На этой ноте, да ещё в предвкушении жареной картошки, «ассамблея» была закончена.

4

Тем не менее разговор взволновал Аню. Она вдруг вспомнила, как своей пылкой любовью ответила на внимание симпатичного парня, по которому сохли многие девчонки. Но… парень после двух встреч как в воду канул, так и не оценив её чувств.

Первую любовь Аня пережила как настоящее горе.

Позже, вспоминая свои страдания, она удивлялась: неужели была настолько слепа, что не разглядела в объекте своей любви паршивца, замаскированного под красивую внешность.

Он, как выяснилось, просто «коллекционировал» поклонниц и хвастался перед друзьями своими «подвигами». С ней, правда, никакого «подвига» он не совершил. Они даже не поцеловались ни разу.

После первого любовного урока Аня стала осторожно относиться к мужской красоте. Очередной «обрыв счастья», как Аня называла финал второго сердечного романа, ещё больше ранил её душу. А началось всё с того злополучного дня, когда она навещала в общежитии свою заболевшую подругу. Там-то, в узеньком коридорчике, она и столкнулась с красивым, уверенным и, как ей показалось, наглым парнем.

Встреча произошла и на следующий день, в том же коридорчике. Аня смутилась от неожиданности, а парень ухмыльнулся.

Она почувствовала что-то неладное, когда увидела его с цветами около проходной своего предприятия. А как только он протянул ей цветы, сильно удивилась и шарахнулась от него, словно от чудовища. Понимая, как глупо выглядит в глазах парня, Аня побежала, пробиваясь сквозь толпу идущих со смены.

Но парень пришёл на следующий день с новым букетом цветов. Аня поразилась ещё сильней. Но твёрдо прошла мимо.

«С чего бы это?! – думала она. – И к чему этот „Марчелло Мастрояни“?! Здесь что-то не так…»

Когда он появился на третий день, Аня, осмотрев его с ног до головы, не выдержала и грубовато, не церемонясь, спросила:

– Чего тебе надо от меня, цветонос неизвестный?

– Ничего, – ответил он спокойно, – просто хочу пригласить тебя в кино.

И Аня, словно загипнотизированная, не узнавая своего собственного голоса, еле слышно выдавила:

– Пойдём…

«Боже, что я делаю?!» – удивлялась она себе.

Но, несмотря на внутренний протест сознания, Аня согласилась на следующую встречу, а затем и на следующую.

Они пересмотрели весь репертуар в местных кинотеатрах, измерили шагами почти все улицы и переулки, разговаривая на разные темы (парень оказался эрудитом), целовались, и… каждый день Аня возвращалась домой с цветами. Всё было чисто, красиво и романтично.

Душа Ани трепетала, сопротивлялась и в то же время требовала рождения нового чувства. И Аня влюбилась во второй раз.

Однако… наступил день, который, хоть и жестоко, но справедливо «приземлил» её и уберёг от более тяжёлых последствий.

Свидание было назначено в вестибюле того же общежития (где они впервые встретились). Аня, воодушевлённая предстоящей встречей, пришла, а точнее, «прилетела» намного раньше.

Дверь в каморку, где сидел вахтёр, была раскрыта нараспашку, и Аня увидела своего любимого: он разговаривал с дежурным. Она хотела подкрасться, чтобы весело обнаружить себя, но вдруг услышала странный разговор.

– Спасибо, Михалыч, за койку, хоть я от неё порядком подустал! Я, видишь ли, комфорт уважаю. Столько хватит? (Шелест денег.)

– Хватит, хватит! Я бы и дольше позволил тебе жить, но комиссия проклятая!

– Михалыч! Не переживай! Сегодня переселяюсь в прекрасные апартаменты.

– Куда это?

– Нашлась одна дура. Пришлось поработать, конечно. Ты же знаешь, мне только года полтора перекантоваться, а потом я квартиру получу и… поминай меня, как звали!

– А может, тебе с ней законно оформиться?

– Что ты! Она моль серенькая, а я видных баб люблю.

– Так видную искал бы!

– Да они, понимаешь, или замужние, или бесквартирные.

– А как ты эту вычислил?

– Осведомители везде есть. А квартира хорошая, я вчера там был в гостях. Соседка такая мировая, чирикает, пирожками угощает. «Наконец, – говорит, – мужчина будет в доме». В общем, я их обаял. А ради удобств я и бабу Ягу потерплю.

– Ну ты и стервец! Я стервец, но ты меня переплюнул! И как это тебе удалось? Как же она не догадалась?

– Я, Михалыч, таких слов могу наговорить, что любая уши развесит! А уж эта тем более.

В глазах Ани всё потемнело, шум холла внезапно стих, а ноги опутала предательская слабость. Только неимоверным усилием воли Аня заставила себя устоять.

– Привет, дорогая! – слащаво сказал он, заметив Аню, и бодро кинулся навстречу.

Превозмогая себя, она, собрав всю свою боль, возникшую от услышанного ужаса, ударила наглеца по щеке… Не помнила, как оказалась дома. И словно подкошенная, слегла…

Аня занимала комнату в коммунальной квартире. Её соседкой была милая, добродушная Галина Константиновна, дети которой проживали в далёком сибирском городе.

– В трёх сутках езды на поезде… – вздыхая, говорила Галина Константиновна. – Вот как далеко от меня уехали. И не вижу их почти.

Соседку Аня называла ласково: «мама Галя». Они настолько привязались друг к другу что жили по-родственному разделяя свои неудачи и радости. Родителей у Ани не было, и соседка всячески опекала её.

И на этот раз, перепугавшись, она вызвала врача.

Врач недоумевала, пожимая плечами:

– Температура нормальная, давление в норме, а бледность, слабость и отсутствие аппетита из-за того, что мало бываете на свежем воздухе. Так что больничный не дам.

Аня ко всему была безучастна.

– Вы же видите, она встать не может. Ей бы отлежаться, – настойчиво говорила соседка, встревоженная состоянием несчастной девушки.

– Ну хорошо… только на три дня, – вздохнув, согласилась врач.

Чтобы отвлечь девушку от «дурных мыслей», Галина Константиновна начала рассказывать о себе, о своей молодости, о любви, об измене мужа и о том, как простила его и как потом они жили душа в душу, пока он не умер.

Аня слушала и не слушала. Временами плакала навзрыд, услышав созвучное своей боли. И когда эта боль не выдержала остроты, Аню словно прорвало. Она начала говорить… неистово, сбивчиво, срываясь до крика. Словно выкрикивала из себя наболевшее.

– Мама Галя! Давай срочно сделаем генеральную уборку, давай переклеим обои! Ведь он был здесь!

– Хорошо, хорошо! – успокаивала соседка. – Но не думай, что только красивые бывают подлецами. – И шутливо добавила: – А тебе везёт на красивых!

Однажды, взглянув на себя в зеркало, Аня ужаснулась: на неё злобно смотрела стареющая женщина. А ведь Ане на тот момент было всего двадцать четыре года.

– Ой! Кто это такая, противная и омерзительная?!

– Озлобленность любого человека уродует, – заметила мама Галя, – да и жизнь не виновата в том, что тебя обидели. Так что, давай-ка мы с тобой сошьём новое платье! У меня и материальчик подходящий есть.

И они дружно погрузились в процесс творчества.

Шила соседка замечательно. Аня вошла во вкус – начала посещать магазинчик «Мерный лоскут» (были такие в семидесятых годах двадцатого века), искала красивые ткани, изобретала фасоны… и в результате стала довольно заметно выделяться из серой толпы.

Врождённый оптимизм одержал победу над унынием, и Аня снова почувствовала себя счастливой.

– Доброе утро, лохматень! – громко говорила она по утрам своему заспанному непричёсанному отражению в зеркале. А затем корчила смешную рожу и торжественно произносила: – Поздравляю тебя, моя красотень! – и посылала самой себе воздушный поцелуй.

По натуре Аня была непоседой и постоянно чем-то увлекалась. К её прежним увлечениям добавилось ещё одно: она, не имея за плечами никакой художественной школы, начала писать миниатюры, придумав свой стиль, который в шутку называла «чукинский». Друзьям нравилось, и новоиспечённая художница с удовольствием раздаривала свои произведения.

5

Полистав страницы своего прошлого, Аня вернулась к реальности, которая напомнила ей, что нужно напрячься и пригласить на вечер неприступного красавца-преподавателя, переживающего личную драму.

«Задачка на сообразительность, – в шутку подумала Аня, – и ответ не должен быть отрицательным. Итак, какие у нас исходные данные?»

И она по привычке начала рассуждать так, словно решала трудное уравнение.

Вспомнив о жареной картошке, Аня с удвоенным старанием начала обдумывать предстоящий телефонный разговор. Прокрутив в голове некоторое количество вариантов и не найдя подходящего, она решила использовать главный аргумент, то есть правду.

После обмена вежливыми приветствиями Аня уверенно выпалила:

– Мне поручили пригласить Вас на наш выпускной вечер. Несмотря на то, что мы получили отказ, я всё-таки настаиваю, чтобы Вы пришли. Мне не хотелось бы уезжать домой, не выполнив поручение. К тому же получится, что я всех подведу, если не уговорю Вас.

– Почему подведёте? И кого это всех? – растерявшись от такого напора, спросил Любимов.

– Представляете, какое будет огорчение для всех, если Вы не придёте!? А кого подведу? Разумеется, женскую часть группы. Вы же сами прекрасно знаете, что все женщины института без ума от Вас. Причём независимо от семейного положения. И вот на выпускном хотят увидеться с Вами ещё раз. На прощанье, в общем.

– Вы, конечно, входите в число этих женщин? – шутливо спросил Евгений Михайлович.

Аня не ожидала такого вопроса, но ответила твёрдо:

– Нет! – и, сделав паузу, добавила: – Думаю, что Вы из-за этого не очень расстроитесь. Вам и без меня любви хватает.

Услышав в ответ молчание, Аня спохватилась, что перегнула со своим признанием в «нелюбви», и поспешно заявила:

– А преподаватель Вы хороший.

– Хоть на этом спасибо, – пробормотал хороший преподаватель, обескураженный такими откровениями.

Ане показалось, что в его голосе прозвучала обида. И, словно подтверждая её догадку, он проговорил:

– Значит, все меня любят, а Вы – нет.

– Ну, Вы слишком «округлили» мои чувства, я же всё-таки уважаю Вас, – объяснилась Аня и жёстко «надавила» вопросом: – Ну так Вы придёте?

– Приду, – неожиданно для себя ответил он и поспешно спросил: – Кто Вы?

– Даже фамилию называть не буду. Если и назову, Вы всё равно не вспомните, кто под ней скрывается.

– Я надеюсь, что при встрече-то обозначитесь? Интересно же знать, кто меня «не любит, а просто уважает», – пошутил преподаватель.

– Без проблем. Если прорвусь к Вам через танцевальную очередь, – поставила точку в разговоре Аня и первой положила трубку, опасаясь, что Женечка передумает.

Она, довольная собой, понесла подругам приятную новость. Вдохновлённые согласием Женечки подруги с аппетитом уничтожили пожаренную Грачёвой картошку, после чего Аня, совершенно счастливая, завалилась на кровать и заснула безмятежным сном, не слыша бурных приготовлений к завтрашнему мероприятию.

А в это время озадаченный Евгений Михайлович Любимов ругал себя за данное обещание и в то же время понимал, что поступит непорядочно, если нарушит слово.

«А почему бы и не пойти, – думал он, – тысячу лет никуда не выбирался. Да и человек я, можно сказать, холостой».

Евгений вздохнул и посмотрел на дочку, старательно что-то выводившую в тетради.

– Пап, а что это за тётенька странная тебе звонила? – дочь слышала телефонный разговор. – А за что она тебя не любит?

– Слушай, Катюша, а может, мне вправду сходить на этот загадочный вечер?

– Конечно, пап! Я же большая, посижу одна. А ты развейся, – по-взрослому резюмировала дочь. – Пап, а мама придёт к нам Новый год встречать? Осталось пять дней. Пап, а почему она не хочет нас видеть?

– Не знаю, дочка.

6

И вот наступил торжественный вечер.

«Кто же мне звонил?» – включив «математическую» логику, пытался угадать Любимов. Взгляд его остановился на Грачёвой Тамаре, которая кокетливо опустила глаза.

«Это она! – обрадовался преподаватель, словно доказал сложную теорему. – Скорее всего, я не ошибся. Она очень похожа на любительницу флиртов. Именно такие посвящают любовь сначала себе, а уж потом другим, если что останется. Это я хорошо знаю по своей жене».

– Можно? – прозвучало над ухом. – А то потом к Вам не прорваться.

Любимов оглянулся и увидел Аню.

– Вот… – смущённо сказала она. – Вы просили обозначиться.

Преподаватель удивился. Он не ожидал от себя такой грубой ошибки в «вычислении» неизвестной, звонившей ему накануне.

В этот момент зазвучала мелодия. Любимов, не зная, как вести себя в сложившейся ситуации, воспользовался «музыкальной паузой» и пригласил девушку танцевать.

Грачёва сурово посмотрела на Аню и сделала страшные глаза. Та в ответ из-за спины преподавателя сначала показала Тамаре язык, а потом попыталась мимикой лица успокоить её.

Любимов заметил эти гримасы, и ему стало весело.

Танцевали они первый танец одни, под дружным пристальным наблюдением собравшихся.

«Танцуем, как новобрачные, – вдруг подумала Аня. – Даже интересно. Наверно, со стороны неплохо смотрится, с таким-то красавцем». Она поймала себя на мысли, что впервые оценила «пользу» мужской красоты.

«Танцуем, как новобрачные», – подумал Любимов, вспомнив свою свадьбу.

Больше в течение вечера Аня и Женечка не пересекались, так как последний был нарасхват.

В гардеробе, после окончания мероприятия, возбуждённая Грачёва приглушённым шёпотом обратилась к подругам с просьбой «не окружать» Женечку.

– Ну дайте мне с ним прогуляться! – умоляла она. И, получив великодушное разрешение, побежала в туалет наводить марафет.

Аня нахлобучила шапочку и полезла в сумочку за номерком. Там его не было. Посмотрела в пакете со сменной обувью – и там его не обнаружила. Она перерыла всё по нескольку раз. Номерка нигде не было. Все были одеты, лишь Аня искала номерок. Народ невольно подключился к поискам. Обшарили всё: туалет, банкетный зал, вестибюль… Номерка нигде не было.

Тогда все обратились к гардеробщику с просьбой отдать пальто без номерка.

– Ни за что! – возмутился гардеробщик Гриша. – Ищите!

Всё перерыли по новому кругу. Безрезультатно.

– Ищите! Пальто не отдам! – стоял на своём Гриша, в глубине души обрадовавшись возможности проявить свою власть. – Знаем вас! Отдашь без номерка, а потом вы второе пальто требуете.

– А если расписку написать? – подсказал кто-то.

– Без директора ресторана нельзя, а он будет завтра в одиннадцать утра.

– Ну ладно бы шуба норковая! Пальто-то обыкновенное! – выкрикнул кто-то.

Все дружно, словно оценивая стоимость, уставились на Анино пальтецо, одиноко висевшее на вешалке в центре гардероба. Ане показалось, что её пальтишко обсудили до последней ниточки, и девушка возненавидела его.

Гардеробщик был твёрд:

– Пальто не отдам, каким бы оно ни было! Ищите номерок!

И тут подключился он, «главный герой» вечера. Отозвав Гришу в сторону, он начал о чём-то с ним шептаться, поглядывая на Аню. Этот взгляд перехватила Грачёва и ревниво прошипела ей в ухо:

– Это ты нарочно придумала!

Гардеробщик был неумолим. И тогда Евгений Михайлович громко объявил:

– Друзья, не волнуйтесь! Спокойно поезжайте на автобусе, а я вызову такси. С номерком завтра разберёмся.

– Это ты нарочно придумала! – снова прошипела Грачёва Тамара, представив, как Чукина Аня едет в такси, а Женечка сидит рядом и укрывает её своим пальто.

– Ну уж нет! – возмутилась Аня. – Я останусь здесь до утра! Буду спать вот на этом диванчике. Дайте мне чем-нибудь укрыться! – потребовала она от гардеробщика.

Все снова начали возмущаться поведением «противного Гришки», а разгневанная Аня начала «готовиться ко сну»: она сняла шапку, и… из неё выпал номерок, со звоном стукнувшись об кафельный пол и отскочив под ноги Грачёвой.

Все сначала вздрогнули, потом облегчённо вздохнули, а затем весело начали смеяться над комичностью ситуации.

– Ну! Что я говорил?! – победно выкрикнул сквозь хохот компании гардеробщик.

– Гриш! Тебя жена к телефону! Срочно! – позвал кто-то.

– Бегу! – отозвался Гриша и торопливо положил пальто на стойку.

Грачёва, отдавая номерок Ане, видела, как Женечка бережно взял пальто, оставленное гардеробщиком, и в очередной раз прошипела:

– Это ты нарочно придумала!

Сцену одевания присутствующие наблюдали с нескрываемым интересом, словно перед ними демонстрировали стриптиз. Любимов торжественно помог несчастной героине гардеробной истории одеться и ободряюще улыбнулся, чем вызвал очередное недовольство Грачёвой:

– Девчонки! Посмотрите! Это же она нарочно придумала!

Аня, уставшая от происходящего, автоматически положила номерок в карман.

Выходила она из ресторана последней, следом за Женечкой, вежливо придерживающим перед ней двери.

Этот факт, безусловно, был замечен недремлющим оком Грачёвой, которая продолжала шипеть:

– Ну неужели вы не видите, что это она нарочно всё придумала?!

Идти за компанией после случившегося Ане не хотелось. Она остановилась на ступеньках, огляделась и… чуть не задохнулась от восторга! Крупные, пушистые хлопья снега медленно и осторожно падали на землю. Природа как будто дарила предновогоднюю сказку. Казалось, мир затаил дыхание в ожидании чуда, и вот-вот случится что-то важное.

Вернул к действительности Аню шум автобуса, до которого было не близко. Народ готовился к посадке.

– Девочки! – громко созывала бывших студенток методист Ольга Николаевна, словно классный руководитель школьников-подростков. – Это последний автобус! Быстренько садимся!

– Ольга Николаевна! Что мы, маленькие?! – возмущалась Грачёва, не переставая оглядываться назад.

– А ты, Грачёва, не отставай! – не унималась Ольга Николаевна, не знавшая о «таинственном плане» Тамары. – Мужики! Подсадите её!

Тамара, несмотря на сопротивление, была с удовольствием «подсажена» в автобус сильными руками присутствующих мужчин. Особенно старался Липатов.

– А как же Евгений Михайлович и Чукина? – спросил кто-то. – Они же отстали!

– С Чукиной ничего не случится: за неё Любимов отвечает. А за вас я отвечаю, – по привычке распределила педагогическую ответственность Ольга Николаевна.