– Маленькая ниточка – это, конечно, хорошо, но у меня более надёжные сведения, – тут он перешёл на заговорщицкий шёпот. – Мой хороший знакомый из национальной разведки Великой Саксонии сообщил, что Генри похищен одним злым гением, неким Марко Склавулом, проживающим в Сицзане. Почему-то его называют мессиром. Так что можно не тратить время на промежуточные порты, а сразу собирать экспедицию в Сицзан.

Френсис и Бутч – две противоположности. Френсис – саксонец, высокий, с жидкими светлыми волосами, с бледной кожей, стройный, элегантный, воспитанный, с блестящим образованием, живущий на доходы рантье. Он и его семья сдавали земли молодым предпринимателям под сельскохозяйственные нужды: те выращивали эритроксилум и изготавливали из него лекарство. Лекарство было чудесным, стало почти панацеей, сотворив бум продаж на фармацевтическом рынке. Френсис являлся единственным урождённым сыном в семье герцога Розуэлла, в будущем наследующим все дела, весь бизнес и всю недвижимость своей семьи. Искусный фехтовальщик, с Генри они вместе посещали один клуб. Ровесник Элеонор.

Бутч родился и вырос в Колумбийской Конфедерации. Страну так назвали по имени первооткрывателя Кристокорифа Колумба. Иногда её поэтически величали Страной Заходящего Солнца. Конфедерация оставалась одной из немногих стран на Теллусе, где работорговля была по-прежнему открыто разрешена. В других странах хотя бы делали вид, что двенадцатичасовой рабочий день, кабальная ипотека, обязательная всеобщая воинская повинность, иллюзорная возможность голосовать на выборах (всё равно нельзя проверить правильность подсчётов) и право полицейских применять оружие при разгоне мирных демонстраций – признаки свободы и доброй воли. В других странах государственный строй назывался «демократией», что буквально означало «власть демократов», а власть предержащие были сплошь демократами – этакая закрытая каста, что-то наподобие патрициев в раннем периоде Древней Латинии.

На родине Бутча с рабами не церемонились, как и в старые времена, негров линчевали, и не только негров: в рабство мог попасть любой, кто оказался в долговой яме. Рабовладелец при покупке чёрного дерева, как правило, не интересовался причиной попадания человека в кабалу, чем ушлые дельцы из других стран с радостью пользовались, похищая людей и продавая их на невольничьем рынке Конфедерации.

В этом отношении Бутч был также неприлично богат: его состояние оценивалось в три тысячи живых душ, вкалывающих на него, как дядя Том без хижины.

Баскеру было тридцать пять лет. Он также являлся поставщиком отборной говядины – кобе и вагю – почти во все страны мира. Лучшие элитные рестораны были рады такому снабженцу. Среднего роста, жгучий брюнет, вечно с трёхдневной щетиной, коренастый, обладающей завидными мышцами и силой. Всегда в ковбойских сапогах и джинсах. Простоват и прямолинеен, как топор. Но при этом честен и благороден, несмотря на неблагородное происхождение. Очень богат и имеет отличную предпринимательскую хватку. Может смести любую цель на своём пути при должном усердии.

Саксонский пэр, услыхав о Сицзане, всполошился, подошёл ближе и громко заявил:

– Мисс Баффет, позвольте мне взять на себя расходы по организации миссии спасения Генри. Я сейчас же срочно этим займусь!

– Думаю, и без тебя обойдёмся, Фрэнки, но ты сможешь нести сзади багаж, – холодно процедил Бутч.

Френсис вспыхнул.

– Ах так! Никогда ещё потомок герцогов Розуэллов не носил багажа за париями! Я требую сатисфакции! Предлагаю дуэль на шпагах.

Бутч повернулся к герцогу, демонстративно приподнял свои большие кулаки.

– Предпочитаю старый добрый саксонский бокс – ваше, кстати, изобретение. Могу тебе втащить прямо сейчас.

– Мы в разных весовых категориях.

– Знаю, я всегда говорил, что ты до меня не дорос.

Тут уже вспыхнула Элеонор:

– Немедленно прекратите! – она подбежала и встала между двумя ухажёрами. – Вы ведёте себя, как маленькие! Генри в опасности, его похитили, нельзя терять ни минуты, нельзя терять силы, а вы собрались тут устраивать потасовку. Стыд на ваши головы!

Френсис потупился, Бутч даже бровью не повёл, ему было плевать.

– Предлагаю объединить все наши силы и поскорее отправиться искать моего брата. Я готова потратить всё состояние, лишь бы Генри остался жив! Ну-ка, молодые люди, сейчас же помиритесь: наше единство потребуется нам в дальней дороге.

Как два бойцовых петуха, колумбиец и саксонец недоверчиво приблизились друг к другу и пожали руки. На том и порешили: оба соперника, временно объединив силы, отправятся искать людей и транспорт для поездки в Сицзан.

– Господа, у вас есть если не план, то хотя бы идеи, как будем спасать Генри? – воззвала к обоим мужчинам Элеонор.

Френсис открыл рот с намерением подробно и дотошно изложить свои соображения, но через секунду закрыл, решив не сотрясать воздух зря. Потому что воздух и вроде бы даже занавески колыхались от громкого баса Бутча, который каждый раз словно взрывался в пространстве, заглушая посторонние звуки.

– Я этого злодея лично в бараний рог скручу! – потрясал пудовыми кулаками колумбиец. – Надо набрать кучу оружия, нанять бравых бывалых парней из джентльменов удачи и разнести логово этого Марко Склавула к чёртовой матери!

Только вроде бы успокоившийся Бутч вновь распалился, закипел, покраснел, начал пошагивать из стороны в сторону, не в силах спокойно устоять на месте.

– Надо нанять бомбардировщик и сравнять всё жилище злодея с землёй!

– Вместе с Генри? – с лёгкой ухмылкой уточнила Элеонор.

– В смысле? – встрепенулся фермер, чуя в вопросе подвох, но картинка жаркой победоносной битвы перед глазами мешала здравому смыслу встать на своё и так скромное место в голове Бутча.

– Ну, в этом замке, или где там обитает супостат Марко, находится ещё и Генри, – девушка пару раз щёлкнула пальцами перед лицом воинственного ухажёра. – Ау, память, просыпайся!

– Ах да, я, конечно же, и не забывал про Генри. Нет, сначала мы вытащим твоего брата, а потом я лично засуну пистолет в задницу похитителю и несколько раз проверну! А уже потом выстрелю! Пистолет, конечно, жалко, придётся покупать новый, но зло не должно оставаться безнаказанным!

В процессе своей тирады Бутч достал из-за пояса под рубашкой пистолет «Шварцлозе» и пальнул вверх. Через секунду рядом с ними грохнулась огромная бронзовая люстра. Шлёпнулась почти бесшумно в том смысле, что из-за грохота выстрела уши уже были заложены. Бронза помялась, электрические лампочки разбились и погасли, хрустальные детали разлетелись вдребезги.

– Бэзил, – спокойным тоном позвала Элеонор.

Дворецкий уже был тут как тут.

– Да, мэм?

– Это наша старинная антикварная люстра?

– Да, мэм. Семидесятый век от сотворения мира, редчайшая работа латинийских мастеров из города на сваях. Сегодня её оценочная стоимость на рынке около трёх тысяч саксонских фунтов.

– Выстави счёт на оплату мистеру Баскеру, – хладнокровно сказала Элеонор и с укоризной посмотрела на Бутча.

– Уже сделано, мисс Баффет, – доложил мажордом, для него это стало привычной процедурой, потому что несдержанный колумбиец регулярно умудрялся что-нибудь сломать в особняке саксонских аристократов.

Бутч посмотрел вверх, потом на люстру внизу, и негромко, насколько это было в его способностях, произнёс:

– Семидесятый век? Пфф! Старьё какое! Такую и не жалко! Удивительно, что настолько древний хлам так дорого стоит…

– Вернёмся к плану экспедиции, – отрезала девушка. – Как видишь, Бутч, логика подсказывает, что военный отряд брать не следует, как и бомбардировщик. Сейчас это неоправданные расходы, да мы и ничего не знаем про похитителя, жив ли вообще Генри… Может быть, они хотят за него выкуп? Мне кажется, надо встретиться с Марко Склавулом и спросить, чего он хочет. У каждого есть свои слабости и тайные желания.

Френсис выступил вперёд, воспользовавшись лёгким замешательством соперника.

– Я считаю, что нам следует нанять средних размеров дирижабль. До Сицзана чуть больше семи тысяч километров, с несколькими остановками долетим. Думаю, в конечной точке нашего пути будем искать проводников до обиталища Марко Склавула, там уточним по ситуации, надеюсь, что про него хоть кто-то слышал. И ещё: насколько я знаю, в Сицзане много гор и снега, надо запастись тёплой одеждой и обувью.

– Благодарю вас, Френсис! Просто блестяще, чётко и по делу, без выстрелов и взрывов. Бутч, тебе есть чему поучиться у мистера Розуэлла.

Саксонец склонил голову в благодарственном кивке. Бутч скривил недовольную морду.

Элеонор, как истинная женщина, иногда могла быть стервозной, и поэтому любила подначивать соперников, то превознося одного, то опуская другого. Чтобы не расслаблялись: дрессировка самцов должна быть регулярной.

– Всё равно я возьму пару пистолетов и винтовку. Даже если мы едем с целью переговоров, то до них надо добраться живыми сквозь бури и опасности! Поэтому гранаты я тоже захвачу! – громко провозгласил Баскер, всегда старающийся оставить последнее слово за собой.

***

Жестокая память непрошено подсвечивает обрывки прошлого, болезненными ударами кнута и ослепляющими вспышками подкидывает ушедшее, что хотелось бы навсегда стереть и забыть.

Маленький кнезёнок Марко, чутко прислушиваясь, пробирался на кухню. Там в шкафу на верхней полке лежали свежие восточные сладости, расфасованные по небольшим холщовым мешкам согласно сорту. Скоро наступит редкий день возращения отца Янко в родовой замок. Он наведывался со службы всего пару раз в год, и это событие стоило отметить. Мама Брунхильда при всей её внешней холодности и равнодушии не поленилась и лично съездила в Браилу и накупила восточных сладостей на ярмарке. Да, эти сладости продавали турки, которые являлись, по сути, оккупантами их княжества, они практически в постоянном режиме нагибали Молдавию, Трансильванию и Валахию, облагали данью и невозбранно набирали рекрутов в свою армию. Хитрые бюрократы и политиканы даже придумали отдельное слово, когда одно государство нагибает другое в принудительном порядке в позу рака и имеет, как душа пожелает: с тех пор это называлось вассалитетом. Пройдут столетия, слово «вассалитет» слишком сильно станет ассоциироваться с коленопреклонённой позицией отверстиями к насильнику, поэтому термин изменят, и это станут называть сателлитством, или просто «прокси», но это уже другая история. Касаемо восточных сладостей от турков, то Брунхильда, опираясь на холодный и трезвый расчёт (как и во всём остальном в своей жизни), справедливо полагала, что вкусные кондитерские изделия – это вкусные кондитерские изделия, и неважно, кто их приготовил.

Теперь все эти козинаки, пахлава, ореховая и кунжутная халва, щербет, нуга, малиновый рахат-лукум, чурчхела с грецкими орехами и парварда лежали на верхней полке на кухне и изо всех манили Марко их хотя бы продегустировать. Наследник княжеского рода тщательно спланировал всю операцию своим шестилетним умишком: он убедился, что нянюшка Донка пошла во двор развешивать бельё, а маменька засела в своём кабинете за книгами, где проводила много-много времени. Чтобы достать до верхней полки, нужно было из угла кухни подвинуть топчан для порки, встать на него, потом перелезть на столешницу, а уже оттуда он, если встанет на цыпочки, дотянется до дверцы шкафа с сокровищами. Слюнки так и текли у Марко, когда он вспоминал вкус пахлавы и миндаля в глазури. Ему такое перепадало только по большим праздникам: когда возвращался отец либо на Новый Год или Драгобете.

Мальчик бесшумно проник на кухню, перед входом в которую замерев на миг, дабы убедиться, что по замку не разносится звук шагов матушки. Теперь топчан. Поднять деревянный топчан Марко было не под силу, поэтому он начал его сдвигать ближе к шкафу. Раздался жуткий негромкий скрип движения дерева по каменному полу, но для Марко это было сродни громогласным фанфарам на весь замок, он застыл и прислушался. Вроде всё тихо, никто не идёт. Сердце вылетало из груди у маленького Склавула, опасность задуманного будоражила, ужасала и рисовала страшные картины наказания от маменьки, если та узнает. Но ведь та не узнает, наивно полагал кнезёнок, ведь он собирался открыть всего пару мешков, взять по одной-две сладости, и снова всё вернуть в исходное положение. Вряд ли мама Брунхильда пересчитывала все орешки и кусочки нуги.

Долгий целый станьен пути проделали нары до шкафа, Марко тужился и потел, толкая их, глубоко дышал, стараясь это делать как можно тише. Всё, первый этап завершён! Теперь быстрее наверх. Мальчуган встал на топчан, подтянулся на руках, закинул ногу и с усилием взобрался на столешницу, сел на неё на пару секунд – перевести дух. Марко смахнул рукавом сорочки пот со лба, поднялся и вытянулся во весь рост к заветной двери сокровищницы. Есть! Достал! Он вытащил наугад два мешочка с тесёмками и начал их суетливо развязывать.

За спиной нарушителя громовым раскатом прозвучали негромкие слова маменьки:

– Похоже, юноша, ты преступил мой запрет.

Слова ледяным кнутом обожгли Марко, от страха и неожиданности он выронил сладости, они упали, рассыпавшись по столешнице. Руки и ноги кнезёнка застряслись.

Он медленно обернулся: на пороге кухни стояла его маменька Брунхильда, в своём неизменном чёрном платье-жилете с длинными рукавами. Платье было длиной до пола, так что невозможно было увидеть, какую именно обувь княгиня сегодня соблаговолила надеть. Из-под высокого стоячего воротника выглядывали края белой рубашки. Такой строгий чёрный наряд разительно контрастировал с белоснежно-бледной кожей Брунхильды, на фоне которой тонкие алые губы ярко бросались в глаза. Не исключено, что княгиня своим нравом и внешним видом внесёт свою лепту во всепоглощающем распространении легенды о том, какими были валашские и трансильванские вампиры.

Маменька медленно и абсолютно бесшумно, словно плыла по воздуху, приблизилась к Марко и тихо сказала:

– А теперь, маленький воришка, положи сладости и подвинь топчан на его место.

За всю свою недолгую жизнь кнезёнок ни разу не слышал, чтобы Брунхильда повышала голос. В этом не было необходимости: в звучании её негромких слов было достаточно стали и льда, чтобы смысл с болью проникал прямо в мозг, на уровень образов, идей и прямого понимания.

У Марко от страха, который быстро разгонялся до уровня панического ужаса, застучали зубы, ещё сильнее затряслись руки, он начал неудержимо потеть, так что аккуратно собрать сладости и водрузить мешочки на их законное место получилось с изрядным трудом. Зато подвинуть лежак на исходную позицию страх только помог, сил будто прибавилось вдвое.

– Снимай штаны, молодой человек, – приказала маменька.

Марко заплакал, стараясь не всхлипывать и вообще издавать как можно меньше шума, стыдливо стянул штаны.

– Ложись на топчан.

Сын лёг. Брунхильда примерилась к розгам различной толщины и гибкости, стоящим возле стены в кадке с солёной водой, выбрала для начала самую толстую.

Удар! Марко сжал зубы, не проронив ни звука. Ещё удар по оголённым ягодицам! Молчание.

Маменька для своего сыночка взяла прут потоньше и всекла с предельной скоростью, на коже Марко вспухла ярко-красная полоса. Ещё размах, свист, удар! Ещё один след на коже, ещё один гвоздь в крышку гроба под названием «доверие к женскому полу и психическое равновесие». Мальчик громко всхлипнул, не сумев сдержаться. С порога кухни чуть не сорвался второй всхлип, откуда подглядывала няня, и только зажав рот рукой, она сумела смолчать. Донка застала часть экзекуции, ей было очень жалко Марко, и его шалость не стоила столь жестокой кары, но она, бесправная крепостная, не смела ничего сказать супротив воли княгини.

– На сегодня достаточно, – лёд и стужа прошелестели из губ маменьки. – Ты и впредь будешь получать наказание, Марко Склавул, пока не уяснишь себе, что правила созданы, чтобы их соблюдать. Вся Вселенная возвёрнется в хаос, если плевать на законы, традиции и запреты. А теперь вставай и оденься.

Брунхильда поставила розгу в кадку и бесшумно проплыла в направлении своего кабинета. Няня Донка помогла Марко надеть штаны и отвела его в комнату для слуг, где обняла и прижала к груди. Мальчик теперь плакал свободно, чувствуя любовь и сострадание Донки.

– Поплачь, малыш, будет легче. У меня сердце разрывается, когда вижу твои страдания. Но ничего не поделаешь, придётся терпеть, и в этом будет благодать. Как говорится в Священном Писании: «Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьёт же всякого сына, которого принимает». Так что, Марко, маменька тебя любит, просто по-своему.

Кнезёнок аж перестал плакать, прервался и посмотрел на нянюшку, как на умалишённую, но ничего не сказал. Просто к нему пришло озарение, что не все мамы добрые, что Боженька тот ещё садист со своей любовью, и что он с радостью бы поменял свою маму Брунхильду на маму Донку. Нянюшка излучала тепло и заботу, она всегда могла пожалеть, поддержать, ей можно было рассказать свои мечты и мысли, поделиться своими проблемами и чаяниями, и она всегда выслушает. Донка с необъятными грудью и бёдрами всегда пахла молоком и какой-нибудь едой. Потому что готовка для представителей княжеского рода входила в её обязанности по дому.

А с маменькой Брунхильдой нельзя было свободно поговорить. Во-первых, она часто была занята в своём кабинете. Чем она там занималась среди сотен и сотен книг – остаётся загадкой, потому что входную дверь она почти всегда запирала. А во-вторых, Марко уже как-то пробовал рассказать маме о своих мечтах – та его жёстко обрубила, сказав, что нечего предаваться пустым грёзам, а надо работать над твёрдой материей, лучше больше времени потратить на что-то серьёзное. А на жалобы сына маменька просто посоветовала ему не ныть, потому что этот мир, в котором они родились, жесток, он полон хищников и убийц, поэтому что бы ни случилось, как бы тебе ни было плохо и тяжело, всегда и постоянно надо помнить, что всем глубоко плевать. Не надо ни на кого надеяться, не нужно никому жаловаться, надо просто идти и разгребать свои проблемы в одиночку. Тогда ты либо справишься – и станешь крепче камня, либо сломаешься и погибнешь – и тогда проблемы исчезнут навсегда, ведь нет человека – нет проблем.

Брунхильда много времени проводила в замке, закрывшись в своей комнате, и никто толком не знал, что именно она там изучает, даже слухов про это не было. Донка с другими служанками любили посплетничать по любому поводу, слушая их на кухне, можно было узнать самые свежие новости в ближайшей округе и слухи про далёкие города и земли. Но про маменьку они не упоминали, а если имя госпожи случайно всплывало в разговоре, то тут же старались сменить тему. Здесь Марко пригреть уши не получилось. Однажды кнезёнку плохо спалось, он встал, посмотрел в окно и увидел, как маменька, накинув капюшон чёрного плаща, покидает замок через калитку. Когда на следующий день Марко спросил об этом у Донки, та на него только злобно зашипела и сказала, что ему привиделось. Тогда наследник понял, что у маменьки есть какие-то свои секреты.

Наказание за попытку украсть сладости было не первым опытом для Марко, это случалось периодически: маменька находила повод высечь непослушного сынка, даже если тот старался вести себя согласно всем правилам. Этот факт медленно, но верно зерном вырастал в мальчике в непоколебимую уверенность, что хороший ты или плохой, ты всё равно будешь наказан. Почему бы тогда не стать плохим, раз концовка одна? Неудивительно, что Марко писался в постель вплоть до четырнадцатилетнего возраста. А ещё иногда он лунатил, прудил прямо себе под ноги, отчего, собственно, и просыпался где-нибудь в подвале или на чердаке замка. Думаю, излишне говорить, что за испачканную постель Марко получал очередную порку.

***

Под станицей казацкой под Раздорами жил да был Всеволод свет Иванович, крестьянский сын. Долго Господь не давал его родителям, Ивану и Таисии, детей, они уже и надежду потеряли обрести кормильца на старости лет. А с годами сил не прибавляется, да и здоровье утекает сквозь пальцы, без чего никак нельзя при работе в поле и по хозяйству, там расклад простой: работаешь – будет что поесть, не работаешь – ложись и помирай с голоду. Тася и сама долго молилась у иконостаса в красном углу избы, просила Бога ниспослать дитятко, и в церковь в Раздоры ездили они с супругом, свечки ставили, требы заказывали. И наконец чудо однажды свершилось, Ивану да Таисии тогда уже под сорок лет было.