(По притче С. Савицкой)
В подполье, в старом доме
Жила-была Картошка.
Покоилась в истоме
Без света, без окошка.
Но вот пора настала:
Весна была в пути,
Картошка осознала,
Что ей пора расти.
Она протёрла глазки,
Подумала немножко,
Помедлила с опаской —
И выпустила ножки.
Прозрачные и бледные,
Они тянулись вверх,
Воображали, бедные,
Что белый свет померк.
А в доме на комоде
Мохнатый жил Склероз.
Людей не трогал вроде,
Но доводил до слёз.
Когда по доброй воле
Им что-то было нужно
В комоде иль в подполье —
Он жмурился натужно:
Пришедшие едва ли
Опомниться могли
И сразу забывали,
Зачем они пришли,
А брали без разбора
Что под руку придётся.
Склероз же этот скоро
Околдовал и Солнце.
Оно с того момента
Врывалось в дом – и с ходу
Всё шарило зачем-то
По старому комоду,
Ища на всякий случай,
Но напрочь цель забыв,
Скрывалось вновь за тучи,
Чтоб вспомнить свой порыв.
Пробила пол Картошка,
И с каждым днём виднее
В ней прорастали ножки,
Ветвясь и зеленея.
Вот Солнце утром рано
Проникло в старый дом.
Вид показался странным:
Пол в зелени кругом…
«Ах, батюшки!» – вскричало
Светило, вспомнив срок,
И людям показало
Пробившийся росток.
Все вспомнили о сроках,
Картошку извлекли,
В полях своих широких
Посадку провели.
Склероз же над конфузом
Так долго хохотал,
Своим мохнатым пузом
Чуть на пол не упал!
Пылает алая заря,
Шумят морские дали,
Но в царстве грозного царя
Повсюду тень печали.
У Нептуна болеет дочь,
Прекрасная русалка,
Никто не может ей помочь,
Хотя до боли жалко.
Болезни странной нет причин,
Лекарства неизвестны
Ни в темноте морских глубин,
Ни в закоулках бездны.
Бессильно всё: микстур приём,
Режимы и диеты,
И иссякают день за днём
Надежда и советы.
Скорбит в отчаяньи отец —
Сам бог морских просторов —
И прерывает наконец
Пустые разговоры.
Тверды слова, как монолит,
Решенье непреклонно:
«Тому, кто дочку исцелит,
Её отдам я в жёны!
И, если жребий изберёт
Не бога – человека,
Пусть кончится мой славный род,
Расстанусь с ней навеки!
Забудет дочка навсегда
Русалок хороводы,
Проявятся в ней (вот беда!)
Черты людской породы.
Нелёгкую разлуку с ней
Скреплю я царским словом,
Лишь дочка – свет моих очей —
Была бы вновь здоровой.
Других забот сегодня нет.
Подводный мир воспрянет,
И управлять им много лет
Мой разум не устанет».
C трудом, неся ракушек воз,
Из дальней богадельни
К покою царскому приполз
Премудрый рак-отшельник.
«О царь! Хвала тебе и честь!
Прошу: не хмурься гневно.
В древнейших книгах запись есть,
Как излечить царевну.
Не хирургическим путём,
Не с помощью наркоза,
Доступен лишь один приём —
Приём метаморфозы.
Вели художника искать,
Умельца в этой сфере,
Чтоб мог портрет нарисовать
В изысканной манере.
И как он дочь изобразит,
Как на неё он взглянет,
Какой придаст ей внешний вид —
Такой она и станет.
Зато исчезнут хвори вдруг,
Поправится принцесса,
Пройдя всех изменений круг,
В конце того процесса.
Но берегись и не спеши
При выборе умельца,
Хотя все средства хороши,
Куда от горя деться!
Ведь может этот имярек
Изобразить такое,
Что не узнаешь ты вовек
Дитя своё родное!
Вот если осьминога вдруг
Портрет писать попросим,
Красы не жди: не будет рук,
А ножек будет восемь.
Добром советую тебе
По предпочтеньям века
Поверить ветреной судьбе
И выбрать человека!»
Художник спал на берегу
По зову вольных правил.
Посол-дельфин под моря гул
Его к дворцу доставил.
Был мастер лёгок на подъём:
С заказчиком не споря,
Наметил мелом и углём
Портрет царевны моря.
Ему талант недаром дан,
Фантазий много тоже.
В мечтах увидел лёгкий стан
И пару стройных ножек.
Готов заказанный портрет!
Но что с царевной стало?
Хвоста уже в помине нет
Под лёгким покрывалом,
Всё тело, кисти тонких рук
Не скрыты чешуёю.
Русалочка исчезла вдруг,
Став девушкой земною!
Дивится весь подводный мир,
Нептун расцвёл улыбкой,
Увидев дочку – свой кумир —
Живой, здоровой, гибкой!
Обняв царевну, говорит:
«Ты выглядишь отменно,
Хоть непривычен новый вид,
На пользу перемена!
Вот избавитель – твой жених,
Уйдёшь ты с ним на землю,
Где люди вас, ещё двоих,
Для жизни той приемлют.
И, если век для вас вдвойне
От счастья будет ярок,
Надеюсь, принесёте мне
Наследника в подарок.
Пройдёт пора родильных мук
И юность после детства —
Морское царство примет внук
От дедушки в наследство!
Трудолюбив, старателен был Ной,
Всех добрых дел зачинщик и рассадник.
Решил он близ обители земной
На пустыре возделать виноградник.
Лишь первую лозу он закопал,
Как Сатана узрел его старанья,
Проситься к Ною в компаньоны стал,
И согласился Ной для назиданья.
В пылу усердья Сатана добыл
Овечку, Льва, Свинью и Обезьяну
И кровью их всю землю оросил,
Хоть Ною показалось это странным.
Был общий труд вознаграждён сполна:
Разросся виноградник пышным цветом.
Но каждый человек, хлебнув вина,
Все свойства тварей обретал при этом.
Вначале был он кроток, как Овца,
Потом, как Лев, с соседями сражался,
Как Обезьяна, корчил вид лица
И в грязной луже, как Свинья, валялся.
Мораль: не доверяйся Сатане!
Исподтишка он замышляет козни.
Пока ты ищешь истину в вине,
Придёт пора для сожалений поздних!
Всё новые богатства Риму
Для процветания нужны.
Его войска непобедимы,
Враги – на смерть осуждены.
А если им досталась доля
Войти в финал батальных сцен,
То хуже смерти та неволя
Среди недобрых римских стен.
От унизительного плена
И от отчаянья потерь
Одна дорога – на арену:
Ты – гладиатор, дикий зверь!
Толпа до зрелища охоча:
Насилие, жестокость, бой!
Она ревёт, свистит, хохочет,
Вершит твою игру с судьбой.
Сражён противник мощным взмахом,
Но замер меч в руке твоей:
В глазах у жертвы – море страха,
А вопль толпы: «Убей, убей!»
Твоя душа скорбит, мятежна.
Как обречённого сберечь?
Нет выбора. Смерть неизбежна.
И в сердце ты вонзаешь меч!
Но, как кошмар, всё повторится,
Придёт и твой последний бой —
Неумолимая десница
Меч остановит над тобой.
И в это длинное мгновенье
Мелькнёт перед глазами дом,
Семьи далёкое виденье,
Туман над маленьким прудом…
Чтоб видом смерти насладиться,
«Убей!» – опять толпа вскричит.
Свой меч безжалостный убийца
Твоею кровью обагрит.
Был город в Древней Греции, и жители его
Не ведали ни крепости, ни войска своего.
Для их защиты шёл народ окрестных городов,
Так устранялись все невзгоды испокон веков.
Тот город Дельфы неспроста известен всюду стал:
В нём мудрых истин сто из ста оракул предрекал
И каждый из несущих в храм богатые дары
Все тайны о грядущем мог проведать до поры.
Была одна особенность оракула из Дельф:
Вещал он женским голосом, как легкокрылый эльф,
Тогда как предсказатели иные, как один,
Звучали обязательно лишь голосом мужчин.
Богач и царь, известный Крёз, хитёр был и умён:
Проверку для провидцев внёс в общенье с ними он.
Послал, преодолев мигрень, гонцов во все края
С вопросом: «Ровно в сотый день что буду делать я?»
А сам на сотый день в дому огонь разжечь велел,
Свою задумку никому открыть не захотел
И в медном с крышкою котле без робости и страха
Варить поставил на огне ягнёнка с черепахой.
Тирану весть принесена: «Дух черепахи чую.
С ягнёнком варится она, презрев судьбу иную.
Медь наверху, внизу, кругом их в середине скрыла».
Крёз изумился: «Может, в том даров богатых сила?»
Теперь он точно мог узнать по воле Провиденья,
Где можно силу применять с успехом без сомненья.
Идти ли к Персии с войной, переходить ли Галис[1],
Чтоб все трофеи битвы той ему легко достались.
Ответ от пифии гласил: «Крёз, перейдя чрез Галис,
Разрушит царство». Царь решил – войска в поход
собрались.
Но помнит Персия о том, что за рекой – угроза,
И сокрушительный разгром вдруг терпит войско
Крёза.
«В чём дело, почему обман? Вы, боги, объясните!» —
Взывает к пифии тиран, рассерженный правитель.
Гнев облегченья не даёт. И вот: «Обмана нет.
Разрушил царство ты СВОЁ», – такой пришёл ответ.
Скажи, давно ли это было?
Чтоб снять осаду с Орлеана,
Своей отвагою и пылом
Ты вдохновляла войско, Жанна.
Сквозь яростный огонь той битвы,
Сквозь кровь, и дым, и гул сраженья
Услышал Бог твои молитвы
И подтвердил предназначенье.
Вся Франция гордилась, Жанна,
Твоими ратными делами.
На коронации тирана
Держала ты над Карлом знамя.
И что же? Вот твой жребий, Жанна:
Стоять не в латах и с мечом —
В плену у англичан, в Руане,
Пред инквизиторским судом.
Повинна. Колдовство и ересь —
Таков вердикт в конце пути.
Ты вынесла все муки, через
Которые пришлось пройти.
Костёр закончил муки эти,
Ты вознеслась в огонь и дым,
А через пять глухих столетий
Была причислена к святым.
Был статен, пригож, не лишён обаянья
Царь Кипра по имени Пигмалион.
К тому ж, обладая искусством ваянья,
Как скульптор на родине славился он.
Однажды, слоновую кость вырезая,
Создать чудо-деву ему удалось.
С божественным ликом она как живая
Предстала под пышной волною волос.
Царь этой красой любовался воочью,
Прекрасного стана касаясь едва.
И солнечным днём, и с лампадами – ночью
Он деве шептал нежной страсти слова.
Когда же настал светлый день Афродиты,
Он в храм ей богатые жертвы принёс,
Моля об одном: «Моё сердце разбито.
Дай в жёны мне эту виновницу грёз!»
Богиня любви снизошла к нему, зная,
Насколько был искренним Пигмалион.
В её алтаре, верный суд подтверждая,
Три раза огонь был до неба взметён.
К дворцу юный скульптор спешит в колеснице.
Без устали трудятся солнца лучи:
Лик статуи лёгким теплом золотится —
С надеждою царское сердце стучит.
Уж слышно дыхание – как в колыбели,
Весь облик её излучает покой.
Открылись глаза. На царя посмотрели,
Блеснув ослепительной голубизной.
Так блещет лишь море, волною ласкаясь.
Живою красавицей царь покорён.
Народ весь ликует, на площадь стекаясь,
Богиню любви славит радостно он.
А девушке имя дано – Галатея,
Короною царской покрыта глава.
От низких поклонов и почестей млея,
Идёт, ощутив свою сущность едва.
–
О чём нам поведало это преданье?
Всегда вдохновляйтесь заветной мечтой!
Ведь силой любви и большого желанья
Бездушный предмет станет плотью живой!
С другой стороны, бойтесь просьбы беспечной!
Ведь может случиться – придётся просить,
Почувствовав бремя любви быстротечной,
Вновь в камень рождённую жизнь превратить!
О проекте
О подписке