7

Аня и Женечка остались одни. «Ведь не поверят, что номерок случайно запутался в шапке, – думала девушка, – и что мне теперь делать с этим Любимовым?!»

– Грех не прогуляться под таким красивым снегопадом, – подсказал Евгений Михайлович, словно прочитав мысли Ани. – Предлагаю пойти через парк. Я, как местный житель, знаю здесь каждую тропинку. Гарантирую: минут через сорок будете в общежитии.

– Пойдёмте, – обречённо ответила Аня, а про себя подумала: «Грачёва меня убьёт! Как она мечтала выгулять своего любимого Любимова! Проклятый номерок всё испортил. Я-то, кастрюля! Тоже хороша!»

Не переставая корить себя, она покорно поплелась следом за преподавателем в сторону лесопарка. «Вот теперь надо напрягаться, поддерживать беседу», – молча брюзжала Аня.

Они ступили на дорожку «берендеевого» царства.

– Смотрите! Перед нами пушистый половичок, по которому не ступала нога человека, – пошутил Евгений Михайлович.

– Действительно, – восхитилась Аня и спросила: – Вы стихи случайно не пишете?

– Нет, – засмеялся он.

Аня невольно оглянулась назад и увидела, как на её глазах медленно исчезают их следы.

– А половичок-то волшебный, – подхватила она поэтическую тему, – следы сзади тут же пропадают.

– Значит, лес заколдованный.

– Как бы нам не потеряться в этом заколдованном лесу, – заволновалась Аня.

– Не волнуйтесь, я же за Вас отвечаю. Ольга Николаевна завтра непременно потребует доложить, выполнил ли я свою «педагогическую ответственность», то есть доставил ли Вас до общежития.

Аня успокоилась. Они шли молча по «волшебному половичку», а небо буквально засыпало их миллиардами снежинок.

«Словно хмелем, на счастье, – подумалось Ане, и она невольно посмотрела на попутчика. – И вправду хорош! Особенно среди этой сказки».

В её груди появилось знакомое смятение. Аня сильно испугалась. Ею вдруг овладела необъяснимая паника. «Стоп! – молча закричала она на себя. – С ума сошла!»

– Что с Вами? – спросил преподаватель, заметив её замешательство.

– Жаль, что всё так быстро кончилось, – справившись с собой, ответила она. – Пять с половиной лет пролетели как одно мгновение. Мы все так привыкли друг к другу, хоть и виделись-то всего два раза в год. А столько всего было: и грустного, и смешного!

– Любопытно! А расскажите-ка что-нибудь! – попросил преподаватель.

И Аня решила «заболтать» внезапно возникшее волнение в душе, перейдя к воспоминаниям, тем более она была хорошей рассказчицей.

– Ну что ж… пожалуйста! Вы, конечно, заочников плохо запоминаете, но даже на Вашем занятии был анекдотичный случай с Тютюниковой Татьяной.

– Не помню такую, – сознался Любимов.

– Ещё бы! – Аня осуждающе окинула взглядом попутчика. – Так вот! Мы сдавали Вам зачёт. Татьяна подготовилась и только собралась идти отвечать, как у неё… (Аня ойкнула и прикрыла рот) Зачем это я такой случай вспомнила? Об этом же неловко говорить…

– Нет уж, говорите! Интересно же!

– Эх! Была не была! В общем, резинка у трусов лопнула! Она, бедная, встать не может и всех вперёд пропускает, а Вы заладили одно и то же: «Засиделись, девушка! Наверно, не учили!»

– Если бы я знал, в чём дело, разве я бы стал так говорить! – начал оправдываться преподаватель. – А чем всё кончилось-то?

– Даже неудобно говорить…

– Нет уж! Я хочу знать правду!

– Ладно! Повеселю Вас напоследок. («Вместо Грачёвой», – подумала Аня.) А Вы точно хотите знать правду?

– Да! – горячо сказал Женечка.

– Она их под столом сняла незаметно и пошла к Вам отвечать.

– А куда дела… эти… в общем?

– Трусики-то? Скомкала их в руке, как носовой платок, и ещё перед Вами нос ими себе вытирала. Мы хихикали тихонько, а Вы сердились на нас.

– А как же ваши немногочисленные мужчины в группе? Неужели ничего не заметили?

– Мы их первыми отправили к Вам на «экзекуцию». Они даже подготовиться толком не успели. Наша задача была удалить всех мужчин из аудитории. Кроме Вас, конечно. Правда, Липатов долго сопротивлялся, но мы и его выставили.

– И они послушались?

– Попробовали бы только не послушаться! Их всего шестеро в группе, а нас большинство. И потом, они же были зависимы от нас.

– То есть?

– Кто бы им дал… – Аня чихнула из-за попавшей в нос снежинки (Любимов насторожился), – …контрольную списать, если б они не послушались.

Любимов рассмеялся. С одной стороны, Аня была довольна, что ей удалось его «растормошить», но с другой, – в её душе возникла досада, не слишком ли она разоткровенничалась, рассказывая о таких интимных вещах.

«Это же неприлично, – подумала Аня и тут же решительно успокоила себя, – всё равно больше никогда не увидимся. Пусть хоть посмеётся немного».

– Хочется послушать ещё что-нибудь смешное, – развеял Анины сомнения преподаватель, – давно я так не веселился.

– Майстровскую Валентину знаете?

– Нет.

– Вы и Майстровскую не знаете?! Да её даже с биологического факультета преподаватели знают!

– Нет, не представляю, – виновато опустил голову Любимов.

– Ладно! – снисходительно сказала Аня. – Мы ж заочники. Чего нас помнить! А Майстровская – это личность! Она на Кубани живёт, в станице.

– Кубанская казачка, значит.

– Вот именно! Красавица!

– А что, у них там институтов нет?

– Есть, конечно, но она специально поступила подальше от своих институтов. Ей очень хотелось два раза в год ездить на сессию, как она говорила, «через всю страну, чтоб на мир посмотреть».

– И себя, наверно, показать.

– Естественно! Тем более, есть чего показывать. Если она отсутствовала на лекциях, у мужчин-преподавателей настроение портилось. На матанализе однажды, когда её не было, Ваш коллега с горя внеочередной зачёт нам устроил, а на экзамене по научному коммунизму её присутствие всем пятёрки принесло, хотя мы ничего не учили.

– Так уж и всем?

– Поголовно! – заверила Аня. – Она пошла первой сдавать и ничего не ответила. Преподаватель говорит: «Вы ничего не знаете! Ставлю Вам двойку!» А она в ответ: «Как двойку? Я через всю страну ехала сдавать научный коммунизм не на двойку! Я, Майстровская Валентина Ивановна, всецело поддерживаю, уважаю и одобряю политику дорогого правительства, горячо люблю свою родную Коммунистическую партию и её Центральный комитет! А Вы мне за это двойку? Да сказать кому – не поверят! А придётся, наверно, сказать!»

Любимов захохотал.

– Вот и тот экзаменатор тоже сначала захохотал, а потом сделался серьёзным, собрал зачётки и всем поставил пятёрки, – подытожила Аня.

– Да! Оказывается, столько интересного творилось за моей спиной!

– Почему за спиной? Всё на виду было, только Вы почему-то никогда ничего не замечали. Я, например, на Вашей лекции однажды пошутить попыталась, чтобы скучную тему скрасить (как сейчас помню, о многочленах речь шла), так Вы мел уронили, а потом так свирепо посмотрели на нас, что мы притихли, как первоклассники.

– Значит, сложилось впечатление, что я человек минорный?

– Скорее, озабоченный, – вырвалось у Ани, и она, спохватившись, что брякнула не то, добавила: – Вы всегда грустный.

Евгений вздохнул и, посмотрев на Аню, подумал: «Чем-то она меня трогает…» Его вдруг неожиданно пронзило желание выговориться этой смешной девчонке, развлекшей его студенческими байками. И он сказал:

– У меня с женой почти всё время не ладилось, поэтому я и был такой озабоченный. А сейчас она уже год не живёт с нами. Встретила «настоящего» человека, хотя это уже не первый «настоящий» человек в её жизни.

– Вы сказали «не живёт с нами»? – спросила Аня.

– Со мной и дочкой.

– Она оставила дочку?!

– Да! Сказала, что её новый муж не хочет чужих детей.

– Бедная! – ужаснулась Аня. И непонятно было, кого она жалеет: дочку, брошенную матерью, или несчастную жену, сознательно лишившую себя родительских прав и обделившую себя детской лаской.

– Сначала жена часто навещала девочку, даже плакала, а потом успокоилась, сказала, что я хороший, надёжный отец. И она, не боясь за ребёнка, может уехать с новым мужем. А я ради дочки готов вернуться к прежнему.

– Почему Вы мне решили рассказать об этом? – тихо спросила Аня.

– Не знаю. С одной стороны, наваждение какое-то. Наверно, действительно лес заколдованный. Такое впечатление, что на свете, кроме нас, никого нет, только этот лес, сумасшедший снегопад и мы. И неизвестно, выйдем ли мы из этого леса. Вот и получается, что поделиться мне больше не с кем. А с другой стороны… – Евгений замолчал.

«…мне почему-то легко и просто с тобой», – закончил он мысленно.

Аня была ошеломлена. Она никогда бы не подумала, что у этого красивого, внешне благополучного человека может быть столько проблем. В её душе шевельнулось что-то тёплое. «Это, наверно, жалость», – подумала она.

Долго шли молча. Природа, завораживающая своей таинственностью, словно вела их к одной общей цели и обещала, что когда они дойдут до этой цели, каждый из них решит, наконец, свою трудную задачу.

Снег падал и падал. Ане казалось, что лес бесконечен и ступать по нему придётся целую вечность. У неё вдруг возникло необъяснимое желание – идти и идти сквозь снегопад навстречу неизвестности рядом с этим человеком, к которому она была несправедливо равнодушна целых пять с половиной лет! Сердце Ани сжалось от этого открытия.

А потом… произошло невероятное! Они заговорили почти одновременно. Перебивали друг друга, горячась. Спорили и соглашались. Ссорились, как будто были близко знакомы тысячу лет. Говорили обо всём…

Лесная дорожка словно сближала их, становясь всё уже и уже. Ели с тяжёлыми от снега ветвями всё ниже и ниже склонялись над ними. Природа как будто давно знала их и специально устроила эту предновогоднюю фантазию, чтобы соединить этих двоих, достойных счастья, но обделённых им.

– Ой! – вскрикнула Аня, когда к ней за шиворот начали падать с дерева комья снега.

Она инстинктивно наклонилась и… уткнулась ему в грудь. Это прикосновение было настолько жарким, что Ане показалось, будто вместо холодных струек под шарфом начала разливаться горячая вода. Он осторожно начал вынимать снег из-за воротника Ани, не разжимая нечаянных объятий. Обоим показалось, что вокруг всё стихло и замерло.

Высокая ель, словно выражая недовольство робкой, незадачливой парочкой, шумно отряхнула свои могучие лапы, направив снежную лавину на неё, как будто призывая: «Да обнимитесь вы, наконец, по-настоящему! Для чего вы вошли в такую красоту?!»

Евгений и Аня вцепились друг в друга и сжались в один комок, а ель, словно обрадовавшись их близости, начала рьяно забрасывать их пластами снега, уложенными снегопадом. Освободив себя от красивого, тяжёлого груза, ель ещё долго облегчённо покачивалась, как бы одобряя произошедшее: «Ну наконец-то! Теперь вы никуда не денетесь друг от друга! Это судьба!»

А дальше… был первый настоящий поцелуй в жизни Ани. Она впервые поняла, что такое взаимность.

Время, длиною в две их жизни, соединившиеся случайно, казалось, на мгновение остановилось для них, а затем определило начало нового отсчёта.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива.

– Хорошо, я буду счастлива.

– Я хочу, чтоб у тебя всё было хорошо.

– У меня всё будет хорошо.

– Неужели мы никогда не увидимся?!

– Наверно, мы никогда не увидимся.

Его слова повторялись Аней, словно эхо, звучащее в её сознании безнадёжностью. По щекам девушки текли горячие слёзы.

– Где же ты была раньше? Ведь это ты – моя половинка…

Аня заплакала навзрыд.

– Ну почему всё так? Где же я сам-то был?

– Ты был женат, – сквозь рыдания едва проговорила Аня. – Ой! Ты же и сейчас женат! У тебя жена! И она может вернуться…

– Да… уже столько раз возвращалась… Но ради дочки я готов на всё. Она очень хочет, чтобы с нами была мама. Хотя лживые отношения между мною и женой вряд ли сделают дочку счастливой. Но она ждёт маму…

8

Аня, глотая слёзы, бежала по длинному коридору общежития. Ей хотелось стучать в каждую дверь и кричать! Кричать от боли, от счастья, от горя, от нового сильного, не понятного до конца чувства, режущего её душу и сердце!

Аня спохватилась: «Он же имени моего не спросил!» И этот, казалось, безобидный факт поверг её в ужас: «Значит, я останусь в его памяти безымянной студенткой (если останусь!) и больше никогда не увижу его».

«Я же не спросил её имени!» – с горечью вспомнил Евгений.

Аня ворвалась в комнату. Подруги не спали.

– Да! Да! Да! Это я нарочно всё придумала! – закричала Аня, глядя на Тамару. – Потому что он мне нравится!

И она бросилась на кровать и зарыдала. Все притихли, оглушённые столь шумным появлением Ани, а она отвернулась к стенке и заскулила, словно побитый котёнок. Оторопевшие подруги обступили её, не зная, что делать. Первой опомнилась Грачёва:

– Партизанка! Подпольщица!

– У-у-у… – завыла Аня.

– Нет, девочки! Подождите! Здесь что-то не так, – заметила Зинаида.

– Зачем? Зачем ты уговорила меня пригласить его? – завопила Аня на Грачёву. – Я была спокойна до этого вечера! Мне ничего не надо было! Этот проклятый номерок! Он всё испортил!

Она снова заплакала и сквозь слёзы судорожно произнесла:

– Я же влюбилась в него!

Тишина обволокла комнату.

– А как же этот… твой иммунитет? – напомнила Грачёва, добавив в тон нотку ехидства.

– У-у-у… – ещё сильнее завыла Аня.

– Ты действительно только сегодня влюбилась в него? – выждав паузу, осторожно спросила Тамара.

– Да! Да! Да! – выкрикнула Аня.

– Девчонки! Это похоже на правду, – сказал кто-то, – разве можно замаскировать такие бурные чувства? За пять лет можно сгореть от такой любви или высохнуть.

Все, не сговариваясь, строго посмотрели на Грачёву. Она отступила назад, как бы обороняясь, и начала оправдываться:

– Я-то здесь при чём?!

– Это ты! Ты виновата! «Хочу Женечку! Хочу с ним потанцевать! Хочу с ним погулять!» Видишь, что с девчонкой приключилось! – начала отчитывать Грачёву Зинаида.

Тамара растерялась. Она явно не ожидала такого поворота событий.

– Анёк! Ну прости меня, – обратилась она к Ане. – Я не знала, что ты такая эмоциональная и впечатлительная, – и, вздохнув, добавила: – Счастливая ты, Анька! А я вот никогда не испытывала такого чувства. Увлекаюсь постоянно, но и отвлекаюсь быстро. Наверно, я на сильные чувства не способна.

Разговаривали до утра. Это были их последние «посиделки». Все понимали, что вряд ли они ещё встретятся.

9

В течение всей дороги домой длиной в сто двадцать километров, что преодолела Аня на двух электричках, она не переставала беззвучно плакать. Случившееся казалось ей сказочным предновогодним сном, который никогда не сбудется.

Мама Галя, встретив её на пороге квартиры, сразу почувствовала неладное:

– Что случилось? Тебе не дали диплом?

Аня отрицательно покачала головой, и слёзы, которые копились всю дорогу, хлынули из её глаз. Соседка охнула, схватившись за сердце:

– Почему? Ты же хорошо училась! За что?

Аня опять отрицательно покачала головой и с трудом прошептала:

– Я влюбилась…

– Ой! Беда-то какая! – запричитала соседка. – Раз плачешь, значит, опять невпопад. Он что, тоже красивый?

– Очень!

– Ну что же это за безобразие?! – снова запричитала мама Галя. – Везёт тебе на красивых дураков! Бедняжка ты моя!

Аня отрицательно замотала головой:

– Нет, нет! Он не такой…

– Не такой… а чего же тебя так опрокинуло?!

– Он женат, – всхлипывая, пояснила Аня, – но он самый лучший.

– Э! Как же это тебя угораздило?

– Номерок, – сквозь слёзы улыбнулась Аня, – номерок виноват.

И Аня, сидя на кухне с любимой мамой Галей, рассказала ей всё, оплакивая каждую фразу и «запивая» её чаем вместе со слезами.

Аня не спала всю ночь.

«Вот оно, настоящее чувство! Пусть мы не можем быть вместе! Пусть! Но я люблю его!» И боль, поселившаяся в её сердце, была и мучительной, и приятной. Счастье встречи и горе расставания, которые испытала Аня почти одновременно, терзали её душу.

До Нового года было два дня. Друзьям Аня сказала, что будет встречать Новый год с родственниками, родственникам сказала, что с друзьями. Этим она очень обрадовала соседку, которая тут же начала хлопотать насчёт пирожков и прочих вкусностей.

Аня переживала своё новое чувство. Закрывшись в своей комнате, она то тихо плакала, то с замиранием сердца вспоминала каждую секунду невольной встречи, занесённой снегопадом и… оставшейся в прошедшем времени.

Ане казалось, что она всё бы отдала, чтобы пережить ещё раз тот вечер, который теперь представлялся ей неповторимым и драгоценным чудом, но увы! Только память может подарить возвращение в прошлое.

Устав от бессонных ночей, Аня уснула днём. Разбудил её звонок в дверь.

– Меня нет! – крикнула она соседке.

В коридоре послышались шаги и шорох. «Ну зачем она открыла?» – сердито подумала Аня.

– Это к тебе, – заглянув в комнату, сказала мама Галя.

Аня, пошатываясь, вышла в коридор и… остолбенела.

– Ты увезла номерок, – сказал он. – Ненормальный гардеробщик завалил институт жалобами, – и, улыбнувшись, добавил: – Здравствуй, Аня.

Аня уткнулась в его плечо и заплакала.

– Я не один. Познакомься: это моя дочка.

– Катя, – проговорила девочка. – А Вы та самая тётенька?

– Да, та самая… которая очень любит твоего папу, – продолжила Аня.