Гараж в доме Рэма служит репетиционным залом для «Норда». Пол застелен ковром, по которому тянутся провода усилителей. Стена за барабанной установкой переливается желтым светом гирлянд. Сюда ребята пускают только «своих», и коротышка Клифф продал бы душу, чтобы пройти в гараж Рэма.
Я сижу на потрепанном диване рядом с Констанс, которая без остановки снимает короткие ролики и тут же скидывает их в соцсеть. Мы находимся рядом уже сорок минут, но так и не нашли что сказать друг другу. Что ж, даже если у нас не получается подружиться, то мы хотя бы можем не ругаться, оказываясь в одном помещении. Прогресс на лицо.
Ник ритмично бьет по барабанам, и при каждом ударе его взмокшая челка подпрыгивает над перевязанным красной банданой лбом. Рэм, закусив губу, качает головой в такт, задевая струны бас-гитары. Джейк, сжав медиатор, играет соло, от которого у меня по спине бегут мурашки, но я демонстративно закатываю глаза.
Когда Олли впервые сказал, что хочет собрать группу, я уже знала, что в ней будет Джейк. Его отец был музыкантом, и, по-моему, это наследственное. Когда мы были маленькими, то часто сидели у трейлера мистера Эрнандеса и слушали, как он играет на старенькой гитаре. Каждый раз, когда Джейк видел, как струны приходят в движение, производя мелодию, у него словно загорались глаза. Джейк попросил научить его играть и схватывал аккорды буквально на лету. Вместо медиатора мистер Эрнандес использовал мексиканский песо, специально спиленный под нужную форму.
«Чем жестче медиатор, тем точнее можно почувствовать пальцами, что происходит со струной», – говорил он.
Джейк был счастлив, когда в один из вечеров мистер Эрнандес подарил ему свою гитару со словами: «Береги ее, сынок». На следующее утро к нему в трейлер пришли полицейские и арестовали за ночное ограбление заправки. Через пару дней в трейлер должны были въехать новые жильцы, поэтому я пробралась туда, чтобы украсть медиатор и подарить его Джейку, пытаясь хоть немного поднять ему настроение.
Интересно, Элфорд хоть иногда вспоминает о том, кто научил его играть? Или он решил вычеркнуть из памяти абсолютно все прошлое?
Оливер начинает петь соло в моей любимой песне, я лезу в карман за телефоном, чтобы снять видео и отправить маме. Хочу показать ей, как Олли повзрослел за это лето.
– Господи, – фыркает Констанс, косясь на телефон в моих руках. – Какого он года? Спрячь это, Тряпка, все равно получится не видео, а нарезка пикселей.
– Когда ты отвернешься, – отвечаю я, широко улыбаясь, потому что Олли смотрит на нас, – я плюну тебе в спину.
– Не понимаю, за каким чертом Оливер дружит с тобой.
Можно считать, что наше молчаливое перемирие закончилось.
Парни заканчивают песню. Олли просит перерыв, чтобы показать то, что успел написать за лето. Рэм не двигается с места, словно решив, что это не займет много времени, Ник откладывает палочки и закуривает, а Джейк, стянув с плеча ремень, опускает гитару на напольную стойку и идет к дивану. Он бесцеремонно плюхается между мной и Констанс, задевая меня плечом, и я уверена, что нарочно.
– Я написал ее за пару минут, как раз после того, как ты написала мне в начале лета, – обращается Оливер к Констанс. – Называется «Ты – мой воздух».
Пока в моем животе все больно стягивается, Констанс, прижав ладонь к груди, вздыхает с восхищением. Джейк закидывает руку на спинку дивана прямо за моими плечами и склоняется ближе, настолько, что я чувствую исходящий от него парфюм с нотками горького шоколада.
– Так романтично, – тихо произносит он, чтобы слышала только я. – Правда, Микаэла?
Я не смотрю на него и не отвечаю. Оливер проводит по струнам, наигрывая медленную и красивую мелодию. Песня начинается со строчки: «Ни одна девушка не способна взволновать мое сердце так, как это делаешь ты». И я уже не знаю, что мне больше неприятно: что эти строки адресованы Констанс, или чувствовать на себе пристальный взгляд Джейка, который сейчас явно наслаждается происходящим.
Нехотя поворачиваю голову. Уголки губ Элфорда приподняты, он напоминает Чеширского кота, которого хочется ударить кулаком в нос. На строчке: «Ты – единственная причина, по которой меня тянет обратно в Мемфис» Джейк в наигранном наслаждении прикрывает глаза и покачивает головой в такт.
– Ну как вам? – интересуется Оливер, закончив играть.
– Это так мило, малыш! – Шмыгнув носом, Констанс взмахивает ладонями перед своим лицом. – Я сейчас расплачусь!
– Рад, что тебе понравилось, детка. Парни, что думаете?
– Потрясающе, – бросает Джейк, и я с облегчением выдыхаю, когда он наконец-то отворачивается от меня. – Это уже моя новая любимая песня. Сыграй еще раз.
– Песня хорошая, но… – Рэм цокает языком. – Это не наш стиль.
– Согласен, – поддерживает Ник, подбрасывая палочки. – Слишком слащаво.
– А ты что думаешь, Рамирес? – Джейк двигает ногой, толкая мое колено своим.
– Мне все понравилось, – честно говорю я, умалчивая лишь о том, что уже ненавижу эту песню потому, что текст – буквально признание в любви другой. – Девчонки будут от нее в восторге.
– Это попса, – с брезгливостью бросает Рэм, покручивая колку на грифе гитары. – Но мы не One Direction, мы больше Panic! At the Disco, мы играем рок.
– Две недели назад ты навзрыд орал в караоке «What makes you beautiful»[4], – напоминает Джейк, вскинув бровь. – О роке тогда и речи не было.
Пожав плечами, Рэм переворачивает козырек бейсболки с затылка на лоб, словно пытается спрятать глаза.
– Я не мешаю отдых с работой.
– Да бросьте, – выдыхает Элфорд, глядя в потолок. – Добавим агрессии, ускорим темп, и получится отличная песня.
– Она уже отличная. – Оливер опускает гитару на напольную стойку. – Я не буду ее менять.
– А я не буду ее играть. – Рэм вытягивает зубами сигарету из пачки. – Ни за что.
– Ты в этой песне и не нужен. Я вообще видел ее в сопровождении только одного голоса и акустической гитары.
Рэм смеется, выпуская изо рта облако дыма.
– Ты кем себя возомнил? Полом Маккартни с дебютом «Yesterday»?[5]
– Я возомнил себя тем, кто взял тебя в группу.
Сигарета застывает у губ Рэма, но он так и не затягивается.
– Спасибо, что взял меня и теперь можешь постоянно репетировать в моем доме и использовать мои усилители, босс, – едко бросает Рэм.
– Отлично, черт возьми, – стонет Ник. – Остыньте оба.
– Пошел ты, Рэм. – Олли отмахивается и идет к выходу.
– Спешу напомнить, – кричит ему в спину Рэм, – что у нас в группе нет главных, все решения мы принимаем вместе! И мы с Ником против.
– Завязывайте, – просит Джейк. – У нас скоро выступление, нужно репетировать.
Констанс несется следом за Олли. Я тоже поднимаюсь и, потоптавшись на месте, заглядываю в наполненные раздражением глаза Рэма.
– Ты же признал, что песня хорошая, – напоминаю я. – Нужно экспериментировать и пробовать новое. Он ведь душу в нее вложил, сам знаешь, каково это – когда судят твое творчество.
– Тебя никто не спрашивал. Твое дело – помалкивать и рисовать обложки к песням.
– Не разговаривай с ней так, – на мое удивление голос Джейка звучит жестко, даже угрожающе.
– Да брось ты, Джейки…
– Она девушка и к тому же часть команды. Извинись.
Пауза затягивается. Закусив колечко в губе, Джейк барабанит пальцами по спинке дивана.
– Я не шучу.
– Ладно-ладно. – Рэм поднимает ладони в примирительном жесте. – Прости, Микки, я не должен был так говорить. Просто на взводе.
– Все в порядке, – растерянно бормочу я. И я сейчас удивлена не тому, что Рэм был резок, потому что он почти всегда такой, а тому, что его осек Джейк.
Взглянув на Элфорда, я киваю, молча говоря «спасибо».
– Давайте репетировать, – обращается он к парням, поднимаясь на ноги, и берет гитару, будто ничего не произошло.
Подхватываю рюкзак и выхожу на улицу. Увидев, как Олли и Констанс целуются, я едва сдерживаюсь от желания закатить глаза.
– Мне правда понравилась песня, – подбадриваю я, когда Олли наконец-то отрывается от ее губ. – Рэм повел себя как идиот.
– Он не будет собой, если не выскажет свое мнение, которое он может затолкнуть себе прямо в задницу.
– Вам нужно помириться до концерта и нормально порепетировать. Вы все лето не играли вместе, Олли.
– Знаю, но для начала нам обоим нужно остыть. – Шумно выдохнув, он проводит пальцами по волосам. – Может, съездим поесть? Как на это смотрите? Заодно покажу вам тексты остальных песен, мне правда важно знать, что вы думаете.
– Не могу, – отвечает Констанс, глядя в телефон. – У меня запланирован прямой эфир через полчаса.
Плечи Оливера расстроенно опускаются, но он все же понимающе кивает. А вот я начинаю злиться с новой силой – она опять пренебрегает им.
– Он только что поругался с друзьями из-за песни, которую посвятил тебе, а ты хочешь уехать, чтобы облизывать микрофон в прямом эфире?
– Я не облизываю микрофон, – закатывает глаза Констанс, – а шепчу, ищу новые звуки и помогаю людям расслабиться. Меня ждут подписчики.
– Просто перенеси эфир на час, вот и все.
– Микки, хватит, – мягким тоном просит Оливер и, обхватив Констанс за талию, целует ее в макушку. – Подбросим Констанс до дома и поедем ужинать, идет?
Меня устраивает лишь одно – я проведу время с Олли наедине и не буду смотреть на то, как он сует свой язык в глотку Констанс.
Когда мы заходим в «Кесадилью», в нос ударяет запах жареного сыра и кукурузных лепешек. Я невольно улыбаюсь, потому что пару лет назад, когда мы впервые зашли сюда, этот ресторанчик сразу же стал нашим любимым местом.
Мы занимаем столик у выкрашенной в желтый цвет стены, на которой висит картина с кактусом в сомбреро. Деревянный стул скрипит, как только я опускаюсь на него. Мебель в «Кесадилье» потертая и уже изжившая себя, но в этом есть своя прелесть.
Официантка в возрасте улыбается, потому что сразу же узнает нас. Она изучила нас так хорошо, что даже не приносит меню и лишь спрашивает: «Вам как обычно?»
– В Европе я был в нескольких мексиканских ресторанах, но ни в одном из них не кормили так же вкусно, как здесь.
Когда передо мной опускается тарелка с такос с двойной порцией сыра, мой живот урчит, а настроение мгновенно улучшается. На какое-то время я забываю обо всех проблемах, включая свою безответную влюбленность и самого Оливера. Сейчас есть только я и вкусная еда.
– Как дела у мамы? – интересуется Олли, вытирая губы салфеткой.
– Хорошо. Правда, она переживает, что работы поубавилось, потому что многие семьи вернулись с отпусков и теперь экономят на клининге, предпочитая заниматься уборкой самостоятельно.
– Это временно. Тот, кто отвык наводить порядок самостоятельно, уже не сможет отказаться от клининга.
– Что же с тобой будет, когда ты попадешь в университет и окажешься в общежитии? Вряд ли твоя мама станет приезжать, чтобы убраться.
– Заткнись. – Усмехнувшись, Оливер окунает начос в гуакамоле и отправляет его в рот, а затем прикрывает глаза и с наслаждением стонет. – Черт, он каким-то образом стал еще вкуснее!
– Ты просто давно не ел здесь.
– Нет, ты попробуй. – Макнув начос в соус, он протягивает руку ко мне. Сердце больно ударяется о ребра, и мне становится жарко просто от мысли, что Олли хочет покормить меня, как в каком-нибудь романтическом фильме.
Подавшись вперед, я открываю рот и обхватываю начос зубами. Губы в мимолетном движении касаются кончиков пальцев Оливера, и я чувствую, как мои щеки вспыхивают.
– Ну как?
– Восхитительно, – и говорю я совсем не про гуакамоле.
– Иди сюда, ты испачкалась.
Олли убивает меня, потому что тянется через столик и проводит большим пальцем по уголку моих губ. Он быстро отводит ладонь, а мои губы горят, будто он все еще касается их.
В этот момент мне так сильно хочется выпалить «Я люблю тебя!», что я хватаю стакан с безалкогольной «Маргаритой» и выпиваю половину залпом, лишь бы заткнуть чем-нибудь рот.
– Эм. – Прочистив горло, я опускаю локти на стол и обхватываю щеки ладонями, чтобы скрыть румянец. – Ты хотел показать тексты песен.
Кивнув, он лезет в карман за телефоном.
– Констанс уже начала прямой эфир, – читает оповещение Олли и тут же открывает эфир, напрочь забыв о песнях. Не могу поверить, что он действительно с умилением улыбается, глядя на то, как его девушка что-то неразборчиво шепчет, издает чавкающие звуки и водит по микрофону ногтями или кистью для макияжа.
Проходит несколько бесконечных минут, и когда Констанс начинает жевать жвачку и при этом стучит ногтями по своим зубам, у меня потихоньку заканчивается терпение.
– Что насчет песен? – спрашиваю я, допивая «Маргариту».
– Да, сейчас. Еще минуту.
– Ты помешан на ней, ты в курсе?
– Что плохого в том, чтобы быть влюбленным?
– Ничего, если ты влюблен в хорошего человека.
– Микки. – Улыбка тут же исчезает с губ Оливера, он ставит телефон на блокировку и смотрит на меня. – Мы уже проходили это. Я хочу, чтобы вы с Констанс поладили.
– Это невозможно. Во-первых, мы слишком разные. Во-вторых, я видела, во что она превратила тебя в прошлом учебном году, Олли. Ну и самое главное, она предала тебя. Я просто не могу забыть об этом. Ты посвятил ей песню о любви, и я уверена, что среди новых текстов будет много слов о Констанс, но надеюсь, что в этом списке на нее найдется хотя бы один дисс[6].
– Знаю, что ты говоришь так потому, что переживаешь за меня. Но это моя личная жизнь, и что мне делать с отношениями и с кем быть – я выбираю сам. От тебя, как от хорошего друга, я жду лишь поддержки, Мик.
– И что ты предлагаешь? Врать тебе в глаза, говоря, как я счастлива, что ты снова с девушкой, которая уже один раз предпочла тебе другого? Это не дружба, а лицемерие.
– У вас с Джейком и Ником что, одна отрепетированная речь на троих? – раздраженно говорит Оливер и, достав из кармана бумажник, бросает на стол пару купюр. – Я не собираюсь слушать советы о том, как мне жить и кого любить.
Он встает из-за стола, и я тут же поднимаюсь следом.
– Оливер…
– Поговорим, когда будешь готова понять меня и принять мой выбор. Потому что если ты оскорбляешь мою девушку, то наша с тобой дружба будет таким же лицемерием, но уже с моей стороны.
– Ты сейчас серьезно? – От удивления с моих губ слетает смешок. – Это две разные вещи, Олли.
– Просто научись высказывать свое мнение тогда, когда тебя об этом просят. По жизни так будет проще, не только тебе, но и людям вокруг. И кстати, я собираюсь подвозить Констанс до школы, и раз уж ты не можешь ее терпеть, то придется ездить в школу на автобусе.
Невесело усмехнувшись, я потираю лоб.
– Автобус я как-нибудь переживу.
– Просто ставлю в известность.
Оливер уходит, а я остаюсь в компании начос и гуакамоле. Знаю, что он расстроен ссорой с Рэмом и тем, что Констанс выбрала интернет вместо вечера с ним, а я просто стала последней каплей. Но от этого не легче. Мы редко ссоримся, но сейчас я злюсь, потому что он просит меня слишком о многом. Я не могу полюбить Констанс и делать вид, что у меня к ней нет никаких претензий. Но я чертовски сильно не хочу, чтобы из-за этого мы с Олли перестали общаться. Я этого не перенесу.
О проекте
О подписке