Нам хватит сил

Чтоб не сидеть на месте ровно, -

Нам всем так, улыбнувшись, скажут. -

Тебе необходимо быть голодным.

И стать фундаментом многоэтажек.

Мол, поживем – увидим.

Время все покажет.

Не доживем. Простите.

Мы рождены, чтоб сдохнуть дважды.

А то еще и больше.

Внутри себя.

Внутри других.

Нам хватит сил с собою не покончить.

На что еще нам хватит сил?

Я не просил у этой жизни больше.

Отсюда просто бы навек свалил.

Но там, где я сейчас, под толщей,

Есть только ненависть к тому,

Что я здесь был.

Ватерлиния

Ты можешь взять мою руку и подойти чуть ближе.

Посмотреть что будет, только не перевернись за борт.

Ватерлинию видишь? Мой космос умрет где-то ниже.

С судна я выпал, не хочется больше вести этот торг.

«Помоги себе сам». – Наскреби на двери каюты.

Разлей виски по полу и пафосно чиркни спичкой.

Все равно это море, в морях вечно топят шхуны.

Море боли не помнит, ему наплевать, привычно.

А на палубе снова бал, бесконечно шумно.

Когда корабль тонет, оркестр продолжит играть.

И сколько бы раз ты здесь ни остался безумным,

Ты все равно не найдешь ничего, за что умирать.

Затуши

Сна снова ни в одном глазу.

Но я ведь знаю, что когда-нибудь усну

И не проснусь.

И не останусь в крохотном кармашке ни одной души.

Поэтому расслабься, выдохни и свечки затуши.

Весь мир был соткан из молекул лжи.

Я в ниточках и гранях растерялся.

И знаешь, к черту всю вашу реальность,

Хоть слово лишнее по простоте скажи,

Потом ходи, о сплетни спотыкаясь.

Поэтому завязывай спектакль.

Все было здорово, но было как-то скучно.

Пора расстегивать внутри себя наручник,

Я бросил сцену, чтоб не съела театральность,

Чтоб просто не дожрала показушность.

Уйду за тобой

Город

Духотой поцелует, на легких оставив ожоги.

Я

Переварен в толпе, мы не встретимся больше с тобой.

Ты,

В горизонт уходя, будешь чувствовать что-то по новой.

Здесь

Даже Солнце останется вечно холодной звездой.

Там

Далеко-далеко на полях остывают туманы.

Где

После туч грозовых непременно согреет рассвет.

Я

Никогда не бывал, но хотел побывать постоянно.

Но

Здесь остался замерзнуть на долгие тысячи лет.

День

Принесет новый сон, протекающий болью по венам.

Нет,

Мне сказали о том, что во снах ты не чувствуешь боль.

И,

Закрывая глаза, я уйду постепенно.

Да,

Наконец-то отсюда уйду за тобой.

Могила светлячков

Выдохни тише.

Мы все это время дышали громко.

Твое сердце застыло в холодной корке.

Мое сгнило в банке на полке морга.

И их крики уже никогда не услышат.

И за сталью, такой некрасивою,

За армированною решеткой,

Беззащитно лежит целый мир.

Такой хрупкий, как бы никто не разбил.

В тусклом свете ламп керосиновых

Мы помянем сгоревшие пробки.

Спасибо конечно, что каждый здесь

Просто по-своему жил.

По-своему просто страдал.

По-своему просто и умер.

И все мы по-своему просто немного фальшивые.

Глупые, кто бы чего ни сказал.

Ведомые тайной душевной наживою.

Влюбленные в ночь и городской вокзал.

Я однажды в себе признал,

Что мы здесь беззащитно лишние.

Причем абсолютно все.

Как, собственно, род человеческий,

Распятые на кресте.

Просто мертвые боги из сказок и мифов греческих.

Себе и друг другу мерзкие.

Ни с кем.

Никогда.

И нигде.

Неважно, с какого раза,

Плывущие в пустоте,

Поющие в темноте.

Без особой причины веской

Ослепленные жизнью.

Максимально. На оба глаза.

Просто помни о чем-то важном.

О действительно важном дне.

Пускай все так уродливо сказано,

Мои мысли в оковах слов.

В кандалах и цепях

Без следа затерялись рассказы

О могиле моих светлячков.

Говорят

Говорят,

Если ты еще пишешь -

Значит день твой был прожит не зря.

Говорят,

Если ты еще дышишь -

Значит носит еще земля.

Говорят,

Если ты еще лишний -

Значит просто еще не менял.

Говорят,

Если ты скребешь днище -

Значит ты что-то там потерял.

Говорят.

Но ты их не слушай.

Они только при встрече друзья.

Они ночью придут и придушат.

Твои мысли придушат тебя.

Графоман

Давай потеряемся.

Ладно.

Просто согласен.

Мы и так каждый день растворяемся.

Каждый день просыпаем праздник.

Давай уже.

Хватит пытаться.

Я пробовал тысячи раз.

Тысячи раз задыхался.

Тысячи раз увяз.

Давай не начнем сначала.

Все равно мы не знаем конца.

Времени – нет, а не мало.

Его было здесь навалом.

Но ты просто отдашь его налом

За последний билет на плацкарт.

Возьмите улыбку на чай.

Простите, отдать больше нечего.

Давайте раздам себя?

Не скучай.

Я засну на рассвете,

Не вечером.

Прости.

Я всего лишь больной графоман.

Что с меня взять?

Давай напишу на бумаге

О том, как каждый прекрасно страдал.

О том, как мы всем наврали.

Лбом прижимаюсь к стеклу.

Автобус стал просто метафорой.

Стал просто примером.

Усну.

Кажется, снова наврал.

Мне уснуть не позволят нервы.

Рецидив

Черным по белому.

Белым по черному.

Хотелось бы взять в руки ластик.

По контурам, криво начерканным,

Свести все на нет.

Закрасить.

Стереть бы кусками.

На терке.

Руками все переписать.

Будто жизнь – это чертов пробник

В бутике на дешевой полке.

Упадет, разобьется -

Шваброй с пола слизать.

Вырезать все, будто опухоль.

После этого ждет рецидив.

Ты рисуешь новые контуры

Поверх графитовой грязи,

Как псих.

Поверх этого однообразия.

Частями, кусками себя.

Хоть что-то в себе сохранив,

Хоть что-нибудь смазанное,

Хоть что-нибудь от тебя.

Забудь.

Стереть бы все и забыть.

Себя из того, что было.

Кремировать себя,

Распылить.

Утонуть,

Чтобы просто смыло.

Но это не пробник,

Грустно.

Часть истории,

Части всеобщей глупости.

Ты еще не покойник.

Всем порой стыдно, пусто.

Рисуй поверху новые области.

Блендер

На небе гаснут звезды.

Серьезно.

Нет выхода и нет ответа.

Мне Млечный путь напоминает простынь,

В которую я заверну скелет этой планеты.

Засунь души моей останки в блендер.

Со льдом и кровью.

С чувствами и бредом.

И как-нибудь плотнее скомкай,

Чтоб влезло все, накрылось пластиком без цвета.

Залей в меня и будь, что будет.

Чтобы во мне хотя бы что-то было.

Я думал, что нас всех когда-нибудь разбудит.

Но я ошибся,

Никого не разбудило.

Мы прокляли здесь все,

Убили всех.

Себя убили, хватит оправданий.

Мы все мечтали видеть в конце свет,

Взирая воспаленными глазами.

Но почему-то всех нас здесь завалит.

Так вышло, просто так случилось.

Мы дети городских развалин.

И чтобы с нами здесь не приключилось,

Нас с грунтом всех сравняет и раздавит.

И звезды гаснут.

Ничего не изменилось.

Сакура

Останься с моими мыслями.

Я смотрю из глубин мрачной комнаты,

В привычке переосмысливать.

Разговаривать лучше шепотом.

Помолись, чтобы нас не услышали.

Кому хочешь – ангелы умерли.

Чувствуй сердцем всем это затишье,

Пока здесь не настали сумерки.

Прижимайся спиной ближе к дереву.

К сухой недорубленной сакуре.

Наблюдай как все эти демоны

Изнутри все кромсают лапами.

Не бойся, я точно справлюсь.

Только не урони слова.

Все, что здесь от меня осталось,

Спали, как сухие дрова.

И пускай догорит синим пламенем.

Я здесь жил лишь один раз.

Уходи, прикрывая ставни.

Я не знаю, где я сейчас.

В никуда

Отмотай назад. Туда, где нет ничего важного,

Где я еще не сгорел заживо,

И где все еще не настолько изгажено.

Раздели со мной ненависть.

В одного это слишком токсично.

Меня разъест самая мерзкая жидкость.

В одного это слишком привычно.

Убери свои руки, себя убери, не лезь.

Мы все мертвые, и нас здесь довольно много.

Незримые орды сумасшедших клоунов,

Потерявших себя на дороге.

В никуда.

Грузовик довезет уже трупами.

Как знакомый сюжет под чернобыльским небом.

Мы все были глупыми. И все мы знали об этом.

Без следа.

Даже без имени.

Просто похорони меня.

И может, тогда я обрету покой.

Если уже не с тобой,

То уже навсегда.

Никто не поможет

Нам никто не поможет, мы сами забили,

Забили в себя как в распятие гвозди.

Никто не поможет, сердца расчленили

В терновых цепях своей клетки вопросов.

Мы шли, задыхались, бежали и гнили,

Сбивали ногами росу под ногами.

Перхаясь, харкаясь, мы боль в себя лили,

Умывшись кровавого неба слезами.

Ни слову, ни взгляду, ни жесту не верю.

И верить здесь не во что, верить не стоит.

Награди эту жизнь и подбрось в нее цели

Как в кострище последних нервозных колик.

Как голодные звери нас рвут на части

Орды мыслей, никто, помни, не поможет.

Спим в обнимку с изуродованным трупом счастья,

Истерично забивая в его глотку ножик.

И мы ждем, и мы ждем, и мы ждем надежду,

Раз за разом отдирая от душонки кожу.

Только никогда не вернуться прежним,

Просто помни, никто уже не поможет.

И мы, стиснув зубы, продолжаем дальше

Заливать аммиак в себя, чтоб проснуться.

Распирает от судорог, душит кашель.

Ни себя, ни других лишь бы не коснуться.

Бросив на этот конвейер фальши

Пустой взгляд и ничуть не полнее души.

Так и так здесь ни что ни чего не значит,

Так и так здесь решает несчастный случай.

Мы все смотрим, смеемся, и нам не грустно.

Нам родней здесь, уже ничего не надо.

Даже Данте, наверное, здесь свихнулся

От комедии в местном мотеле ада.

Скотобойня

Гуляем с тобою по живодерне,

Как куски равнодушного неба.

Артхаусная скотобойня.

Руку мне дай, не советы.

Безрассудно невинны, но грязные.

Кровью хлещет в нас с разных сторон.

Нестерильностью, гноем, заразою.

По дорожке до похорон.

Взращены на моральный убой,

Рождены, чтоб не жить, но помнить.

Кем умрем этой ночью с тобой,

Чтобы слышать, как завтра стонет?

Сожженные заживо смотрим вверх.

На кровавой заре солнце просто сдохло.

Среди туш остается холодный смех.

От него в головах своих просто глохнем.

Подними мне веки, я стану богом

В своей жалкой и крохотной преисподней.

Воздух был затуманен смогом,

Чтобы сажей стекать по твоей ладони.

Бесконечный и душный продажный гомон.

Их улыбки на скучных и серых лицах.

На моих губах только дрянь и копать.

До сих пор не хочу здесь ни с чем мириться.