«Как только ты видишь красивую женщину, то незамедлительно тупеешь»

Время от времени Каролина подходила к окну и смотрела на равнинные поля их имения, которые через четыре мили открывались в скалистом побережье Средиземного моря. Несмотря на то, что промчался еще целый месяц, все же ей не давали покоя услышанные на свадьбе Изольды обрывки фраз из беседы двух мужчин. И пусть у герцога давно существовало убеждение, что женщины всегда что-то путают, а в политике так и подавно, все же Каролина интуитивно предчувствовала, что беспокоится не напрасно: ее не покидало ощущение, что этот разговор коим-то образом касался Генуи.

Однако все эти предположения беспомощно таяли перед возникающим образом синьора, вызвавшего тогда в ней бурю эмоций и страха. Его силуэт в ее сознании оставался тенью, скрытой ночным мраком, но ей казалось, что она чувствует его присутствие сквозь неведомые ее сердцу ощущения трепета и восторга. И что удивляло: когда она окуналась в эти чувства, по девичьему телу проходила непонятная и не поддающаяся объяснениям дрожь. Но эти ощущения в ее воспоминаниях, сочетавших в себе сладкое наитие страха, интриги и восхищения, заставляли сердце трепетать от непонятного волнения.

Так она проводила у окна немало времени – выходить на улицу ей запрещалось, пока она испытывала на себе очередное наказание строгого отца за неповиновение его воле. Порой ее мучащееся в заточении сердце одолевало желание сбежать из дома хотя бы на час, чтобы прогуляться по берегу моря. Но сейчас она невероятно боялась испытать на себе гнев отца, – того и гляди, он отправит ее в монастырь на исправление. Об этом говорила матушка: следующая выходка будет дорого стоить синьорине. К тому же совсем скоро состоится бал-маскарад в Милане, который взял на себя смелость организовать синьор Брандини. Раут проводился с благотворительной целью, а вырученные деньги планировалось пожертвовать святой Матери-Церкви и отправить Папе Римскому в Ватикан на распределение между храмами и монастырями.

Все чаще она стала замечать, что не только скука удручает ее в стенах палаццо. Она так давно не виделась с Маттео! И при дворе отца он стал реже появляться, хотя раньше он сопровождал свою маменьку, когда она носила герцогской прислуге свежие молочные продукты. Теперь они оба пропали из виду. Как бы отец не запретил им появляться в своих владениях.

И все же старания Каролины быть покладистой дочерью оказывались тщетными: как только герцог покидал свои владения, отправляясь в город по своим делам, Каролина чувствовала, что у нее вырастают крылья. Этим моментом она не могла не воспользоваться в те прекрасные часы, когда матушка отдыхала в своих покоях, а Палома занималась домашними делами.

Прислушавшись к атмосфере, наполнявшей палаццо, Каролина насладилась поразительной тишиной. Это окончательно искусило ее воспарившую душу, и она тихонько, словно мышка, выскользнула в двери через вход для прислуги, направившись в лес.

Маттео был ее первым другом, которому она с детства доверяла. В нем присутствовали порядочность, честность, стремление к справедливости, и она, Каролина, это безоговорочно одобряла. Она не помнит такого момента, чтобы Маттео подводил ее: даже тогда, когда герцог намеревался его наказать за всякого рода общение с синьориной Каролиной, он продолжал испытывать его гнев на себе, убеждая, что молва, дошедшая до ушей Лоренцо, – беспочвенные слухи.

Разумеется, Маттео не испытывал желания делиться с Каролиной всеми своими мужскими секретами, но во многие вещи он ее все же посвящал. Что там говорить, – Маттео и Каролина все отрочество провели вместе. Будучи еще мальчишкой, он неплохо владел мечом и метко стрелял. Некоторым ловким трюкам он сумел научить и Каролину, которая мальчишечьи игры находила куда более интересными, чем скучные куклы и долгие часы обучения псалмам и каноническим законам, на которые у нее ушла половина детства.

А сколько раз Маттео приходилось вытягивать Каролину из передряг! Разумеется, было это достаточно давно, но тем не менее. Она умудрялась даже подраться с крестьянскими девчонками!

Порой его злила эта плутовка своим несносным нравом, но гораздо больше он восхищался ее девичьей отвагой и смелым решениям вступить вместе в любое «дело». И уверенность в преданности – это самое главное, что ценил в ней Маттео. Сейчас, повзрослев, он понимал, что его чувства к Каролине уже совсем не те, что были ранее, – она его привлекала как девушка, расцветающая своей красотой на его глазах. Однако сказать об этом он не мог решиться, намереваясь затянуть этот момент до более благоприятных времен.

Что касается отношения крестьянской семьи Маттео к знатным вельможам таким, как герцог да Верона, то во времена независимости Генуи от внешнего вмешательства формально крестьяне могли быть свободными от пополанов. Однако правительство и тут ожесточило требования: для того чтобы выжить, прокормить семью и заплатить немыслимые налоги, крестьяне вынуждены арендовать земли у аристократов. Кроме земли под аренду попадали также орудия труда, рабочий скот и семена. В соответствии с договором аренды крестьянин не мог покинуть земли до истечения оговоренного срока. Если же он уходил, то его возвращали и подвергали принудительному штрафу, по которому работа на синьоров могла продолжаться годами. Того, что оставалось у семьи крестьянина после оплаты аренды и налогов, едва хватало, чтобы прокормить семью до весны. Поэтому кабальная зависимость от аристократов порождала ненависть у низших слоев, воинственно настраивавшихся на освобождение от оков дворянской власти.

Именно по этим причинам агрессия и ненависть крестьян стала зарождать очаги негодования, которые за границей Генуи уже давно переросли в восстание. А сам Маттео решительно занимался организацией мятежа против герцога да Верона. Объяснять что-либо Каролине он не собирался. Равно как и не собирался обижать ее. В тщательно продуманный план входили иные намерения, не описанные в делах повстанцев. Это был личный замысел самого Маттео.

Адриано и Паоло осадили лошадей, желая продолжить путь мелким шагом. Пение птиц завораживало и позволяло отдохнуть от утомительной долгой поездки верхом. В начале лета лес переливался какой-то зелено-бирюзовой радугой, позволяя глазам отдохнуть от пыли, бьющей всю дорогу в глаза.

Молчаливый генуэзец, сопровождающий их, ехал верхом вдалеке от венецианцев, время от времени останавливаясь и ожидая нерасторопных знатных персон. Но ему пришлось набраться терпения, поскольку Маттео велел довести их до места встречи.

– Объясни мне, Адриано, – мучивший Паоло всю дорогу вопрос наконец вырвался из его уст, – зачем мы направляемся к генуэзским крестьянам? Нас могут взять под стражу: здесь, того и гляди, намереваются снести голову очередному венецианцу.

– А где ты видел венецианцев, Паоло? – с иронией в голосе произнес Адриано. Мы – заблудившиеся торговцы из Модены. Направляемся в город для договора о закупке сукна. Никто ведь не знает о том, что мы идем на встречу с крестьянами, замышляющими мятеж. С восточной стороны нас не заметят. Лес, который находится впереди нас, граничит с землями Флоренции, поэтому часть его даже не относится к Генуе. Наша же встреча состоится в непроходимой глубинке этих мест.

– Я так понимаю, что синьор Брандини именно здесь намеревался снабдить повстанческие войска оружием?

– Именно! Он ведь и говорил о том, что земли да Верона его беспокоят в первую очередь. Причем он замышлял еще и обмануть крестьян: сам понимаешь, после того, как, по замыслам, Милан подчинит себе Геную, а крестьяне окажутся в той же ситуации, что и были, только под более сильным гнетом, чем сейчас.

– А мы – особо честные персоны, – с ухмылкой произнес Паоло, – и сейчас обводим вокруг пальца миланцев.

– А что ты прикажешь делать? Узнать правду от миланцев едва ли удастся, поэтому постараемся раздобыть сведения здесь, на территории запланированных действий. Нам необходимо раскрыть замысел крестьян, и сравнить этот план с тем, что будет предоставлен Брандини. Только так можно проверить степень моего доверия, которым я смогу наградить миланцев. Если они хотят, чтобы я стал их союзником, им придется смириться с моей жаждой знать правду. А разве миланцы сами расскажут о том, что затеяли на самом деле?

Паоло усмехнулся и посмотрел на друга.

– Как тебе удается так изворотливо впутываться в подобные международные интриги?

– Мой принцип – любыми средствами научиться мыслить так, как делают это мои союзники и враги. Причем для этого я готов даже есть то, что едят они. И только тогда я смогу сделать какие-то выводы.

– Потрясающий принцип, – рассмеялся Паоло. – Но признайся, что он не всегда реален к исполнению. Вот к примеру… как тебе молва в лагуне, что Венеция планирует нападение на Милан?

– Право слово, мне не хотелось бы этого. Но вполне вероятно, что при неудаче в намерениях мирно сотрудничать война между державами может и вспыхнуть. Конфликты и распри – частое явление между нами, – ответил Адриано. – Однако мне крайне не хотелось бы такого печального исхода событий.

Разговор синьоров звучал полушепотом, который расслышать было бы нелегко, даже приблизившись к мужчинам. Поэтому сопровождающий их мальчишка даже не старался вслушиваться в разговор синьоров.

– Хорошо-то как! – навеявшая свежесть здешних мест так и манила Паоло глубоко вдохнуть.

– Сильно не увлекайся генуэзским воздухом, дружище! – иронично произнес Адриано. – Рискуешь быть отравленным.

– И все-таки идея с сухопутным путешествием довольно разумна, – так больше шансов остаться незамеченными.

– Да кто нас здесь узнает? – Адриано скривился от мысли, что сейчас ему пришлось облачиться в одежду торговцев. Причем крайне небогатых торговцев.

Наконец сопровождающий всадник приостановился и обернулся лицом к гостям. Юноша указал венецианцам вглубь леса и сказал:

– Где-то через пятьдесят шагов лес расступится в небольшую поляну, вас там ждут, – он тут же повернул своего жеребца и отправился восвояси.

Привязав упряжь своих лошадей к дереву, они бросили взгляд на Маттео, сидящего под огромным кустарником на опушке. Он сидел к ним в профиль, и Адриано внимательно сощурился, чтобы рассмотреть крестьянина. Молоденький юноша с задумчивым мечтательным взглядом, направленным куда-то в небо, участвовал в организации мятежа.

– Он – совсем мальчишка, – Адриано недовольно сдвинул брови. – Не нравится мне это.

– Да, юнец. Однако, о выводах судить рано. Нужно побеседовать с ним, – с оптимизмом в голосе произнес Паоло. – Кто знает, какая на самом деле сила скрывается в этом парне… Но пойдем. Сдается мне, он нас еще не заметил.

Маттео и впрямь не заметил долгожданных гостей, рассматривая расстеленный на траве план сражений, старательно расчерченный собственной рукой. Когда они подошли ближе, Адриано все же настигло разочарование: неопытность юноши казалась очевидной. Торчащий из-за пазухи кинжал заставил сенатора скептически скривиться: разве так бездумно светят оружием?

Но все же в Маттео отмечалось и нечто не по возрасту мужественное – то ли бесстрашный блеск в глазах, то ли его довольно крепкая мускулатура, но парень не походил на мальчугана. В его кулаках были сжаты бумаги, которые и интересовали венецианцев.

Маттео Гальди испуганно обернулся на шорох и, увидев двух направляющихся к нему мужей, встал. Это, несомненно, «свои».

– Ты – Маттео? – спросил Адриано, подходя к нему ближе, чтобы поздороваться.

– Да, а вы, должно быть, от миланцев?

– Именно. Нас прислали, чтобы воочию уточнить детали мятежа. Неплохо было бы определиться с боеприпасами для вас и уточнить некоторые моменты.

Безусловно, Адриано слукавил, – он от миланцев никаких рекомендаций не получал. Все, что ему было необходимо, – это выяснить все детали замысла. Он был достоверно осведомлен, что связь у миланцев с повстанцами была крайне редкой и весьма ограниченной, поскольку оказаться замеченными значило загубить все: и возможное сотрудничество, и военные действия. Адриано воспользовался тем, что знал наверняка: пока он не даст ответа Луко Брандини, миланцы ничего предпринимать не будут.

– Ты уверен в безопасности этого места для подобных переговоров?

– Да, на данный момент это самая тихая точка в округе. Сюда никто не ходит. Потому что эта сторона леса находится вдали от людей.

– Хорошо, – Адриано присел рядом с Маттео на землю. – Что у тебя там? – кивком головы он указал на сверток в руках мальчишки.

– Я хотел вас ознакомить с некоторыми моментами наших действий. Если вам угодно, разумеется.

– Угодно, – с ироничной задумчивостью в голосе произнес сенатор и принял от Маттео его чертежи.

– Сейчас кое-что подскажу, – Маттео развернул свою карту на траве. – Действие намечается на октябрь, у нас имеется еще пять полных месяцев, чтобы тщательно подготовиться. Я хочу показать вам все на карте. Вот здесь вам лучше всего будет оставить свои корабли. Наши цели – это имения да Верона, Бокаччо и… – неожиданный шорох в лесу заставил мальчишку резко поднять голову.

Венецианцы напряглись, в ожидании глядя на Маттео.

– Странно… Но сюда кто-то идет с той стороны, – произнес тревожно он, показывая рукой на запад. – Быстро прячьтесь туда, – он указал в противоположную сторону и, скомкав карту, спрятал ее под рубаху.

Паоло и Адриано бросились за огромные разросшиеся кусты можжевельника, находящиеся в шагах десяти-пятнадцати от Маттео.

Когда Гальди увидел спокойно направляющуюся к нему Каролину, то с облегчением вздохнул: на ее месте могли оказаться люди герцога. Хотя показаться в этих краях для них было бы странно – эта часть лесополосы находилась ближе всего к крестьянской деревне.

Адриано и Паоло увлеченно смотрели на синьорину сквозь ветки можжевельника.

– Ч-черт возьми, – с ироничным изумлением шепнул Адриано, но не отвел взгляд. – Потрясающе!

– Здравствуй, Маттео! – радостно окликнула синьорина и подошла к нему.

– Что ты тут делаешь? – сердито спросил он.

Каролина не ожидала от него откровенной неприязни, но только возмущенно сдвинула свои тоненькие бровки.

– Отчего ты так дерзок?

– Насколько мне известно, ты была наказана. И я уж думал, что более ты не придешь к нам, – ответил спокойно Маттео.

Его нахмуренность и отчужденность вызвали в Каролине подозрительность.

– Тебе известно, что меня не впервые наказывают, Маттео. Отец уехал из имения в город на весь день.

Маттео об этом знал: этот факт лишь содействовал спокойной беседе с венецианцами.

– Не выглядывай так, – шепнул Паоло, – иначе она нас увидит.

Адриано не терпелось: он совершенно не мог поверить в то, что видит здесь это обворожительное создание. И сейчас, без шикарных одежд, которыми она пестрила на свадьбе Брандини, облаченная в повседневное платье, с растрепанными от быстрого бега локонами и горящими озорством глазами, она казалась сенатору Фоскарини сошедшим с небес существом.

– O santa simplicitas!^[2] – восхищенно промолвил Адриано.

– Дружище, тише! – шепот Паоло заставил того обуздать вспыхнувшие чувства. – И не преувеличивай, молю тебя!

– Да как же, Паоло?! Ты не видишь ее красоту прекрасной? Дольони хотелось расхохотаться, – Адриано совсем потерял разум, сходя с ума от первой встречной девчонки.

– Быть может, прекрасной, но святая простота – это слишком…

– Вспомни ее, Паоло, – шепнул Адриано. – Это Каролина Диакометти… Ты видел ее на свадьбе Брандини.

– Ах, да! – театральная радость, изображенная на лице Паоло, заставила Адриано расплыться в улыбке. – Я мечтал о встрече с ней! И можешь себе представить – именно здесь и сейчас!

– Ну, будет тебе, Паоло, к чему ирония?