Давай нарисуем все черно-белой гравюрой.

Среди ручек мелькнет единственный карандаш.

Такой странный, цветной и не с пластиковой натурой.

Но я-то знаю, что ты мне его не отдашь.

Он вопьется мне в горло, чтоб я захлебнулся цветом.

Улыбнусь, как дурак, пеленой мне закроет глаза.

Радугой прыснет все то, что текло по венам,

И я тепло обниму холодный и мокрый асфальт.

Лучше петли чинить, чем просто ломиться в петли.

Я всю жизнь пытаюсь как-то по нитке собрать.

Первосортная дрянь во второсортном цвете.

Черно-белая грязь на листе, большего мне не отдать.

Знаешь, я снова рисую, рисую двери.

И знаю, что это обман, а не нужный выход.

Но даже сквозь сны, я все еще искренне верю,

Что не сдамся, ведь здесь так и так – все пытка.

Нет предела

Вспомни, пожалуйста, черный песок прибрежий.

Длань ледяной воды меня приберет к себе.

Омой мои раны, я не хочу быть прежним.

Или все же хочу, но просто не здесь, а где?

Мы упали со скал, так и не раскрыв глаза,

И я в шаге последнем увидел искусство.

Наблюдай как угаснет последний квазар,

Потому что и так почему-то пусто.

Посмотри на закат и принеси хлороформ.

Потому что сознание больше не может уснуть.

Потому что устал в сотый раз выходить на балкон,

Чтоб пытаться увидеть на небе какую-то суть.

Сколько мы сможем держаться, пока не утонем?

Я просто устал, понимаешь, у днища ведь нет предела.

Посмотри мне в глаза, и скажи мне, пожалуйста, кто я.

И что еще я могу в этой жизни сделать.

Набирать обороты

Дай привести свои мысли хотя бы в какой-то порядок.

У меня в голове постоянно ломается все.

У меня на руках остается лишь рвань из тетрадок.

И я так до сих пор все в единую кучу не смел.

Скомканный день, вскрыты его капилляры.

Раздроблены кости его, и смазан его исход.

И я ненавижу его, ненавижу так рьяно,

Как ненавидеть сильнее бы просто не смог.

Отгороди, если можешь, отгороди от шума.

Я им изолирован, нечем мне здесь дышать.

Скорее сойду с ума, но я так до сих пор не придумал,

И еще не нашел лучший способ отсюда сбежать.

Нам не набрать обороты, если все будет гладко.

И нам не набрать обороты вне этих стен.

Нам походу вообще набирать обороты не надо,

Кому-то ведь хочется нас не увидеть ни кем.

Бэд-трип

В зеркало смотри.

Там эмоциональный калека

И рациональный коллектор

Экзистенциального бреда.

Выступи на бис.

Ну не прекрасно ли это?

Только не поперхнись

Мыслями – вредно.

Информационная чума

Двадцать первого века

Тебе на то и дана,

Чтобы ты думал об этом,

Пока ты катишься вниз.

Ты наверху-то и не был.

Так что с вещами на выход,

Ведь здесь нет счастья на выбор,

А лишь бэд-трип и блэклист.

Держи мою руку

Родная, руку держи мне,

Чтобы не смог застрелиться.

Ведь каждый по-своему в чем-то убийца

Или по-своему самоубийца.

Скажи мне так честно,

Как честно мне скажут пули.

Зачем мы все лезем в этот бездонный улей?

Где лишь жалят.

И мне ничего не жалко.

И я ничего не нашел, кроме шума.

Я тебе расскажу,

Но прошу, не оставь меня полчищу

Тварей и гулей.

И сентябрь по новой горит,

Вместе со мной оставляя угли.

И я может живой, и я может убит,

По линейной прямой до безумия.

Прости, не меняю постели.

Потому засыпаю в холодной.

Черной ручкой рисую на стенах,

Но потом на руках, ведь обои не помнят.

Сколько нам нужно таблеток,

Покуда все не обезболит?

Безвозвратно все грезил бредом,

Но он ничего и не стоит.

Просто держи мою руку.

Ведь я утону в этой грязной осени.

Сдохну, шатаясь по кругу,

Захлебнувшись печальной прозою.

Дай создать

Дай мне создать себя заново.

Горло драное, раны рваные.

По ту сторону – за экранами,

Я был вспорот осколками раннего.

Просто верь, и мы все устаканим.

Я прожег потолок своим взглядом.

Это гроб мой, моя камера,

Мысли ломятся больным стадом.

Как кусок замороженной плоти.

Я всего лишь пустой кусок мяса.

Разморозьте, опять заморозьте.

Моя жизнь – криогенная сказка.

К черту пафосность, дай возможности.

Просто скажи мне, что все не зря.

Даже если зря – к черту сложности.

Мне и хватит того, что взойдет заря.

Лишь бы был рассвет. Даже без света.

Даже под всполохи взрыва бомб.

Даже с концом бесконечного неба.

Забери меня в самый счастливый сон.

Забери и оставь. Не пускай за стены.

Они вроде родные, должны помочь.

И они помогут – станут склепом,

Когда твой район пожирает ночь.

Просто дай создать. В темноте и мраке.

На пустой карман. На пустую жизнь.

Возьми мой рукав, пусть он весь запятнан.

Я цеплялся им, когда падал вниз.

Мертвым грузом

Не звони.

Остаюсь здесь лежать мертвым грузом,

С головою укрывшись от внешних бед.

Да, прости, я опять засыпаю грустным

И надеюсь проснуться только уже в обед.

Не кори.

Я просто прожег свое время.

Просто выпей за нас, а я здесь остаюсь лежать.

Я уже исходил достаточно заведений,

Исходил и устал, там незачем больше бывать.

Просто спрячь меня.

От внешних невзгод и мыслей.

Я просто хотел бы остаться с тобой в тишине.

И не хотел бы закончить все самоубийством.

Я просто устал слушать весь этот шум извне.

Бессчетные метры, бессчетные мили и лиги.

Я бесцельно шатался, не зная куда иду.

Загляни себе внутрь, мы звезды в себе убили.

И они не воскреснут, с нами восстав к утру.

Гроза

Грозовые тучи ложатся над брошенным городом,

Меня ночью укутает пепельный свет фонарей.

И капли дождя упадут на неясную голову,

Растекаясь прозрением между бетонных теней.

Поверь мне так чисто, как может поверить ребенок,

И быть может, однажды я тоже поверить смогу.

Что я был здесь живым, живым, среди этих пробок,

И что я не напрасно бесследно здесь просто умру.

Меня дома дождется с утра остывающий чайник,

Но кажется мне, что мы даже вещам не нужны.

Эти толпы людей, в них я видел людей изначально,

Но потом, обернувшись, увидел лишь грустные сны.

Девочка выйдет с цветами на мертвую площадь,

Не продаст ничего, но они так и так завянут.

В переходах подземки я проходил на ощупь,

Переходы подземки ладоней помнить не станут.

Скажи мне, пожалуйста, где мы теряем сердце?

Я все шел по осколкам, пытаясь его найти.

Мне пришлось дышать, потому что здесь некуда деться,

Но забыл, что мы там, где кончаются все пути.

Знаешь, я не писал в блокнотах.

Потому что все это так сильно мозолит глаза.

И знаешь, меня все же разъел мой город,

На который ночами надвинется сверху гроза.

По небесной хорде

Белые лилии памятью тлеют на снежном насте.

Легион возвратится в родные промерзшие земли.

Между всполохов битв пламя жизни в глазах угаснет,

И нас нежно окутает холодом лютой метели.

Моя кровь окропила бы всю чистоту этих фьордов,

Я сердце отдал бы за то, чтоб принять эту стужу.

И меж полей брани, как по небесной хорде,

Мы долго скитались, устав не слагать оружий.

Не помни, родная, не пой нам печальной саги.

Я что-то пытался увидеть в этих краях,

Но я даже не знаю, где наши тела закопали.

Небо дышит туманом на вересковых полях.

Где-то там потерялась любовь на холодных скалах.

Только сердце остынет где-нибудь точно не там.

И сколько бы саг ты земле о нас ни рассказала,

Все равно здесь колосья отхлещут по нашим щитам.

Под тягостным трупом мечты

Забей, здесь вся наша кровь разлилась акварелью.

Слилась в никуда, став участью сточных канав.

Пищевая цепочка, а мы в ней голодные звенья.

Я сросся со стенами клетки, все растеряв.

Отхаркнута с легких, стекает венозная щелочь.

И с рук все не смоешь, их до конца опустив.

Эхом дождей крик утопших попросит помощь,

И мы потеряем друг друга, в туманы себя отпустив.

Скажи, увидим ли мы за забором бездонное море?

Мое тело распятым лежит на кресте баррикад.

В бесконечной войне, бесконечной войне с собою

Я погибшим остался, в числе этих многих ребят.

Я знал имена их, и знал, что у нас мало шансов.

Когда нет ничего, у себя оставался лишь ты.

Ничего нас не ждет, мы за это хотели драться.

И поднимемся ль снова под тягостным трупом мечты?

Принтер

Зачем ты тенью тянешь руки из прошлого

Скверной этой шутки, я не улыбаюсь нарочно.

Мне холодно и жутко, но я шагаю дорожкой

Кривой до конечной неизвестной маршрутки.

Поставив жизнь на автономный режим,

И абонент уже давно не абонент.

Ты хоть по сотне полок все порядком разложи,

В библиотеке этой моей книги нет.

И никогда и не было.

Все только чтобы просто доиграть.

Ты можешь гвоздем в гроб себе забить победы,

Ведь только свою смерть ты и умеешь создавать.

Так что плевать, мне незачем уже кричать из преисподней.

Ведь я здесь знаю сотню старых добрых лиц,

Как принтер знает сотню старых копий,

Которые в артерию впились.

Без меня

Под вечер разбудит порывистый северный ветер.

Мы дети, что переиграли больными на улице,

Растворившись ночною тенью, и наш свет незаметен.

Наше небо бездонно, тротила хранит килотонны

И бесконечно хмурится.

Оно нас до сих пор не простило.

И грузом Атланта снова нам давит на плечи,

Когда здесь ничего не вечно.

Рассмотри в полусонных глазах,

Все то, что они отразят – было ли это красивым?

Я себя разменял на участь в печальных снах.

Луна – ты небесная стерва.

Я отдам тебе последние силы,

Все то, что я пороком клеймил в листах.

Но тебе все равно, ведь ты ничего не просила.

Ты уронишь мне в душу слова, чтобы я опознал

Этот труп – часть меня. Потому-то они и не живы.

Не жги мне глаза рассветом пустого дня.

Я отдал тебе свое время, безбожно его растранжирил.

Утром снова отчалит паром, но опять без меня.

Пусти

Пускай

За невинной улыбкой будет на хрип изрываться тоска.

Давай

Я ослаблю ошейник, и черти меня разорвут по кускам.

Смотри –

Это чудо, клянусь, бессчетное чудо света.

Прости,

Мы все корм, нас не жалко, и я всегда помнил об этом.

Я знал,

Мы сложим ладони в нашей порочной молитве.

Назад

Не хочу возвращаться, гуляя по лезвию бритвы.

Скажи,

Я так долго бежал, чтоб потом обессиленно пасть?

Во лжи

Все сгорало под нами, даже уже не дымясь.

Прости,

Нас сожрали, себя соберу из того, что осталось.

Пусти

Меня к выходу, может там жизнь потерялась.

Холод ливней

Давай ты мысленно мне выстрелишь в висок,

Ведь я не знал, что жил на самом деле.

И этот лайнер увезет с остатком все,

Что оставалось ценным в моем теле.

Унылая дуга нейронных волн,

Такая тусклая в сравнении с цветом радуг,

Оставит на асфальте мрачный тон,

Такой неяркий. Может, так и надо.

И чудеса в коробках от таблеток

Боготворить в коробках из бетона

Достанется всем нам, и мы об этом

Забыть желая, не пророним слова.

Как от картонки оторву кусок надежды

В этом пропащем, странном, душном мире.

Он обязательно размокнет даже прежде,

Чем с этой осенью вернется холод ливней.