Гойя, или Тяжкий путь познания

«Гойя» – роман, в котором бушуют нешуточные страсти. Здесь муки творчества, искушения, тщеславие, политические интриги, безумие, сумасшедшие романы, бесконечные измены, ужасы инквизиции. Истории на любой вкус. Во многом не для слабонервных.
В центре повествования отношения Франсиско Гойи и герцогини Каэтаны Альбы. Жестокая красавица и возрастной придворный художник. Была ли это настоящая любовь или одержимость? Как знать. Но то, что это было море чувств, которое то давало передышку, то волновало бурей – факт. То, что Каэтана была источником вдохновения – тоже неоспоримо. Наверно, справедливо, что тихая гавань редко может сподвигать на творчество, чаще все-таки это делают страдания и эмоциональные качели. Тут их было предостаточно.
Впрочем, любовница у Франсиско была не одна. И жена была. И такая история у большинства персонажей.
Очень интересно было следить за борьбой тщеславия Гойи, желающим быть королевским художником, и его талантом, с помощью которого можно было влиять на людские умы и души, а также жаждой оставаться правдивым в своем искусстве.
Отношение к Франсиско у меня менялось по мере прочтения. От презрительного «трус» до восхищенного «гений». Думаю, с великими так и должно быть. Ангелами их точно не назвать. Невозможно не сопереживать его потерям, глухоте, одолевающим его страшным видениям.
Про инквизицию читать было жутко. Равнодушным остаться невозможно, сочувствуешь тем, чьи судьбы были искалечены ее судом.
За политическими ходами и войной мне наблюдать было не особо любопытно. Вообще не моя тема. Но акцент в книге по большей части на других вещах, так что впечатление не испортилось.
Отдельно отмечу образ королевы. Мне она импонировала своим умением держать лицо. И сцена, в которой она в одиночестве разглядывает картину, где Гойя ее изобразил неприглядно, где она смотрит в лицо своей старости, сильная.

Добро пожаловать в Испанию!

Добро пожаловать в конец 18 века!

Добро пожаловать во многочисленные дворцы Его и Её величеств Карлоса IV и Марии-Луизы, их многочисленных грандов, министров и прочих сволочей приближённых, в кабаки, постоялые дворы, в дома простого народа, в церкви и часовни, в тёмные комнаты и судилища святой Инквизиции, столовые, рабочие кабинеты и, главное, спальни, спальни, спальни.

Добро пожаловать в эпицентр европейской внешнеполитической жизни, которая диктуется Францией. А точнее сначала совершенно отбившейся от рук Французской Республикой, казнившей Помазанника Божьего Людовика XVI с его августейшей супругой. А потом эта внешнеполитическая жизнь диктуется единолично первым консулом Франции Наполеоном Бонапартом.

Добро пожаловать в мастерскую величайшего художника Испании, Европы и всего мира Франсиско Гойи.

Я не случайно в перечислении самому Гойе отвёл последнее место, хотя книга, судя по названию, должна быть посвящена целиком и полностью ему. Конечно, в самом повествовании художник не аутсайдер. И всё-таки, как и любой исторический роман, книга «Гойя, или тяжкий путь познания» посвящён не только и не столько главному персонажу, сколько его эпохе, его ближайшему окружению, внешним и внутренним событиям, иногда не имевшим никакого отношения к этому самому персонажу. Не удивительно даже, что иногда встречаются главы, а то и их последовательность, в которых Гойя вообще не появляется. Что делать – жанр есть жанр.

Сколько раз мне приходилось слышать, что язык Лиона Фейхтвангера очень тяжёл! Но моё первое знакомство с этим немецким писателем прошло на «ура». Спасибо за это в том числе и переводчикам Касаткиной, Татариновой и Гинзбург, ибо я испытал настоящее удовольствие от чтения «Гойи», поскольку в этой книге нет никакой словесной напыщенности, коей часто грешат исторические романы, но есть глубокая смысловая насыщенность. И главное, все эти дополнительные сведения совершенно не мешают главной сюжетной линии, а скорее дополняют её. Даже мало кому что говорящий Бадахосский мир здесь к месту, потому что даже он оказывает пусть небольшое, но влияние на творчество Гойи. А иные события – и на его жизнь. Особый респект покойному Фейхтвангеру за стихи, завершающие каждую его главу. Не знаю, как называется приём, используемый в кинематографе, когда отдельные сцены, заканчиваясь, приобретают вид рисованных комиксов, адресующих к следующему сюжету, но вот у меня эти стихотворения вызывали именно такие ассоциации.

Дальше...

Однако давайте всё-таки будем реалистами – в словосочетании «исторический роман» ключевым словом остаётся «роман», и как бы писатель ни стремился к исторической правде, он обязан некоторые факты преувеличивать, некоторые – преуменьшать, какие-то корректировать своей фантазией или сюжетной необходимостью, от чего-то отказываться, а что-то, наоборот, придумывать. Иначе книга не получится интересной, ибо в ней не будет художественного замысла, а жизнь сама по себе даже великих людей на самом деле в большинстве своём проходит бледнее, чем это выглядит даже в официальных биографиях, и уж всяко не художественна. Так что интереса ради заглянем в официальную биографию Франсиско Гойи. Ну, что там интересного? Например, фигурирует жена Гойи, Хосефа, на которой он, если верить Фейхтвангеру, женился «по любви». Оказывается, что на самом деле женитьба эта была, что называется, по залёту, да и то Гойю практически принудили. А став великим человеком своего времени Франсиско практически забыл о жене, хотя у Фейхтвангера эта парочка выглядит если уж и не совсем счастливой, то, во всяком случае, постоянной. И чего вздумалось Фейхтвангеру опускать очевидные факты, если он и сам представляет своего героя как Казанову, гнушавшегося пожалуй что только проститутками?

Или же роль Каэтаны Альба, великой и могучей грандессы, демона любви и страсти Франсиско, подарившей ему счастье и причинившей горе. Если верить хотя бы «Википедии»,

…историю о взаимной страсти Гойи и герцогини Альбы прямо не подтверждает ни один из дошедших до нас документов. В портретах Каэтаны Альбы можно найти намёки на существование связи. Позднее же в «Капричос» Гойя весьма едкими рисунками изобразил герцогиню.

Впрочем, сам Фейхтвангер очень аргументированно объясняет эту едкость рисунков Гойи, который под конец скорее ненавидел, чем любил Каэтану.

Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, гласит народная мудрость, и в случае прочтения книги «Гойя, …» это даже не мудрость, а истина. Вот мы читаем, как создавалась та или иная картина, какими красками писался семейный портрет короля Карлоса или портрет Мануэля Годоя, первого министра и могущественного временщика испанского двора. Читаем, как ругали ещё молодого Гойю за его эксперименты с нечёткостью линий и чрезмерное увлечение игрой со световыми эффектами, читаем про его умение передать атмосферу практически погружённого в полный мрак помещения, где судит инквизиция… Вот у вас, уважаемый читающий этот отзыв, по моим словам составилось представление о картинах Гойи? Ага, я так и думал. Так вот, по прочтении Фейхтвангера впечатление тоже не составится. Его рассказы о живописи можно воспринимать лишь как комментарии, а для полного восприятия нужно вооружиться репродукциями картин этого испанского художника, или компьютером/планшетом/смартфоном, подключенным к интернету. Особенно, когда речь заходит про «Капричос» - серию сатирических офортов на политическую жизнь того времени, которой Фейхтвангер уделяет значительную часть романа, причём даже его финала.

Читая книгу, нельзя не дивиться политической и общественной атмосфере конца 18 века. Когда ещё во всём мире царит строгость нравов, роман «Гойя…» передаёт атмосферу свободы и безрассудства, граничащего с распутством. Да, конечно ещё раньше этого был французский Версаль, был петровский всепьянейший собор… И всё-таки время, когда мужик не считает зазорным официально иметь двух-трёх любовниц при полном попустительстве его жены даже в наш век видится экзотическим. Хотя… Испания это сама по себе экзотическая страна, пусть даже и европейская. Но эта свобода, эта распущенность царит во время инквизиции, которая хоть и теряет свои позиции, но ещё крепка, цепка, велика и ужасна, и за любую мало-мальскую ересь человек исчезает в её застенках навсегда, а то и подвергается публичным наказаниям, вплоть до смертной казни. Кстати, подробные описания казней у Фейхтвангера тоже найдутся, поэтому местами книжечка не для слабонервных. Предупреждаю сразу. Но жизнь даже в таких условиях восхваляется, да ещё как? Стихами!

Так шпионила повсюду
Инквизиция. Над каждым,
Словно страшный рок зловещий,
Тяготела. Нужно было
Лицемерить. Даже с другом
Было страшно поделиться
Вольной мыслью или шуткой.
Даже шепотом боялись
Слово вымолвить… Но только
Эта вечная угроза
Придавала серой жизни
Прелесть остроты. Испанцы
Инквизиции лишиться
Вовсе не хотели, ибо
Им она давала бога.
Правда, бог тот был всеобщим,
Но особенно — испанским.
И они с упрямой верой,
Тупо, истово, покорно
За нее держались так же,
Как за своего монарха.

Вообще, автор придерживается исторического метода. В отдельных главах нет ни одного персонажа романа, зато есть история в голом виде через восприятие Фейхтвангера. История инквизиции. История двора. История того или иного события. История отдельного пятилетия. История французской революции, которая оказывает решающее влияние на испанскую внешнюю и внутреннюю политику. Истории дворцовых козней, предательств и благоденствий, возвышений и падений. Такова политика:

Нельзя заниматься политикой и быть справедливым. Добродетель и справедливость не равнозначны. Добродетель требует иногда от нас несправедливости.

«Я рассчитываю, что заключение мира позволит нам вести более широкую жизнь»,

- говорит королева Мария-Луиза, и это значит только одно: война разоряет государство, и богатым не хочется затягивать пояса, поэтому-то они готовы заключить мир, а вовсе не потому, что солдат жалко.

Однако я увлёкся, и всё не заговорю о главном. Точнее о главном герое.

Нам предстают несколько лет жизни Франсиско Гойи, уже стареющего художника, уже первого живописца при дворе. Да, Гойя болен, он глохнет (а в конце станет глухим как тетерев), но он находится на вершине мастерства, он любит женщин, и они отвечают ему взаимностью. Правда, настоящая и единственная его любовь – это Каэтана Альба, которую он ненавидит и боится не меньше, чем демонов – этот суеверный католик. В понимании Фейхтвангера, художник – человек надменный, тщеславный, ревностно бережёт свой престиж и доброе имя. Ему важно, чтобы мир сполна признавал его заслуги и восхищался его гением, и даже суровые испытания мало влияют на это тщеславие. А испытаний достаточно – по большому счёту, Гойя похоронил при жизни почти всех, кто был ему дорог, включая любимую дочь, и полностью оглох. Случившееся он воспринимает как наказание за грехи, но… Тщеславие непобедимо, как и великое искусство.

Отчасти он выставляется как марионетка, что не удивительно – каждого, кто вхож хоть в королевский дворец, хоть в президентскую резиденцию, все внешние силы стараются использовать в своих интересах, причём, как правило, нежелание этого лица играть на руку одним против других значения не имеет – грамотно поставленный спектакль полностью превращает актёров в кукол. А тут у нас в качестве режиссёров выступают опытные царедворцы. Впрочем, сия чаша хоть и не миновала Гойю, но глотнул он из неё немного. Повезло, однако. Обычно дворцовые интриги даром не проходят никому. Особенно тем, кто старался быть в них поменьше замешанным.

Гойю мы видим разным – здоровым и больным, при вдохновеньи и при его отсутствии, счастливым и глубоко несчастным, в здравом уме и в безумии. Но во всех этих образах он не меняется кардинально, остаётся прежним человеком, неистовым, и значит непобеждённым. Вот почему чем ближе конец, тем сильнее подводится мысль, что Гойя уже при жизни стал великим человеком, и признавал это не только королевский двор, но и народ. И этому не помешали ни Каэтана, ни Мануэль.

Таков тяжкий путь познания Гойи – познания своего гения, силы своего искусства.

Роман, посвященный великому испанскому художнику Франсиско Гойя и его становлению. Гойя, выходец из народа, простой махо, бунтующий, непримиримый и пытающийся понять в чем же истинный долг художника?
В начале пути придворный живописец, влюбленный в жизнь и ее краски, только их и замечает. Ощупывает предмет, изучая форму, но не проникая в суть. Радуется переливающимся тонам, но не чувствует волшебство, которое они способны сотворить. Живя в эпоху напыщенных аристократов и ханжей, самозабвенно влюбленных в себя, Гойя и сам не был лишен предрассудков и страхов. Придворный живописец, он создает портреты важных особ - приукрашенные, ненастоящие, именно такие, какими их хочет видеть особа. Гойя видит Испанскую Знать, гниющую изнутри, съедаемую собственным бездушием, равнодушием, малодушием. Знать, которая захлебнулась в крови - это и инквизиция, и жестокие изуверства церкви, и дремучая непроходимость в умах правителей, их тупость и всяческие противостояния новым идеям, упорное и дикое коварство, цепкими лапами удерживающее старые устои. Гойя подчинен их прихотям, он создает не то, что должен, а то, что требуется.
Но однажды наступает момент, когда художник замирает и начинает прислушиваться к голосу, поющему Свободу. Однажды Гойя рисует портрет дона Мануэля, который был любовником королевы. В жизни человек жестокий, вульгарный и ядовитый, на портрете же довольно благородный вельможа... Близкий друг Гойи, дон Августин Эстеве, увидел этот портрет, высказал все, что думал о нем, тем самым заставив Гойю проснуться от забвения и понять, в чем же его настоящее призвание:

— Вот что я сейчас скажу вам, дон Франсиско, скажу тебе, Франчо, скажу тебе, господин придворный живописец и член Академии. Можешь сколько угодно злиться и язвить, а все-таки дон Гаспар прав. Картины твои — мазня, дон Франсиско Гойя, несмотря на весь твой талант; и в моих лошадиных задах больше смысла и политики, чем в похотливых рожах твоих знатных дам. И пока ты будешь стоять в стороне, пока будешь малодушничать и молчать, до тех пор вся твоя живопись — дрянь и дерьмо. — Он указал на портрет дона Мануэля. — И тебе не стыдно глядеть на это? Срам, да и только! Que verguenza! Целую неделю занимаешься этой мазней, а толку нет, и ты это знаешь. Пишешь великолепными красками великолепный мундир и великолепные ордена, а вместо лица — пустое место, и все в целом пустое место. Пачкотня, а не живопись. А почему? Потому, что хочешь приукрасить твоего любимого дона Мануэля. Ведь ты с твоим Мануэлем одного поля ягоды — оба надменные, тщеславные, оба дрожите, как бы не уронить свой жалкий престиж. Потому ты и не смеешь нарисовать его таким, как он есть. Боишься правды, его правды и своей правды. Маляр несчастный, вот ты кто.

Толчок, проложивший тропу, по которому великий художник начал восхождение к Пути. Восхождение через боль, утраты, болезни, разочарования и сильные потрясения.

Пиком творчества Гойи смело можно считать графическую серию "Капричос" - карикатуры на аристократов, инквизиторов и буржуа, одним словом: пародия на Испанию - современницу Гойи. "Капричос" ("игра воображения") - это цикл из 80-ти офортов, который был создан в 1797-98 годы. Но до этого в жизни Гойи начался период, когда художник пережил страшные метаморфозы: начались сильные головные боли, зрение ослабло, Гойя полностью потерял слух. Прежде, жизнерадостный и полный веселья придворный живописец, превратился в угрюмого, замкнутого и отчужденного человека, но при этом предельно остро чувствовавшего чужую боль и горе, Мастера. Своим "Капричос" Гойя разоблачил всю структуру и устои старой Испании, он высмеял человеческие пороки и духовную убогость, используя при этом народные пословицы, поговорки и острословие. Каждый лист - это цельное произведение, состоящее из рисунка и авторской приписки к нему.

Тёмной ночью колдуны и ведьмы, домовые и бесы хохочут, кривляются на шабаше ("Когда рассветёт, мы уйдём"). Однако с наступлением утра нечисть не исчезает, а лишь меняет свой облик, оборачиваясь внешне добропорядочными людьми.

Аристократия тогдашней Испании предстает в этих работах в образе обезьян, ослов и прочих уродливых тварей. Показана борьба добра и зла, где побеждает зло. Тупость берет верх над умом, распутство над нравственностью, старость подчиняет себе молодость. Аллегория, посредством которой показана реальность.
На офорте "Сон разума" Гойя изобразил человека, окруженного демоническими существами. Человеку страшно, он закрывает руками голову от чудовищ. Предполагается, что человек этот - сам Гойя, а демоны - это его личные предрассудки и предубеждения. Да, великий Мастер высмеял и себя самого. Это и есть доказательство того, что Путь к Познанию завершен. Он проделан - тяжкий, трудный, болезненный. Наверно, именно таким и должен быть Путь, ведущий к Истине.
"Капричос" был принесен в дар королю, и он разрешил их опубликовать. Всем была ясна суть нарисованного, но инквизиция была бессильна: "Капричос" увидел свет.

"Капричос" были местью всех попранных... это был вопль ненависти и мести, брошенный в лицо наглым властителям.

Фейхтвангер создал великолепную картину, на которой разворачивается интереснейшее Восхождение, показанное во всех деталях. Путь художника - простолюдина, победившего в себе Чудовище, имя которому Страх. Путь художника, который осознал, что сила его искусства - это непрерывная связь с народом. Может, именно благодаря безграничной преданности своим корням, Гойя выдержал беспощадные натиски Судьбы, отнявшей у него самое ценное: любовь, жизнелюбие, здоровье...Но оказалось, что вся ценность, истинная, которую невозможно отнять, - она в корнях, в преданности, в бесстрашии, в Правде.

Дальше...