Глава 3.

Аллод стоял на краю парящего острова, на котором и находился его дворец. Глядя на тёмные территории, которые сливались с горизонтом. В его руке был меч, холодный и тяжёлый. Как память о давнем времени, когда он был не королём, а просто сыном. Три тысячи лет назад, они стояли с отцом на балконе его чертога, и тот, увидел тревогу, которая давно зрела в Аллоде. В тот день отец сказал что они отправляются править одним из его самых любимых миров. И его брат получил меч отца и светлую сторону.

“– Что тревожит тебя, сын мой? – спросил он, голос его был тих, но такой чёткий, как штиль перед бурей.

– Я тоже достоин, – ответил Аллод, не поднимая взгляда, как будто скрывая свои истинные мысли за тяжёлыми словами.

– Конечно достоин. Более чем достоин, – отец положил руку ему на плечо, успокаивая. – Но твой брат не справится с теми, к кому я тебя отправляю. У тебя стальной характер, ты сможешь вести их. Они не станут слушать слабого лидера.

– Править сложными созданиями он не может, но может хранить твой меч? – спросил Аллод, наконец подняв взгляд на отца.

– Меч не может находиться на тёмной стороне, сын. Он не будет инструментом справедливости, там он станет чистым злом. Но знаешь что, я позволю тебе взять с собой часть нашего дома. – Отец подошел к стене и один из камней послушно лёг в его руку. – Возьми Аллод, я знаю, ты найдёшь ему верное применение.”

Аллод прикрыл глаза. Сейчас он стоял на том самом камне. Он вырастил из него остров, на котором и построил свой дом. В его руках было то что не смог сберечь его брат. Оставался лишь вопрос, это он дал девчонке меч, или просто не смог обеспечить достойную защиту?

Аллод поднял глаза к небу.

– Что мне делать, отец? – прошептал он, но ответом было только молчание.

Он и не ждал ответа. Он понимал как никто, что не стоит отвлекать отца по таким мелочам. Мир на грани гибели, да. Потерянная реликвия, однозначно нет.

***

Полумрак окутывал комнату, словно мир выцвел за границей реальности. Амая дышала неровно, ещё где-то в краях сознания цепляясь за остатки сна.

Шорох. Тихий, осторожный, словно кто-то не хотел тревожить сон. Её глаза распахнулись. Резко, без переходов – как у загнанного зверя. Сердце сжалось, когда она увидела темную фигуру у стола. Едва слышный вдох, и она судорожно вжалась в холодную каменную стену.

Фигура не приближалась. Осторожно, почти бережно, поставила на каменный столик деревянный поднос. Запах тёплого хлеба и пряных трав коснулся её чувств, но не смог перебить страх.

– Кто ты? – хрипло выдохнула Амая, голос предательски дрожал.

Фигура слегка наклонила голову. В полутьме сверкнули его белые глаза.

– Шейпшер, – ответил он, сухо, едва слышно, словно ветер шевельнул пыль.

От его голоса у Амаи по коже побежали мурашки, будто сама тьма прошлась ледяными пальцами по спине.

Шейпшер.

И тут сознание будто раскололось: в памяти вспыхнули слова старого лектора, который, лениво постукивая указкой по пыльной карте миров, вещал ученикам ангельской академии:

"Шейпшеры, дети несбывшихся амбиций и проклятых ритуалов. Все они когда-то были великими магами, но, возжелав силы выше дозволенного, они потеряли душу. Без души, без якоря, шейпшер – пустая оболочка, наполненная чужими образами. Они могут принимать любую форму. Их истинный облик скрыт за сотнями масок. Не верьте им. Не говорите с ними. Избегайте контакта с этими существами. Не пытайтесь стать для них другом. Шейпшер – не живое существо. Это остаток желания жить любой ценой."

Она дрожала, чувствуя, как воспоминания обрушиваются на неё, словно ледяной дождь.

Фигура всё ещё стояла у двери, неподвижная, как тень, что жила своей собственной жизнью.

– Кто решил, что я стану есть эту стряпню мерзких демонов?! – сорвалось с её губ, как брошенная в лицо перчатка.

Не дожидаясь ответа, она одним резким движением, вскочила с кровати и смахнула поднос на пол. Глиняный горшок раскололся с глухим треском, еда рассыпалась по каменному полу, выпуская в воздух жаркий аромат свежего мяса и специй.

Тойрун даже не вздрогнул. Он лишь холодно посмотрел на неё – взглядом пустым, бесконечным, как тёмные воды без дна. Ни осуждения, ни злости, ничего. Лишь пустота.

Потом молча развернулся и вышел, оставив за собой лёгкий, почти неслышный шорох одежды.

Амая сердито плюхнулась обратно на кровать. Она уткнулась носом в подушку, решительно отворачиваясь от опьяняющего аромата еды. Но желудок – предатель – сжал её изнутри, словно в кулак. Она зарычала сквозь зубы и крепче прижалась к подушке, пытаясь унять мучительное желание обернуться и подобрать хоть кусочек мяса.

"Никогда, – упрямо подумала она. – Никогда не стану есть из рук демонов."

А подушка пахла чужим домом. Пахла местом, где она не хотела быть. Как же ей сейчас не хватало, светлой комнаты в родительском доме, аромата цветов, запаха маминых блинов. Здесь всё было чужим, ненавистным. Пропитанным запахом борьбы, которую она теперь должна была выиграть. Амая закрыла глаза, и пыталась составить план возвращения меча, убийства главного демона и желательно возвращения домой. Но мысли путались, словно кто-то огромной ложкой перемешивал их как суп в казане.

Тойрун вернулся утром. В комнате стояла тишина. Всё было так же, как он оставил: еда валялась на полу, воздух пропах холодным мясом и пряностями, запах был тяжёлым и удушливым. Он знал что светлые бывают гордыми. Но чтобы настолько?

Тойрун шагнул ближе, ожидая увидеть насмешливый или презрительный взгляд. Но она не повернулась. Не шелохнулась вовсе.

Он подошёл к кровати. И услышал. Хриплое, сбивчивое дыхание, глухое сипение в груди. Не раздумывая, он протянул руку и коснулся её лба. Кожа была горячей, обожжённой лихорадкой.

На миг его глаза вспыхнули тусклым белёсым светом. Потом он стремительно выпрямился и исчез за дверью, не произнеся ни слова.

Болезнь. После ледяной воды. После удара магией. После глупого, гордого упрямства. Он должен был действовать. Сейчас или будет поздно.

Вскоре в комнату вошли двое.

Первый – сутулый старый демон в тёмном балахоне с символами врачевания. Его лицо было скрыто глубоко натянутым капюшоном. Второй Кадир.

Лекарь молча прошёл к кровати, небрежно кивнув Тойруну, что стоял в тени. Кадир стоял сзади, скрестив руки на груди и наблюдая.

Лекарь положил ладонь на лоб Амаи. Лицо его исказилось. Он откинул одеяло и перевернул Амаю на спину. Она лишь едва слышно застонала. Несколько движений, и над телом вспыхнули тусклые руны, показывая внутреннее состояние. В слабом свете магических рун, её кожа казалась почти прозрачной как пергамент.

Лекарь мрачно выдохнул.

– Простуда, истощение, тяжёлый магический удар. Её тело не справляется… – Он покосился на Кадира. – Я не могу дать гарантию, что светлая выживет. Вероятность крайне мала.

Комната будто сжалась, воздух стал тяжелее.

– Делай всё что нужно, – раздался пронизанный угрозой голос. – И не вздумай ошибиться.

В дверном проёме появился Аллод. Он стоял там, как воскрешённый монумент – с холодной решимостью в глазах и ледяной тишиной вокруг. Он шагнул в комнату, и от его присутствия словно исчезло всё тепло.

Тойрун, стоявший у стены, чуть заметно напрягся, но ничего не сказал. Его взгляд был острым и настороженным, а в комнате в этот момент повисла такая тишина, что её можно было почувствовать.

Лекарь, едва заметив Аллода, побледнел и серая кожа демона приобрела зеленоватый оттенок. Он склонил голову и снова вернулся к Амае, сдавленно выдохнув. Ему не впервой было лечить светлых, но чтоб сам король выказывал волнение, такого не было.

Аллод не двигался, стоял в полумраке, словно сама темнота стояла за его спиной. И вот его взгляд скользнул в сторону Кадира

– Проследи чтоб было всё необходимое.

Ещё раз взглянув на едва живую Амаю, не говоря больше ни слова он вышел.

Амая совершенно не понимала где она и что происходит.

Сначала – тишина. Глухая, вязкая, давящая как саван. Потом – вспышка. Миг ослепительного света, будто проблеск над чёрной бездной. И прикосновение – холодной ткани к раскалённому лбу.

Чей-то силуэт маячит рядом, расплывчатый, будто тень прошлого. Он сидит неподвижно, и кажется, что-то шепчет… но слова тонут в гуле горячки.

Провал.

Следующее пробуждение – горечь отвара во рту. Кто-то поддерживает её голову. Ладони крепкие, осторожные. Воздух густой с запахом трав и коры, тяжёлый, непривычный, тёмный.

Провал.

Иногда до неё долетает голос. Сухой рваный, словно шелест листьев в осеннем лесу:

– Не смей умирать светлая.

Слова ускользают, но остаются эхом. Темнота возвращается, засасывает в себя.

Иногда, в зыбких просветах сознания, она замечает фигуры. Одна – сутулая, в сером балахоне, пахнущая лекарствами и хвоей.

Другая – высокая, с ледяным, слишком внимательным взглядом. Он не говорит. Просто смотрит, и от этого взгляда становится не по себе.

А бывает и третье присутствие. Его невозможно увидеть – только ощутить. Тяжесть. Холод. Власть. Как будто сама тьма склоняется к её постели, не касаясь, но вбирая в себя каждый вдох.

Так тянутся дни. Или часы. Или вечность.

Сквозь жар, бред, сквозь зыбкие сны и рваное дыхание она цепляется за одну мысль, как утопающий за корень в бурлящем потоке.

“Так девочка, сейчас не время раскисать. Борись”

Их говорит чей-то голос, такой родной и теплый, но чей?

Тойрун стоял у кровати, напряжённый, как натянутая тетива. Комната дышала ароматом трав, в воздухе мерцал слабый магический свет от исцеляющих рун. Но ничто не могло заглушить её дыхание – хриплое, неровное, словно умирающий ветер среди пустынных дюн.

Он был с ней каждый день. Приносил лекарства и свежую воду, менял повязки, пропитанные настоями, что пахли горечью и надеждой. И каждый раз – ждал. Ждал что дрогнут веки. Вздоха. Слова. Но Амая оставалась в плену лихорадки, её тело – тихий костёр, в котором ещё тлела душа.

Иногда она говорила, и тогда Тойрун склонялся ближе, стараясь уловить хоть кроху смысла в её словах.

Сегодня было хуже. Кожа Амаи стала почти прозрачной, будто душа иссушала тело изнутри, не находя зацепки, чтобы остаться. Он не был лекарем, но понимал – время ускользает, как вода сквозь пальцы.

И вот сегодня он разобрал в бессвязном бормотании.

– Свет… слишком темно…

Эти слова были, как нож в сердце. Сердце, которое, давно стало камнем, болезненно сокращалось. Как же он раньше не догадался.

Тойрун вышел, а через час в комнате собрались все.

Лекарь, Кадир, Тойрун и, наконец, Аллод. Он не вошёл – он ворвался, как буря как неотвратимость.

Лекарь провёл рукой над телом Амаи. Руны, вспыхнув, осветили её грудь тусклым сиянием. Он заговорил, и голос его был, как рокот далёкого грома.