12. Протест авальского крестьянина

Однако испуг Сербицы быстро сменился удивлением. Должно быть, оно пересилило страх, когда Сербица увидела авальского крестьянина, пробивавшегося сквозь толпу в намерении опровергнуть высказывания профессора. Этот авальский крестьянин оказался одним из самых ярых последователей Варварогения. Он тайком, без ведома нашего героя ходил за ним по пятам и внимал всему, что тот говорил с первых минут жизни.

– Поскольку у нас тут демократия, – произнёс он поставленным голосом, – то я выскажусь начистоту. Слова «вуцибатина» (паршивец) в моём крестьянском лексиконе нет, и о том, кому оно на самом деле подойдёт, я лучше промолчу. В остальном же всё совсем не так, как твердят нам плохие учителя. Подражание – это неполноценность, душевный недуг нашей элиты, даже, можно сказать, полная бездарность и бесхарактерность. Подражать значит загонять себя в рамки… а ещё вести себя как настоящие ослы и обезьяны. Наш славный профессор судит, конечно же, по внешним приметам и по ловким трюкам, но мне интересно, способен ли он судить иначе, рассуждать самостоятельно, думать своей головой, или же он зачитал тут нам главу заграничного диплома, который он успел купить, пока сербский народ воевал со смертоносной промышленностью, с индустрией великой войны, пока любимая наша Сербия мучилась в оккупации…²⁷

…Читать проповеди о великом будущем народа и в то же время о его неполноценности, значит плести заговор против независимости родной страны, открыто объявив себя нашим врагом – врагом создателей и защитников сербской нации. Я – простой крестьянин с Авалы, и мне эта идея прогресса кажется весьма странной, если я правильно перевёл на сербский всё то, что профессор изложил нам на языке столичных умников. Да, вы слышите оду во славу механизации, однако вам забыли рассказать, что механизация – это чудовищный произвол, злейшая угроза сегодняшнему миру. И произвол этот страшнее деспотизма султанов, а также голода, нищеты и смертельных болезней, обрушившихся на сербов во время албанской Голгофы²⁸. Вам нахваливают цивилизацию как раз тогда, когда уместней всего звучала бы надгробная речь, эхом отзываясь в соснах нашей прекрасной Авалы. Да, тирания машин и механизации несёт в себе угрозу человечеству. Она требует от человека – то есть от нас самих, от наших душ – полного подчинения. Вот почему я призываю вас: остерегайтесь машин, они для человека скорее враги, чем друзья! И тем более остерегайтесь «дармовой цивилизации», как изволил выразиться премудрый профессор. Любовь к человечеству не имеет ничего общего с любовью к цивилизации…

…Прогресс, которому поёт дифирамбы ваш выдающийся просветитель и член земледельческой партии (а ведь там нет и не было ни одного земледельца, зато все сплошь миллионеры), – вовсе не друг народа: под ханжеской личиной скрывается самый настоящий смертный приговор человеческой свободе, достоинству и гениальности. Его хвалёный прогресс – это замаскированное нашествие гнилостных бацилл безнравственности, чума, парализующая любое высшее существо и любого варвара, то есть в сущности таких людей, как мой великий учитель Варварогений. Скоро вы сами увидите, как владельцы заводов и всевозможных производственных компаний, собственники акционерных обществ и псевдогосударственных банков потихоньку приберут к рукам не только университетскую профессуру, депутатов и министров, но и все лучшие умы страны, которые ещё недавно были верны ценностям и гению сербского народа. И этого мало… Как только они начнут свозить богатства мешками, как только их промышленность, для которой вы должны будете не только добыть сырьё, но и предоставить рабочие руки, пожертвовать здоровьем, а зачастую и жизнью… как только эта промышленность перестанет процветать, прельщать их и утолять их гнусную жажду политического и нравственного порабощения, они сбегут, набив карманы вашими же деньгами, а затем ещё и превратив их в военный фонд наших врагов…

Сербский крестьянин. 1915

…Подумайте о ваших детях! Будут ли они тогда улыбаться? Достанется ли им хоть корка хлеба?.. Ведь эти современные корсары разорят ваши земли, поля, леса, сады, дома – всю национальную экономику, главный источник силы для любого народа, – а вам останется только обгладывать железо машин, и то лишь потому, что машины эти не влезут в их чемоданы!..

Албанская Голгофа. 71-летний король Пётр I переходит через р. Дрин в Албании во время отступления сербской армии. Декабрь 1915

Да, сербский народ можно сколько угодно осыпать клеветой (нет такого друга или врага, который удержался бы от этого соблазна и не поддался бы тлетворному влиянию пошлой особы по имени невежественность), можно плести интриги и козни против сербов, и даже в домах у тех, для кого дружба сродни рабству, а друзья – всё равно что слуги, сербы будут улыбаться, да ещё и затянут песню, делая вид, что ничего не видят, не знают и не замечают. Но внутри у них всегда будет несгибаемый стержень, и в нужный момент они поступят так, как захотят. Скажу даже больше, и пусть меня услышат все и каждый: сербы – это вам не те, о ком толкует Толстушка Берта (я имею в виду мировую прессу и торгашей со всех концов света), и не те, кого можно «европеизировать» за границей, превратив в безвольных кастратов! Как бы не так!.. Едва ли найдётся обладатель университетского диплома, писательского пера или политического кнута, способный похвастаться таким же здравомыслием и такой же удивительной ясностью ума, какими наделён сербский крестьянин – творец собственного Государства, в тени которого прозябают сегодня Триест и Салоники… зачинатель сербской культуры, вдохновитель и строитель многих других культур… создатель сербского – самого что ни на есть мужественного – языка с самой совершенной письменностью на свете, внедрённой стараниями выдающегося крестьянина и пастуха Вука Караджича²⁹, который научился читать и писать на дороге, у проходивших мимо путников… Именно крестьянин подарил нам бесценную сокровищницу поэзии и сербских народных сказок, в которых национальная этика и сербский поэтический гений состязаются в величии с нашей историей³⁰. Мало того!.. Если европейская и любая другая аристократия представляет собой лишь ничтожнейшее меньшинство, эксплуатирующее народные массы, то сербское крестьянство – это единственная коренная, общечеловеческая аристократия, причём не только на Балканах, но и во всей Европе. И чем ближе сербская добродетель к абсолюту, тем больше клеветы обрушивается на сербов из-за границы.

…Так и запомните: полтора миллиона сербов пали, сгинули в тюрьме, у расстрельной стены и на поле брани³¹, преграждая дорогу европейской чуме в годы великой войны ради того, чтобы наша варварская держава – величайшая Сербия, от Салоников до Триеста³² – свободно расправила крылья. Однако теперь, после гибели целого человечества, после сербской победы, о которой не подозревают даже самые могущественные народы на земле, наши могилы заплёваны, клятвы нарушены, флаги спущены, наши идеалы и дело преданы, имя Сербии, под которым вершились чудеса, вычеркнуто, и у некоторых ещё хватает наглости нас спрашивать: почём ваша сербская кровь? За сколько её продадите?.. Славное имя нашей родины стёрли с карты мира! Сбылись мечты всех наших врагов, нет больше такого слова – «Сербия»! Сербию продали с потрохами, но она остаётся в наших сердцах и умах, пока жив хоть один серб, достойный носить это имя, которое увековечили наши погибшие – самые доблестные герои на ратном поле и на всей земле. Победу Сербии подарили мёртвые, а предали её живые. Невозможно без слёз видеть, как сербского гения держат на цепи, почти нигде не давая ему развернуться. Наши друзья сильнее нас, и они всадили нам нож в спину. Они думали, что поступили очень мудро, в первую очередь уважив проигравших, политических ростовщиков, изменников и отступников, которые требовали уничтожить Сербию и рыли могилы для всего сербского народа. Стыдно признаться, но ведь и в наших рядах нашлись трусы, заговорщики и предатели, готовые променять полтора миллиона сербских могил на сейфы в международных банках, империалистические железяки и выдумки сербофобов…

13. Балканизация Европы – это самая настоящая децивилизация Европы³³

Набрав в лёгкие как можно больше воздуха, Варварогений взбежал на пригорок прямо напротив памятника Неизвестному Герою. Придя в восторг от протестного выступления авальского крестьянина, он с трепетом оглядел разгорячённую, плотную толпу мужчин и женщин и заговорил, выражая солидарность со словами и действиями своего ученика.

– Прежде всего да здравствует авальский крестьянин! Да, с подачи коммерческой цивилизации хлеб теперь не хлеб, а валюта. Добродетель, ум и честь стали нынче синонимами нелепости. Всё решает богатство. Бесплатного хлеба больше нет, да и хлеб уже не тот! Что бы вы ни ели и ни читали, всё сплошь товары и предметы спекуляции. А жизнь цивилизованного человека?.. Она превратилась в исполинскую тюрьму, которую слепо боготворят академики, интеллектуалы, журналисты и политики! Заметьте, всё без исключения проходит через руки ростовщиков, маклеров, шантажистов и лицемеров, которые развалили Европу, разорили её, сделав из неё гигантский рынок, где торгуют человеческим достоинством. В пример вам ставят одно ворьё. Так защитим же Балканы! Это только наша ответственность, и только мы можем омолодить Европу. Преградим путь микробам! Бросим всю нашу мужскую силу на защиту балканских земель, и пусть наш духовный героизм послужит щитом для варварского гения. Уж поверьте мне, именно на Балканах должен родиться новый мир, новый европейский строй. И речь вовсе не об общественном строе – эта дрянь своё отжила! Сегодня так называемый общественный строй – всего лишь сборище скотов и дикарей, примкнувших к биржевым спекулянтам, политическим партиям и банковским управляющим. Я же говорю о строе человеческом}.. Именно он должен сформироваться в Европе, и основой ему будет служить нравственный уклад, идущий от человеческого сердца, а не свалившийся с неба. Человеческий строй должен одержать победу на всех континентах. Вот поистине благородная революция, не чета бойням и массовым расправам над людьми. А революция, свершаемая во имя человеческого строя, и есть балканизация Европы под знаменем зенитизма!..

Поэтический сборник Л. Мицича «Антиевропа» (Белград, 1926)

…В конце концов, будь что будет!.. Только не жалуйтесь потом, что вас не предупреждали. Машинная цивилизация или механизация, какой бы она ни была, никому ещё не принесла счастья. Она сеет горе, и в душе у человека разрастается пустыня. Берегите красоту ваших полей, чтобы и в душе у вас сохранилась красота! Деньги – это не жизнь. Народ живёт поэзией – неужели я не прав, скажите мне вы, сербы, поэты, слагающие собственную историю?.. Для вас, жителей Балкан, существует лишь одна цивилизация: цивилизация пшеничных полей, цветов, песен и доблестных рыцарских сражений – цивилизация храбрых сердец, а вовсе не банков и заводских площадок. И пусть деньги дают всходы на бранном поле, но ведь там же гибнут цветы и колосья. А потому заклинаю вас: не сдавайтесь, как не сдались вы в годы великой войны, выдержав нашествие цивилизованных тварей. Если вы не устоите, то всё, что сейчас принадлежит вам по полному и суверенному праву, у вас отнимут и раздадут акционерным обществам и международным корпорациям. Не слушайте ярмарочных шутов, немедленно откажитесь от рабского будущего, которое вам сулят академики и политики, эти ростовщики античеловеческого прогресса!.. Среди вас же почти не осталось тех, кто добровольно вступит в эту шайку торговцев народами, разве не правда? Увы! Но такие люди всё ещё встречаются… Так что подумайте хорошенько, прежде чем бросаться в мутную воду, прежде чем согласиться на современное рабство – рабов-то из вас и пытаются сделать, якобы приобщая к цивилизации тех, у кого человеческой культуры куда больше, чем у мнимых цивилизаторов помойки…

…Я говорю вам всё это здесь, стоя на вершине вулкана, на вулканической почве Авалы, потому что знаю: никому не удастся купить вас, сербских крестьян, балканских аристократов, европейских варваров. Европа ещё должна сказать вам спасибо за то, что вы столетиями стояли на страже, защищая её от турецкого нашествия. Да, она должна быть вам благодарна за безопасность и покой, а кроме того и за все её многочисленные возрождения. Но и без её благодарности вам, сербам, есть чем гордиться, ибо в Европе, пожалуй, нет имени древнее и блистательнее, чем ваше. Не оно ли переводится с санскрита как «владыка»?..³⁴

…Будьте верны себе: оставайтесь сербами и варварами, самым культурным, благородным и человечным народом в Европе! Оставайтесь людьми, проявляющими человечность на деле, а не на словах, приготовьтесь к величайшей битве этого века – к балканизации Европы! Ведь балканизация Европы – это самая настоящая децивилизация Европы. Мы все вместе должны потребовать от тех, кто стоит у вла…

Но закончить речь Варварогению не удалось. В это мгновение в него выстрелили из пистолета.

14. Смерть соловья

А меж тем Сербица лишилась чувств. В тот миг, когда прозвучал выстрел, она запрокинулась навзничь, очутившись в объятиях Варварогения. Это-то и спасло ему жизнь.

Но без жертв всё же не обошлось.

Смерть прибрала соловья, который, на свою беду, сидел в сосновых ветвях прямо позади Варварогения. А бездыханное птичье тельце, всё в окровавленных перьях, упало прямо на грудь к Сербице. Собственно, от этого трагического и смертельного падения она и пришла в себя.

Увидев большое пятно крови у себя на груди, Сербица вскрикнула:

– Кровь!.. Любимый мой, вы ранены…

– Ранен я уже давно, да только кровь у меня не течёт.

Мысль о том, чтобы признаться Варварогению в любви, была в тот момент для Сербицы и величайшим соблазном, и страшнейшей пыткой. Однако ни ему, ни кому-либо ещё она об этом сказать не могла, и никогда ещё действительность не представлялась ей такой жестокой. Да, чуть раньше у неё вырвались слова любви, но произнесены они были скорее от потрясения, от страха при виде крови, которую она приняла за кровь Варварогения. В них обнаружилась скорее её слабость, чем полностью осознанная сила чувства.

– И потом, – рассуждала она, – чтобы любить такого уникума без оглядки на предательство, разве не нужно прежде всего быть ему ровней!? А мне, увы, так до него далеко!..

– Бедный соловей! – сказала она Варварогению. – Как красиво он пел, пока вы говорили.

– За что и поплатился жизнью, – с грустью отозвался Варварогений. – Но он сослужил мне верную службу. Такая смерть и впрямь несравнимо печальнее человеческой. Соловей же никому не желал зла…

Склонившись над пташкой, он произнёс:

– Бедный мой соловушка! Не надо было так низко садиться и петь недобрым людям, тем более подле меня. Но коли уж мы с Сербицей остались здесь одни – все остальные разбежались при звуке выстрела, – мы похороним тебя как подобает, с честью помянув твою благородную жертву… Для меня ты пел, доблестный соловей, ради меня ты и погиб…

Слова эти тронули Сербицу до слёз.

Но поскольку ещё утром она обращалась с Варварогением как с ребёнком, она захотела во что бы то ни стало исправить это упущение, казавшееся ей теперь ужасным и непростительным – особенно после того, как она услышала его рассуждения о децивилизации Европы, а затем увидела на своей груди кровь соловья, принявшего смерть вместо Варварогения.

Расстрел сербских пленных австро-венгерскими солдатами.

1914–1915

В считаные минуты молва о покушении на жизнь Варварогения облетела Авалу и разнеслась по всей округе, дойдя до самого Белграда. Какое же разочарование ждало Сербицу, когда она узнала, что все этому известию были только рады, и никто не принял его близко к сердцу.

– Так они поощряют не только преступников, но и само преступление! – подумала она.

А потому она решила следовать за Варварогением повсюду, чего бы это ни стоило, храня верность его идеям и не отступаясь от тайной своей любви, о которой он, быть может, даже не догадывался.

– Наверняка он рассердится, узнав, что его кто-то любит, – размышляла Сербица.

Отныне и до самого конца она будет ему защитой, прикрывая его, если нужно, собственным телом, и ни за что не оставит его одного, безоружного, как оставил его авальский крестьянин, сбежавший, кажется, при первом же посягательстве на его свободу. Ей хотелось и дальше слушать Варварогения, она мечтала, чтобы он и дальше жил, творил и рос на горе Авале, которую он прославил и в то же время поверг в ужас. Сербица надеялась превзойти авальского крестьянина делом, а не словом, спуститься за Варварогением к самым сокровенным источникам жизни, подняться ввысь – если есть ещё на земле высоты, где дует ветер человеческого счастья, – достичь таких вершин, куда можно взобраться только вместе с кем-то необыкновенным, кто и сам способен попасть туда лишь на собственных крыльях.

– Я хотела бы стать не учительницей, а вашей ученицей, продолжать ваше дело, быть храбрее, чем авальский крестьянин, – прошептала она, всё ещё как будто боясь довериться Варварогению.

Действительно ли она того хотела?.. Или же в ней заговорила жгучая ревность, особенно теперь, посреди той бури, которую вызвал сам факт его рождения?.. Какая волна ненависти охватила людей уже после одного его выступления на Авале: после речи о новом человеческом строе и балканизации Европы – речи, посеявшей смуту даже в столице, при самом королевском дворе!