Крестьянский сын не знал, что такое «целомудрие», на лике его отразилась напряжённая работа ума и памяти, но подсознание в этот раз подсказку не отправило. Зато Волька понимал, что значит «сделаю, всё что хочешь». Это заинтересовало, взгляд его полегчал.

– Значит, всё-всё содеешь, что я изволю? – с прищуром вопрошал Волька.

В голове девки забрезжила надежда на спасение. А котэ, почуяв перемену в настроении будущего спасителя человечества, начал его теребить лапкой и вновь повторял вышеупомянутые жесты. Кажется, ему хотелось увидеть полёт, когда рыжие длинные волосы красиво развеваются на ветру. Возможно, в своей пушистой голове он собирал личную статистическую базу о принципе работы гравитации. Не просто же так котики вечно что-нибудь сбрасывают со стола и пристально наблюдают за экспериментальным объектом, явно что-то записывая в уме.

– Всё сделаю, то есть содею! – подтвердила воровка.

Всеволод заулыбался, как второе солнце, осветив округу.

– Тогда дай обет, Мария, что ты вместе со мной пойдёшь в Валахию. Там живёт злодей, что хочет весь мир поработить. И мне суждено его остановить!

Волькин бас зазвенел на весь мир, утверждая власть произнесённого и расплавляя реальность согласно пророчеству и намерению трёх волхвов. В пространстве заиграли фанфары – настолько эпичным был момент.

– А моввет, всё-таки целомудрием возьмёфь, фтоб в такую даль не переться? – поинтересовалась Маня.

Волька опять посуровел и разбил надежды воришки на лёгкий исход в горизонтальной позе на спине.

– Так идёшь со мной или летишь вниз, о лукавая?!

– Ну раз вопрос ребром, то, конефно вве, я клянусь!

– Цельно молви, дева!

– Это как?

– Клянусь, что дойду вместе с Волькой до злодея Марко Склавула в Мачинских горах! – поучительно продекламировал герой.

Манюня повторила клятву. Всеволод свет Иванович с удовлетворённой ухмылкой поставил рыжую бестию на твердь моста. Пушок протянул мошну богатырю и с укором повертел лапкой у виска.

Героям пора было выдвигаться и покидать оказавшийся не очень гостеприимным городище Ахас, ведь мир сам себя не спасёт. Они только заглянули в жилище Машки, дабы забрать её вещички. Та снимала закуток в постоялом дворе на отшибе Ахаса. Постоялый двор представлял собой огромную хату, предприимчивая хозяйка которой сдавала койко-места и даже пару комнат пришлым людям, коих в казацкой вольнице водилось множество. Ахас – торговое место, деньгам следует крутиться, и ни один метр площади не должен простаивать. Поскольку кухню сдавать под спальное место было не совсем удобно, то хозяйка там сподобилась готовить какое-то варево, говорят, даже почти съедобное и несмертельное, и продавать небогатым поселенцам в нагрузку к спальному месту. Будет товар – будет и купец. Никто пока не умер, зато имелись случаи излечения от запора.

Машка подвела Пушка и Вольку с задней стороны дома.

– Тсс! Только тихо. Я сейчас мигом обернусь, одна нога здесь, другая – там, – шёпотом сказала воришка, перелезла через забор и проникла в дом через приоткрытое окошко.

Котэ сел на забор и внимательно следил в оба глаза за Маней. Та буквально минуту спустя вернулась со своими вещами. Скарб её был нехитрый: к имеющемуся наряду прибавилась плотная епанча с капюшоном и кожаная сума в полтора локтя с ремнём и бронзовой пряжкой. В суму плутовка положила серое шерстяное одеяло, гребень, какие-то женские тряпки и немного провизии. Кошель со сбережениями она спрятала в потайной карман, что скрывался спереди изнутри портков поближе к сакральному центру.

– А чего ты крадёшься к себе до хаты, аки тать вороватый? – логично спросил богатырь.

– Вообфе-то, воровство и есть мой промысел! – с вызовом ответила Машка. – Просто я хозяйке за пару дней простоя задолввала и рефила, что раз увв мы отправляемся за тридевять земель, то моввно и не отдавать.

Волька взглянул на Пушка, а тот только развёл лапками: мол, чего ты ожидал от наглой рыжей морды?

И двинулась теперь уже троица мир спасать. Направились они пешим ходом вдоль Дона в сторону Черкасска.

Ночь застала путников в дороге. Они отошли к лесу, набрали сухих веток для костра, а ещё в качестве топлива и подстилки на землю витязь нарубил ельник. Подсознание ему интуитивно подсказало, что дым от хвои поможет от надоедливых насекомых. Надо уточнить, что валежник собирали Волька и Машка, а Пушок гонял блох. Для него блохи являлись самыми волшебными существами во вселенной: он их выжигал полностью во время регулярных приступов, иногда он мылся в реке, устраивая тотальный блохоцид, а они всё равно откуда-то появлялись. Видимо, так устроен этот мир, что подлинное зло неискоренимо.

Наконец, с помощью подаренного бабкой Агафьей огнива Волька разжёг костёр, искры снопом вырвались в ночное небо, вокруг забегали неясные тени, а бродящие и ползающие неподалеку лесные твари слегка встревожились от запаха красного цветка и решили держаться подальше. Дым от ельника, конечно, ел глаза и самим людям (Пушок благоразумно держался поодаль, его и так жрали блохи, поэтому насекомым больше, насекомым меньше – не суть важно), но гнус отгонял исправно. Воришка и богатырь сели возле огня и стали греться.

– Фто будем есть, Волька? – нарушила молчание Манька.

– Есть? Кстати, да: аж взалкалось. Подкрепиться бы след.

– Иии? Ты умеефь охотиться? Есть ли у тебя с собой запас еды?

– Нет, не хаживал я на звериный промысел, – понуро ответил Всеволод. – Раньше не разумел, а опосля батя не успел научить – пришло время уходить.

– Опосля – это когда?

– Долгая история, потом расскажу…

Маша недовольно хмыкнула.

– Значит, охотиться ты не умеефь. Про необходимость поесть заранее не подумал. Поховве, стратегическое планирование – не твой конёк?

– А что такое «стратегическое планирование»?

– Вот я как раз об этом… Ладно, Волька, так и быть: сейчас перекусим моими припасами, а на будуфее загодя покумекаем, чем подкрепиться, а то с тобой, сильным задним умом, с голоду моввно сдохнуть.

Дева достала из сумы отдельный рогозный мешочек с сухарями, шепталой и щедрой горстью коринки. Ужин, конечно, не богатый и не особо сытный для богатырских габаритов, но червячка заморить хватило. А воду в крынку Волька ещё по дороге в реке набрал. Котейка был сыт, у него вообще особо не было проблем с пропитанием: когда он чувствовал голод, то ловил полёвку, хомяка или птичку, коими поля и пролески изобиловали. Незадолго до привала он съел мышь, а на десерт закусил каким-то особо надоедливым жуком.

В желудке слегка потеплело, снаружи согревал костёр, сон постепенно подбирался к путникам. Но Машку глодали вопросы.

– Волька, мне вот всё интересно, почему ты такую странную клятву с меня взял, фтобы я с тобой фла до страфного злодея?

– Бобылём иттить тоскливо, хоть Пушок рядом, да животинка неразумная, с ним живым словом не перекинешься.

Котька при этих словах презрительно фыркнул.

– Ты один, котейка не в счёт, у злодея моввет быть замок, моввет быть, давве целая гвардия в подчинении, раз он собирается захватить мир. Как вве ты собираефься его одолеть?

– То мне в подробностях неведомо. Волхвы, что разум мне вернули и силушкой наделили, сказали, что мне надо идти спасать мир от Марко Склавула. И я иду, нутром чуя, куда сворачивать. А там с божьей помощью всё получится. Да и чекан у меня есть, – указал на топорик за поясом Волька.

Машка от удивления аж глаза выпучила:

– Ну раз чекан есть, тогда без проблем, тогда точно получится целую армию одолеть. Ты просто храбрец и герой, Волька!

– Спасибо, Маша!

– И не страфно тебе?

– Разумею я, о чём глаголишь, Машуня, но покамест не довелось мне испытать сего чуйства.

Прошла минута молчания.

– Смотри, богатырь: я от своей клятвы не отказываюсь, есть у меня на то внутренние принципы, так фто с тобой до Валахии до энтого Марко я дойду. Но сравваться с ним или с его подручными я не подписывалась, так что подоввду снарувви. Я не давлю, но просто подумай, хоть это и непривычно для тебя: моввет быть, стоит добыть оруввие покрупнее и понадеввнее, фтобы, так сказать, увеличить фансы из минусовой плоскости хотя бы до нуля?

Задумался витязь, закручинился, чуял он правоту в словах рыжей спутницы. Всеволод погладил старого разбойника Пушка, сидящего у его ног, двумя руками почесал тому за ушками.

– Эх, Пушок, Пушок, что же нам делать? Идти против ворога с голыми руками, да и ещё только вдвоём? Это же действительно сумасбродство, истину глаголит Мария… – задал Всеволод риторический вопрос кошаку.

Пушок почесал задней лапой голову, скинул пару блох и ответил:

– Мне вот интересно, ты серьёзно спрашиваешь или действительно тупой? Это же должно быть очевидно даже недоумку: по пути встретятся станицы, и не одна, это же донская вольница. Там у них крепости, оружейницы – у них можно стырить меч и арбалет, можно даже ручную пищаль. Конечно, не думаю, что это особо поможет при вашей рукожопости, но это уже что-то. Тем более, с вами иду Я – а это ваш главный козырь в борьбе с Марко Склавулом. Можно сказать, всё у вас получится с божьей помощью, то есть с моей.

Всеволод был слишком поражён небывалым событием, что даже не обиделся на «недоумка».

– Агрх… Гм… Мария, ты это тоже слышала?! Он разговаривает?

Манюня за спиной Всеволода только и смогла кивнуть, неотрывно тараща глаза на говорящего кота.

– Пушок, ты что, разговариваешь?

– Мурр. В смысле: как бы да, если ты не заметил. Тем более, если прислушаться к смыслу сказанного, то и так можно было понять, что гениальные мысли в нашей троице могли прийти в голову только мне.

– А чего же ты раньше молчал?

– А ты у меня ничего серьёзного и не спрашивал! Да и надоело мне знаками общаться, ты всё равно толком жестикуляцию не понимаешь.

Рыжая плутовка с изучающим прищуренным взором медленно приблизилась к котэ и протянула свои кривульки. Котька неприязненно отпрянул.

– Чего тебе надо, человеческая самка?

– Откуда звук? Коты не разговаривают, так не бывает, – недоумевала Машка.

– Это кто так сказал?

– Наука.

– Ишь ты, грамотная выискалась! И читать-то она умеет, и про науку знает. Волька, помяни моё слово, Манька – либо шпиён, либо ведьма. Таких надо сжигать! Твоя наука, Маша, не стоит ломаного яйца…

– Ломаного грофа, – машинально поправила шибко эрудированная воровка.

– И его не стоит тоже, – продолжил Пушок. – Если брать только меня – я уже исключение из правил, которое перечёркивает многие постулаты твоей хвалёной науки. А сколько в мире чудес, которые наука не охватила своим узким подслеповатым взглядом? Но нет, вместо признания собственной ограниченности, учёные мужи предпочитают просто игнорировать всё, что не вписывается в прокрустово ложе их объёма знаний. Тьфу на них! – сплюнул кошак.

– Всё равно коты не разговаривают! – упёрлась рыжая бестия. Цвет её волос и выпирающее упрямство наводили мысль, что она Овен.

– Смирись уже. Тем более, я не простой кот, а божественный! – засветился от гордости котька.

– Пушок, – подал голос крестьянский сын, – а почто ты Пушок У., а не просто Пушок? Вот вопрос в думу втемяшился, никакоже не выметается.

Кошак смерил Вольку презрительным взглядом.

– Не дорос ты още, отрок, до столь сокровенных знаний! Однажды я поведаю тебе сию тайну. Но не сегодня.

– Ааа, знаю, разумляю… – раздался смачный зевок богатыря. – Притомился я, братья… и сёстры. Пора бы на боковую.

Маша достала шерстяное одеяло и начала укладываться на еловые пушистые лапы возле костра, куда подкинули ещё топлива, чтобы на подольше хватило.

– Смотри, Волька, – сказала девка, – одеяло одно, а спать будем под ним вдвоём, поэтому чур уговор: не приставать!

Детина с удивлением воззрился на Маньку:

– Я не сдюжу тебе докучать вопросами, ибо отойду в кемар.

– Она другое имела в виду, – противным смешливым голосом прокомментировал кот.

– Что же?

– Она боится, что ты её ночью проткнёшь, и ей будет больно.

– Ну не так фто бы больно, – смутилась рыжая, – скорее неприятно, когда без спросу…

– Почто мне пронзать тебя, Мария, коли я тебе живот сберёг?

– Ну не полностью проткнуть, а так, наполовину – наполовину шишки, – заржал котэ. – От этого она не погибнет. Может, даже на пользу пойдёт – желчи меньше станет.

– Ой, Пуфок, заткнись увве! – вспылила Машка. – Давайте спать.

Люди улеглись под одеяло, а котька свернулся калачиком в ногах богатыря. А потом открыл один глаз, плотоядно и хищно уставившись на вожделенное шерстяное одеяло, и облизнулся.

***

Солнце только-только собралось подняться в этой долготе мира и начать день, на полях густо распластался низкий туман, оставляя щедрый след в виде росы на траве. Ночные птицы отчаливали на покой, а дневные вполглаза чистили пёрышки, готовясь заголосить и поприветствовать новый день. Песня их ежедневно с древнейших времён и до скончания веков льётся весёлыми трелями, услаждает слух и дарует радость, внося гармонию красоты в это Мироздание; в щебетании и переливах небесных птах так и слышится, как они славят Господа-Создателя. Так кажется вечно блаженным оптимистам. Реалисты однозначно знают и отчётливо слышат, как птицы посредством прекрасных рулад кричат: «Жрать! Трахаться! Убивать! Спасайся, кто может!»

Бывалый котяра серо-грязного цвета сидел на булыжнике чуть впереди от спящих спутников и умывался. Его цвет не был настоящей грязью («Чистоплотность – моё второе имя!» – заявлял про себя котейка), просто в его чистые аристократические гены шотландской вислоухой породы методом суперфекундации вторгся какой-то дворовый Васька, поэтому и получился такой цвет. По этой же причине у Пушка одно ухо висело, как и положено представителю благородного рода, а второе стояло торчком, выдавая статус бастарда. На шее у него красовался узкий ошейник из чёрной кожи тончайшей выделки, на котором узорным готическим шрифтом было выгравировано «Пушок У.» Когда-то буквы были покрыты позолоченной краской, но от времени и от регулярного попадания владельца ошейника в передряги она почти стёрлась.