– Ну, я думаю, никто и не осмелится даже попробовать, если вы будете так похожи на грозовую тучу, как сейчас. Почему же с вами так обошлись?

– Только потому, что я не захотел сказать, зачем ваша матушка меня звала. Я же обещал никому не говорить и, разумеется, не собирался нарушить слово.

– А вы не могли как-то иначе ответить дедушке, чтобы его удовлетворить?

– Нет. Ему нужна была правда, вся правда, и ничего, кроме правды^[100]. Я бы рассказал ему о своей роли в том скандале, если бы мог обойтись без упоминания Мег. А так как я не мог, я держал язык за зубами и выносил брань, пока старый джентльмен не схватил меня за шиворот. Тогда я сбежал, испугавшись, что потеряю самообладание.

– Нехорошо получилось. Но он жалеет об этом, я уверена. Так что пойдите к нему и помиритесь. Я вам помогу.

– Да пусть меня сначала повесят! Я не допущу, чтобы меня тут отчитывали и колошматили все, кому не лень, за пустые проделки. Я жалею, что так обошелся с Мег, и я извинился, как и подобает мужчине, но я бы не сделал этого, если бы не был не прав, и никогда не сделаю.

– Он же этого не знал.

– Ему следовало бы мне доверять и не относиться ко мне как к малому ребенку. Это бессмысленно, Джо! Ему надо понять, что я способен уже сам о себе позаботиться и не нуждаюсь в чьих-то тесемках от фартука, чтобы за них цепляться и не падать при ходьбе!

– Ну и перчик же вы, скажу я вам! – вздохнула Джо. – Как вы предполагаете все это уладить?

– Ну, ему следовало бы извиниться и поверить мне, когда я говорю, что не могу сказать ему, о чем весь этот сыр-бор.

– Да что вы?! Он этого не сделает.

– Без этого я к нему не пойду.

– Погодите, Тедди, будьте же благоразумны! Не обращайте внимания на это, а я вам объясню, что сумею. Вы ведь не можете вечно оставаться здесь, наверху, так что нет смысла устраивать мелодраму.

– А я и не предполагаю здесь долго оставаться. Ни в коем случае. Я выберусь отсюда потихоньку и отправлюсь куда-нибудь путешествовать, а когда дед меня хватится, он быстренько утихомирится.

– Скорее всего. Только вам не следовало бы уезжать и заставлять его волноваться.

– Хватит мне проповеди читать, Джо. Поеду в Вашингтон к Бруку. Там весело, и я прекрасно проведу время после всех этих треволнений.

– Ох и весело же вам там будет! Я бы тоже хотела сбежать туда! – воскликнула Джо, позабыв о взятой на себя роли ментора, сразу заслонившейся яркими картинами «боевой» жизни в столице.

– Так поедем тогда! Почему бы и нет?! Поезжайте, устройте сюрприз вашему батюшке, а я расшевелю старину Брука, вот ведь славная выйдет шутка! Давайте, Джо! Мы оставим письмо, что с нами все в порядке, и тотчас пустимся в бега. Денег у меня хватит. А вам это пойдет не во вред, а только на пользу, раз вы едете к вашему отцу.

С минуту казалось, что Джо готова согласиться, ибо, каким бы безумным ни выглядел этот план, он вполне пришелся ей по нраву. Она устала от забот, от долгого заточения, ей хотелось какой-то перемены, а мысли об отце соблазнительно смешивались с новыми, влекущими к себе возможностями – бивуаками, госпиталями, свободой и веселым времяпрепровождением. Ее глаза загорелись и мечтательно обратились к окну, но там пред ними предстал старый дом, и Джо покачала головой, приняв горестное решение:

– Если бы я была мальчишкой, мы убежали бы вместе и провели бы время с блеском. Но я всего лишь злосчастная девчонка, я должна вести себя как подобает и сидеть дома, у очага. Не соблазняйте меня, Тедди, это просто безумный план.

– В том-то и прелесть! – начал Лори, охваченный приступом своеволия, стремлением вырваться за все и всяческие пределы.

– Да замолчите вы или нет?! – вскричала Джо, затыкая уши. – Моя судьба – жеманство да кокетство, и мне, видно, придется с этим смириться. Я пришла к вам мораль читать, а не слушать о том, чтобы бежать отсюда вприпрыжку!

– Я был уверен, что Мег напрочь заклеймила бы такое предложение, но думал, что у вас-то хватит на это духу… – вкрадчиво начал Лори.

– Замолчите, дурной мальчишка! Лучше сядьте и подумайте о своих грехах, вместо того чтобы заставлять меня совершать новые! Если я добьюсь, чтобы ваш дедушка извинился за трепку, вы согласитесь не убегать? – вполне серьезно спросила Джо.

– Да, только вам этого никогда не добиться, – ответил Лори, желавший примирения, но ощущавший, что его оскорбленное достоинство должно быть прежде умиротворено.

– Если я могу управляться с младшим, то смогу сладить и со старшим, – пробормотала себе под нос Джо, выходя из кабинета, где остался Лори, склонившийся над картой железных дорог и подпиравший буйную голову обеими руками.

– Войдите! – Неприветливый голос мистера Лоренса звучал еще неприветливее, чем обычно, когда Джо осторожно постучала в его дверь.

– Это только я, сэр, пришла вернуть вам книгу, – тихо сказала Джо, входя в кабинет.

– Какую-нибудь еще хотите? – спросил старый джентльмен. Выглядел он мрачным и сердитым, но старался этого не выказывать.

– Да, если можно. Мне очень понравился старина Сэм. Я думаю, может, мне второй том почитать? – отвечала Джо, надеясь расположить к себе старого джентльмена, приняв вторую дозу босуэлловского «Джонсона»^[101], поскольку именно мистер Лоренс рекомендовал ей это веселенькое произведение.

Нахмуренный лоб несколько разгладился, когда мистер Лоренс подкатил лесенку к шкафу, где размещалось литературное наследие Джонсона и книги о нем. Джо быстро вскочила на самый верх лесенки и, усевшись там, сделала вид, что ищет нужный том, однако на самом деле раздумывала над тем, как лучше всего приступить к достижению опасной цели ее визита. Казалось, мистер Лоренс уже заподозрил, что в голове у нее кое-что заваривается, так как, проделав несколько быстрых кругов по кабинету, он поворотился к ней и заговорил так неожиданно, что «Расселас»^[102] упал вниз лицом прямо на пол.

– Что такого наделал этот мальчишка? Не пытайтесь его выгораживать. Я знаю, что он напроказил, видел по тому, как он повел себя, когда явился домой. Не могу ни слова из него вытянуть, а когда пригрозил вытрясти из него правду, он удрал наверх и заперся там, у себя.

– Он поступил нехорошо, но мы его простили и все пообещали никому ни слова об этом не говорить, – с видимой неохотой ответила Джо.

– Так не пойдет! Нечего ему укрываться за обещанием, полученным от вас, мягкосердечных девиц: если он сделал что-то неподобающее, он должен в этом признаться, извиниться и понести наказание. Выкладывайте, Джо, этому не следует крыться во мраке.

Мистер Лоренс выглядел таким грозным и говорил так резко, что Джо с радостью бросилась бы прочь, если бы могла, но она сидела на верхушке лесенки, а он стоял у самого ее подножия, словно лев на тропе, так что девочке пришлось остаться на месте и храбро, лицом к лицу, встретить опасность.

– Но на самом деле, сэр, я не могу этого рассказать. Мама нам запретила. Лори во всем признался, попросил прощения и был вполне достаточно наказан. Мы молчим вовсе не для того, чтобы его выгораживать, но чтобы защитить кого-то другого, а если вы вмешаетесь, это лишь принесет еще больше неприятностей. Прошу вас, не делайте этого. Тут есть отчасти и моя вина, но сейчас уже все уладилось. Так что давайте забудем все и лучше поговорим о «Рамблере»^[103] или о чем-нибудь приятном.

– Плевать я хотел на «Рамблера»! Слезайте оттуда и дайте мне слово, что этот мой безалаберный мальчишка не оказался неблагодарным или дерзким по отношению к вам. Если он таким оказался, я выпорю его своею собственной рукой!

Это прозвучало как страшная угроза, но Джо нисколько не встревожилась – она была уверена, что старый джентльмен никогда и пальцем не тронет своего внука, пусть даже и говорит обратное. Она послушно сошла с лестнички и постаралась всячески преуменьшить значение мальчишеской проделки, хотя не выдала Мег и нисколько не забыла о том, что случилось на самом деле.

– Хмм… Ну, если мальчишка держал язык за зубами оттого, что дал слово, а не из упрямства, я его прощаю. Он – упрямец, с ним трудно управляться, – сказал мистер Лоренс, ероша волосы на голове так, что стало казаться, будто вокруг него только что бушевала буря, а затем ладонью точно стер хмурость со лба и с облегчением вздохнул.

– Да я и сама такая же, но доброе слово со мною управится легче всего даже там, где вся королевская конница и вся королевская рать не смогут ничего сделать, – провозгласила Джо, пытаясь замолвить словечко за своего друга, который, казалось, то и дело попадал из огня да в полымя.

– Вы полагаете, я к нему недостаточно добр, а? – последовал резкий отклик.

– О нет, сэр, нет! Вы, скорее, слишком добры порой, только потом бываете немножко вспыльчивы, когда он испытывает ваше терпение. Вам не кажется, что так оно и бывает, а, сэр?

Джо твердо решила высказать старому джентльмену все сразу и пыталась казаться совершенно спокойной, хотя во время этой дерзкой речи ее пробирала довольно сильная дрожь. К величайшему ее облегчению, да и к неменьшему удивлению, старый джентльмен только с грохотом швырнул свои очки на стол и воскликнул с полной откровенностью:

– Вы правы, девочка, это так и есть! Я люблю мальчишку, но он непереносимо испытывает мое терпение, и я знаю, чем это кончится, если так будет продолжаться.

– Я сама вам скажу – он сбежит.

Джо пожалела о своих словах в ту же минуту, как они вылетели у нее изо рта. Ей хотелось предостеречь деда, сказать ему, что его внук не вынесет слишком строгих ограничений, и она надеялась, что тогда старый джентльмен будет более снисходителен к внуку.

Раскрасневшееся лицо мистера Лоренса вдруг резко изменилось, и он опустился в кресло, бросив тревожный взгляд на портрет красивого мужчины, висевший прямо над его столом. Это был портрет отца Лори, в юности сбежавшего из дому и женившегося вопреки деспотической воле отца. Джо представилось, что мистер Лоренс вспомнил о прошлом и сильно об этом пожалел, а она пожалела, что заговорила о возможном побеге мальчика.

– Лори этого не сделает, если только очень сильно не разволнуется, он просто иногда грозится этим, когда ему зубрежка надоедает. Мне тоже часто этого хочется, особенно с тех пор, как я волосы остригла, так что, если вы когда-нибудь нас хватитесь, помещайте объявления про двух мальчиков и разыскивайте их на кораблях, отплывающих в Индию.

Джо говорила все это со смехом, и мистер Лоренс явно почувствовал облегчение, видимо принимая ее речь как шутку.

– Ах вы, дерзкая девчонка! Как вы смеете со мной так разговаривать? Куда подевалось ваше уважение ко мне, куда делось подобающее воспитание?! Паршивые мальчишки и девчонки! Они просто настоящие мучители, и – надо же – мы не можем без них обойтись! – заключил он, добродушно ущипнув Джо за обе щеки. – Пойдите приведите этого мальчишку вниз, обедать, скажите, все уладилось, и посоветуйте ему не напускать на себя трагический вид при его дедушке. Я этого не терплю.

– Он не пойдет, сэр. Он ужасно расстроился, потому что вы ему не поверили, когда он говорил, что не может сказать вам. И я думаю, трепка очень сильно его оскорбила.

Джо старалась напустить на себя жалостливый вид, но, вероятно, это у нее получилось не очень удачно, так как мистер Лоренс рассмеялся, и она поняла, что битва выиграна.

– Я жалею, что так сделал, и должен быть благодарен, что он не задал мне трепку в ответ. Так чего же этот чертенок от меня теперь хочет? – спросил старый джентльмен, видимо несколько устыдившись своей раздражительности.

– На вашем месте я бы написала ему и извинилась, сэр. Он говорит, что не спустится вниз, если этого не случится, и поднимает разговор о Вашингтоне, и строит абсурдные планы. Формальное извинение поможет ему понять собственную глупость, и он явится вниз в добром расположении духа. Попробуйте так. Он любит позабавиться, а этот способ лучше всяких разговоров. Я отнесу записку наверх и научу его поступить как надо.

Мистер Лоренс одарил ее проницательным взглядом и, надевая очки, сказал раздумчиво:

– Вы – хитрая кошечка, но я не против того, чтобы со мною управлялись вы и Бет. Ну-ка дайте мне листок бумаги, и покончим со всей этой ерундой.

Записка была написана в выражениях, какими один джентльмен пользуется после того, как нанес другому тяжкое оскорбление. Джо торопливо поцеловала старого джентльмена в лысинку на макушке, бросилась наверх, чтобы просунуть записку под запертую дверь Лори и через замочную скважину посоветовать ему быть уступчивым, благопристойным… и упомянула еще парочку приятных невозможностей. Обнаружив, что дверь по-прежнему не отпирается, она решила дать записке время самой делать свое дело и уже тихонько направилась прочь, когда юный джентльмен обогнал ее, съехав вниз по перилам лестницы, подождал у последней ступеньки и сказал с самым добродетельным выражением на физиономии, на какое был способен:

– Ох и молодчина же вы, Джо! На вас накричали? – добавил он, посмеиваясь.

– Нет. Он был довольно покладист, в общем и целом.

– А-а! Так это я все получил сполна. Даже вы меня бросили там, наверху, и я уже просто был готов пойти ко всем чертям, – заговорил Лори довольно жалобным тоном.

– Не надо так говорить, лучше переверните страницу, Тедди, и давайте-ка начните новую жизнь, сын мой!

– Да я только и делаю, что переворачиваю страницы и порчу их, как портил в школьных тетрадках, и уже столько раз начинал сначала, что и конца не видать! – последовал меланхолический ответ.

– Идите-ка съешьте свой обед – вы почувствуете себя гораздо лучше! Мужчины вечно ворчат, когда голодны. – И с этими словами Джо выскочила за дверь дома.

– Это она «клеит» на мою «секту», – произнес Лори, подражая Эми и направляясь в столовую – участвовать в сцене смирения гордыни вместе с дедом, который весь остаток дня был просто ангельски кроток и проявлял к внуку всяческое уважение. (Мои читатели, конечно, успели догадаться, что последнее высказывание Лори означало: «Она клевещет на мужскую касту».)

Все полагали, что тем дело и кончилось и маленькая тучка рассеялась, но вред был нанесен, и хотя другие скоро забыли об этом, Мег забыть не смогла. Она больше никогда не упоминала об определенном человеке, но очень много о нем думала, видела о нем сны чаще, чем прежде, а однажды Джо, роясь в столе у сестры в поисках марок, нашла клочок бумаги с нацарапанными на нем словами «Миссис Джон Брук», при виде которых она издала трагический стон и швырнула бумажку в огонь камина, чувствуя, что озорство Лори ускорило наступление дня, столь для нее злосчастного.