беглецом, нарушившим протокол невмешательства бюро. Самих правил он почти не помнил, но нельзя допустить, чтобы кто-то узнал о существовании агентства. Ни в этой эпохе, ни в две тысячи сто сорок втором году.

– Я не сержусь, – сказал он, положив на тарелку палочки для еды. – Напротив, рад, что ты честна со мной.

Миранда кивнула, но отвела взгляд.

– Мама не знает, что я нашла записную книжку. Ту, что у тебя под верстаком. На днях, когда искала отвертку. Ты же просто помешан на своих инструментах.

В нынешнем контексте «помешан», должно быть, означало «педантичен». Инструменты Кина были рассортированы по назначению, размеру и частоте использования. Так же обстояли дела с кухонной утварью, рабочим столом, запасом носков. Инстинктивно, всем своим существом Кин всегда стремился к порядку.

– Заметила, что в ящике бардак, какие-то хаотично набросанные вещи. Заглянула просто так, а потом вижу – записная книжка.

Чтобы понять, – вернее, вспомнить, – о чем речь, у Кина ушло несколько секунд.

Записная книжка. Его дневник.

Прозрение сопровождалось пронзительной болью в висках, настолько острой, что Кин едва не упал со стула.

Он совершенно забыл о дневнике. Забыл, как достал его полгода назад и начал, прогоняя головную боль, отчаянно листать страницы в поисках утраченных подробностей несуществующего прошлого.

Ничего не вышло, как будто организм противился воспоминаниям. А через несколько недель этот эпизод испарился из памяти. До сегодняшнего дня.

К щекам прилила кровь. По иронии судьбы сознание Кина переключилось в оперативный режим. Целиком и полностью, с визуализацией вариантов ответа.

Включая новый. Тот, о котором Кин не задумывался целых восемнадцать лет. Просто сказать правду.

Прежде чем он успел что-то произнести, заговорила Миранда:

– Чтоб ты знал, мне понравилось.

Она побледнела, и ее лицо, обычно светло-коричневое, стало серовато-смуглым.

– В смысле, я не знала, что ты пишешь фантастику, ведь ты отказываешься смотреть наши сериалы.

Фантастика. Миранда решила, что дневник – просто сборник рассказов вроде этого ее «Доктора Кто» или «Звездного пути», любимого Хезер. Но это не рассказы, а подробное описание самого что ни на есть реального будущего. Отчеты по заданиям, инструкции к оборудованию, своды правил. Факты, которые Кин сумел вспомнить и задокументировать в безумной спешке, пока они не стерлись из памяти. Чернила высохли лет шестнадцать назад, еще до того, как он познакомился с Хезер.

А после знакомства с ней поиск утраченных воспоминаний стал не важнее старых инструментов в ящике для всякого хлама.

По телу сверху вниз, от плеч к ногам, прокатилась волна облегчения.

– Ах вот ты о чем.

Всплыли новые варианты ответа, способы развить легенду, не углубляясь в подробности.

– Незадолго до встречи с мамой я брал уроки писательского мастерства. Даже не знаю, можно ли назвать эти обрывки прозой. У меня не особо получалось. Я даже маме об этом не рассказывал.

– Но подробности… Они такие красочные! Как будто ты был там и видел все собственными глазами.

На растерянной мордашке Миранды вдруг появилась широкая ухмылка.

– Обалдеть просто! Бюро темпоральной деформации. Ботинки с раздвижными подошвами, чтобы взбираться на высокие здания. Плазменные разрядники. Развитая сеть по всему миру. Невероятные научные штуки насчет того, как устроены путешествия во времени. «Сферы влияния», «краеугольные события»… Как все это вообще могло прийти в голову? Похоже на создание мира, о котором рассказывал учитель по программированию. «Сперва кодируешь что-нибудь прикольное, а затем строишь вокруг этого мир – так, чтобы он понравился другим».

Миранда прищурилась и, глянув в окно, заключила:

– Эх, пап, зря ты бросил это дело!

Тренированное сознание Кина свело варианты ответа к единственно верному: смени тему, и как можно быстрее.

– Не знаю. Давно это было. Почти ничего не помню. Сказал же, у меня не особо получалось. Как говорится, дело не заладилось, поэтому я увлекся кулинарией.

– Нет, я в том смысле, что тебе надо вернуться к писательству.

Она бросила на него взгляд не четырнадцатилетней девочки, но взрослой женщины, умудренной годами и даже десятилетиями.

– Я так обрадовалась, когда нашла твои рассказы. Подумала, ты можешь подойти к ним с другой стороны. Как к средству самовыражения. Я и правда считаю, что тебе надо снова заняться научной фантастикой.

– Кулинария гораздо лучше…

– Помогает справиться с ПТСР?

Свой вопрос Миранда подкрепила долгим твердым взглядом, после чего потупилась снова и сказала:

– Говорят, творчество способствует исцелению душевных травм.

Кин похолодел. Речь шла вовсе не о дивном вымышленном мире, где умеют путешествовать во времени. Прежние страхи, волнения насчет обмороков и головной боли… Такой способ Миранда выбрала, чтобы тревога превратилась в надежду. Кину стало жаль, что он не может обнять дочь так, как обнимал во младенчестве, когда для утешения ей хватало чистой пеленки и отцовских рук.

– А это кто сказал?

– «Гугл», – ответила Миранда, не сводя глаз с тарелки. – Я поискала.

– Вернее, поискали вы с мамой?

Кин пожал дочери плечо и добавил, понизив голос:

– Не забивай голову подобными вещами.

– Мне четырнадцать. Я знаю, как устроен мир, и вижу, что тебе становится хуже.

– Все будет хорошо.

– Переживаю за тебя, – сказала Миранда, положив ладонь ему на руку. – Эти отключки, фокусы с памятью… Такое чувство, что за последние месяцы все усилилось. Если не лечить ПТСР, возможны скверные последствия. И как нам быть, если с тобой что-то случится? Ты что, не пробовал мамину стряпню?

– Насчет нее мама тоже волнуется.

Оба рассмеялись, хотя Кин украдкой сморгнул набежавшую слезу. Он не сомневался, что Миранда сделала то же самое.

– Что такого страшного с тобой произошло? Откуда эти симптомы?

– Знаю, я редко говорю о прошлом, – признал Кин и тяжело вздохнул.

– Ты никогда о нем не говоришь. Мне всегда казалось, это из разряда «если расскажу, придется тебя убить». Но поверь, давно пора вывести из себя эту дрянь. В реальной жизни или продолжая сочинять. Или поделись с кем-то. С каким-нибудь врачом.

Ее губы дрогнули, и она с трудом произнесла:

– Или, к примеру, со мной.

Фальшивая легенда, которую Кин повторял из раза в раз, въелась в мозг настолько, что он и сам почти поверил в нее. Поддельный номер социального страхования и удостоверение личности, купленные много лет назад, наверное, были зарегистрированы как подлинные. Даже если подробности вымышлены, теперь это твердые факты. Вот и все, что имеет значение.

– Может, как-нибудь сядем за десертом и… попробуем. Только мы с тобой.

Когда она последний раз говорила так искренне? Говорила ли хоть когда-то? Быть может, он этого не замечал?

Всю свою жизнь, начиная с тех пор как Кин остался в тысяча девятьсот девяносто шестом году, он только и делал, что защищался от прошлого. Но здесь, в моменте, рядом с Мирандой он дал волю чувствам – непривычным, едва ли не противоестественным способом.

И это было здорово.

Кин посмотрел дочери в глаза.

– Послушай, милая. Я дал слово маме. Пообещаю и тебе. Все это прекратится. Головокружения, обмороки и так далее. Знаю, мне стало хуже. И еще я знаю – поверь, знаю!.. – Он помолчал, воскресив в сознании образ маячка, погребенного в контейнере для мусора. – …по большей части знаю, откуда все это взялось.

Он не стал говорить, что понятия не имеет, почему некоторые воспоминания не вызывают головной боли, в то время как другие терзают его, почему временами боль сильнее, а иной раз вполне терпимая, почему иногда его тошнит, а порой голова буквально раскалывается на части. Это не имело значения. В конце концов, все это лишь препятствия между ним и по-настоящему важным в жизни.

– Ты что, путешествовал во времени и ловил злодеев? – хихикнула Миранда.

– Ага, именно так, – усмехнулся Кин. – В прошлом я работал в Бюро темпоральной деформации.

Хотя фраза прозвучала беззаботно, по позвоночнику скользнула искра, – как молния, вверх и вниз, – и сразу же едва ощутимо заболела голова.

Кин поклялся себе, что сегодня последний раз говорит или хотя бы вспоминает о БТД.

– Это осталось в прошлом. Навсегда.

Ему предстояло сосредоточиться на более важном.

– А теперь дашь слово? – спросил он.

– Какое?

– Не рассказывать о дневнике. Никому. Особенно маме. Мне и без того неловко. Она даже не знает, что я брал уроки писательского мастерства.

Кин выставил ладонь, и Миранда хлопнула по ней – так же, как в детстве, когда училась азам футбола.

– По рукам!

Она поднялась, взяла тарелку, но на полпути к раковине замерла, разинув рот. Вытянув шею, девочка выглянула в окно.

– Пап?..

Мягкость в ее голосе сменилась истерической ноткой.

– На заднем дворе кто-то есть!

Кин подошел к дочери и уставился в оконное стекло. Из-за сумерек видимость ухудшилась, но Миранда была права: в полутьме вырисовывался человеческий силуэт. Мигом вспыхнули забытые инстинкты Кина – обозначить и выследить цель. Теперь их питала острая потребность защитить семью.

Человек стоял у ограды. За секунду Кин понял, что видит уже знакомую фигуру загадочного курьера.