– Спасибо, что довезли ее, ребята, – устало выдыхает мама, поглаживая меня по спине. – Джейк, если выпил, не садись за руль, я вызову вам такси.

– Я не пил, честно, – он вскидывает ладони.

Ребятам пора ехать, но никто не двигается с места. Джейк смотрит на меня пристально и с таким сочувствием, что мне хочется исчезнуть, испариться, лишь бы не видеть этого взгляда.

– А можно попросить у вас воды? – вдруг спрашивает Ник.

– Да, мне тоже очень хочется пить, – поддакивает Бэйли.

Мама, конечно же, соглашается и провожает их в трейлер, а мы с Джейком остаемся одни на том самом месте, с которого начинался этот день. Это словно было в другой жизни.

В секунду сократив расстояние, Джейк обхватывает меня за плечи и прижимает к себе. И в это самое мгновение я чувствую себя слабее, чем когда-либо. Это плохо, потому что грудь уже режет истерика, которая вот-вот вырвется наружу. Я хочу не просто плакать, мне хочется кричать навзрыд до тех пор, пока не сядет голос и не заболит горло. Этим я точно напугаю маму.

Стиснув зубы, я упираюсь ладонями в грудь Джейка и отстраняюсь.

– Только не говори сейчас ничего о том, что произошло, ладно? – молю я шепотом. – Я в порядке.

Голос срывается, и Элфорд снова делает шаг ко мне, но я отстраняюсь. Не потому, что не хочу этого, а потому, что сломаюсь в его руках.

– Мне лучше пойти домой. – Попятившись, я взмахиваю рукой на прощание, как полная идиотка, и выдаю улыбку дрожащими губами. – Спасибо за то, что подвез и… Спасибо.

Несмотря на то, что мы на открытом воздухе, мне начинает казаться, что я задыхаюсь под сочувствующим взглядом Джейка, поэтому скрываюсь от него в трейлере.

Ребята уезжают, а мама, наблюдая за мной, не произносит ни слова. Чувство вины и стыда обжигает каждую клеточку тела. У меня начинается паранойя: а что, если она догадывается о произошедшем? От этих мыслей все мои движения становятся неуклюжими.

– Сходи в душ, поешь и ложись спать, – говорит мама, доставая из комода майку и пижамные штаны. – В школу завтра сможешь пойти?

– Думаю, что лучше отлежусь.

Мама кивает. Не ругает и не кричит, и от этого почему-то тяжелее.

В душевой мало места, и, оказавшись здесь наедине с собой, я чувствую себя запертым в гробу клаустрофобом. Раздевшись, встаю под едва теплую воду – мы до сих пор не починили бойлер. Взяв мочалку, выливаю на нее щедрую порцию геля и тру тело до тех пор, пока кожа не краснеет. Слезы сдавливают горло раскаленной спиралью, и, прикусив губу, я делаю несколько глубоких вдохов, борясь с эмоциями.

Мне повсюду мерещится запах Оливера, я ощущаю его прикосновения на своей коже сквозь мыльную пену. Мне нужно стереть это, смыть. Внизу живота саднит, а может, мне только кажется, не знаю.

Прикрыв веки, я подставляю лицо под струи воды.

«Констанс», – проносится в голове шепот Оливера, я буквально чувствую его горячее дыхание на своей щеке. Из легких вырывается всхлип, и я накрываю ладонью дрожащие губы. Нельзя оставаться наедине с собой, а впереди еще гребаная ночь. Пытка и самосожжение.

Надев майку и пижамные штаны, небрежно провожу полотенцем по влажным волосам. Смотрю на одежду в корзине для белья и борюсь с желанием выкинуть ее. Избавиться, как от страшного напоминания. Сжечь.

Вернувшись в комнату, я забираюсь в кровать и накрываюсь одеялом с головой.

Констанс.

– Дерьмо. – Крепко зажмурившись, я тру веки.

В ногах вибрирует телефон. Приподнявшись, беру его и роняю голову на подушку. Алкоголь не выветрился полностью, в глазах рябит, и я щурюсь, чтобы текст на экране не плыл.

Джейк Элфорд: Спишь?

Микки Рамирес: Хотела бы.

Джейк Элфорд: Можно позвонить?

Прикусив губу, я раздумываю несколько долгих секунд, прежде чем написать короткое «да». Телефон вибрирует в пальцах, я отвечаю на звонок, но не могу выдавить и простого «алло».

– Ты знала, что Бритни Спирс предлагали сняться в «Очень страшном кино»?

– Что?

Я ожидала каких угодно вопросов, но точно не этот.

– Джареду Лето тоже.

– Ты гуглишь факты о фильме, чтобы отвлечь меня?

– Да. А еще я чертовски сильно боюсь задавать вопрос о твоем состоянии. Глупо спрашивать об этом, верно?

Голос Джейка мягкий, почти неуверенный, будто он боится сломать меня одним вопросом. Ничего общего с жестким тоном, которым он сегодня говорил с Оливером и Пайпер.

Пошевелившись, я прижимаю телефон головой к подушке.

– Нет, это совсем не глупо.

– Тогда скажи мне, как ты себя чувствуешь, Рамирес.

– До твоего звонка все было похоже на мгновение перед ураганом, когда на секунду мир затихает, а затем сильный ветер сбивает с ног и рушит все вокруг. Только вот рушить больше нечего. Тишина давит. Но ничего, главное, что плеер цел, верно?

Я заставляю себя улыбнуться, будто Джейк может это увидеть.

– Хочешь, приеду и выкраду тебя из трейлера? Буду нести чушь и катать на машине до тех пор, пока не уснешь.

Хочу. Сейчас я хочу этого больше всего на свете.

Я почти грежу этим желанием.

– Мама расстроится, если сбегу. Я и так подорвала ее доверие.

Натянув одеяло до самого подбородка, я прижимаю колени к груди и хрипло прошу:

– Можешь пообещать мне кое-что?

– Что угодно.

– Не надо завтра трогать Оливера.

Джейк замолкает и делает глубокий вздох.

– Ты просишь невозможного, Микаэла.

– Я не готова говорить о правых и виноватых, это уже случилось. Я была там, я хотела этого, я совершила ошибку. Просто хочу взять завтра перерыв и подумать обо всем, но не смогу сделать это, без остановки переживая, что ты покалечишь Оливера. Сначала Пайпер с чертовой вечеринкой, слезы мамы, мысли о переводе в другую школу, следом сегодняшний вечер – слишком много драмы за один уикенд. Я устала, Джейк. Очень сильно устала.

На последней фразе мой голос срывается.

– Хорошо, обещаю тебе, что не трону его завтра.

– Не только завтра, а вообще.

– Давай остановимся на завтра.

       Выиграть хотя бы завтрашний день – уже победа.

Меня пугает мысль, что разговор с Элфордом сейчас завершится и я снова останусь наедине с тишиной.

– Что делаешь? – спрашиваю, глядя на коробки с кедами, которые Джейк подарил мне на день рождения. И зачем я только вышла сегодня из дома?

– Собираюсь смотреть все части «Очень страшного кино», ты со мной?

– Даже первую? – Взглянув на ноутбук на столе, хочу подняться за ним, но не нахожу в себе сил. – Ты ведь сегодня уже смотрел ее.

– Я проговорил весь показ с Ником, а знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что я ненавижу этот гребаный фильм. Почему ты не могла выбрать фаворитом хорошую черную комедию? «Убойные каникулы», к примеру?

Его слова заставляют меня усмехнуться.

– Одновременный просмотр отменяется, но я всегда готова послушать вместе с тобой.

Джейк включает фильм и прибавляет звук, а я спокойно представляю кадры в голове, потому что знаю все части наизусть.

– И тут я якобы должен смеяться? – фыркает он после шутки про порножурнал и сороковую страницу.

– Боже, не думала, что ты вырастешь таким занудой.

Джейк смеется, а я прикрываю глаза и с легкостью могу представить, что он сидит рядом.

Я еще ни разу не видела, чтобы кто-то так сильно ненавидел старую бестолковую комедию, но Джейк Элфорд умудряется комментировать каждый кадр. А может, он просто пытается отвлечь меня и заполнить пугающую тишину, не знаю. Знаю только, что обычно он смотрит другое кино: картины Скорсезе, Тарантино и Нолана. После них смотреть нечто с глупым и пошлым юмором для него наверняка пытка.

– Пойду за колой, но на паузу ставить не буду, – говорит он, и звук телевизора становится тише. – Слушай, Рамирес, я не против пошлости, но там все шутки ниже пояса, а ты была совсем мелкой, когда смотрела это.

– Я не понимала и половины шуток, но все равно смеялась. Особенно над трусами-замком в виде решетки под напряжением. Жаль, что мне такие не подарили, сегодня бы пригодилось.

Джейк какое-то время не отвечает, а затем усмехается.

– Господи. Извини, я не должен был.

– Нет, наоборот. Со смехом правда легче.

– Точно не хочешь поговорить о произошедшем?

– Нет, – без раздумий отвечаю я. – По крайней мере, не сегодня. Лучше расскажи, как мама? Ты хоть успел довезти ее до дома?

– Мама наконец-то послала родственников Сэма к черту и чувствует себя прекрасно. Сэму, кажется, нужен был именно такой пинок, потому что он позвонил мне. Оказывается, после отъезда мамы он высказал семье абсолютно все, что думает о них, и как недоволен их отношением к ней. Завтра утром должен приехать.

На том конце трубки раздается шипение открывшейся банки колы.

– Джейк?

– Я здесь, Микаэла.

– Что ты сказал тогда Пайпер в боулинг-клубе, когда она убежала в слезах?

– Кажется, я отвечал на этот вопрос.

– Да, шуткой про Джастина Бибера.

Он замолкает на какое-то время.

– Сказал, что очень брезгливый и у меня аллергия на мусор, поэтому попросил убрать от меня руки. Не знаю, почему она так расстроилась, это всего лишь аллергия, верно?

Прикрыв веки, я тихо усмехаюсь.

– Сегодня ты был жесток с ней.

– Она заслужила после того, что устроила на твой день рождения. Я просто сказал то, что думаю.

– После отношений с тобой девушкам нужен психолог, Элфорд.

– Сочувствую им.

– Девушкам или психологам?

– И тем и другим.

– Джейк?

– Микаэла?

– Спасибо.

Он не отвечает, а мне хочется добавить тысячу деталей к своему «спасибо», но сил на это не осталось.

Джейк возвращается в комнату, напевая под нос песню, которую Ник исковеркал, пока мы ехали в машине. И это снова помогает отвлечься. Моя бабушка говорила с нами на испанском, поэтому произношение Джейка не хромает, а его голос… Низкий, чуть хрипловатый и сексуальный. Раньше, слушая песни «Норд», я из обиды и злости старалась перематывать все сольные партии Джейка, сейчас же с жадностью ловлю каждую ноту. Это дарит мне чувство безопасности и напоминает о детстве, когда на совместных ночевках я просила спеть колыбельную, потому что не могла уснуть, а он отвечал, что не знает колыбельных, и мычал что-нибудь из Green Day.

– Дерьмо, она заела. Не знаю, что хуже: фильм или эта песня.

– Помнишь, как ты пел, чтобы я поскорее уснула?

Словно растерявшись, он не сразу находится с ответом.

– Конечно.

– Так странно, – шепчу я, водя кончиком пальца по подушке. – Ты бежишь от прошлого, а я все время хочу вернуться туда хотя бы на день.

– Нам не нужно возвращаться в прошлое, чтобы вернуть что-то хорошее, Микаэла, – уверенно заявляет Джейк. – У нас есть настоящее, и оно может быть лучше. По-настоящему лучше.

Я не верю в это. Мое настоящее – руины. Мне хочется либо вернуться в прошлое, либо перескочить подальше в будущее. Этот день, месяц, год – то, что я хочу навсегда стереть из памяти.

И в этот момент Джейк делает мне подарок и возвращает в детство, – он начинает тихо напевать «Wake me up when september ends»¹, и я прикрываю отяжелевшие веки, растворяясь в этом мгновении.