Отзывы на книги автора «Лидия Чуковская»

Хороший человек - не профессия.

Так я привыкла думать с детства, и выдаю эту "народную мудрость" уже машинально. Но... если задуматься.. не важнее ли быть просто хорошим человеком, чем иметь какую-либо профессию?

Об этом меня заставили подумать воспоминания Лидии Чуковской о Тамаре Григорьевне Габбе. Это страницы, полные любви и восторженных чувств к подруге, с которой пройдены огонь, вода и... еще многократно огонь и вода. Медных труб им выпало или совсем мало, или вообще не выпало. На их долю пришелся весь 20 век - жестокий век российских перипетий, страшных волн, накатывающих друг на друга: революция, Гражданская война, Большой Террор, Великая Отечественная война (блокада), построение социализма. Лидия Чуковская и Тамара Габбе были подругами с 1926 года по самую смерть Тамары в 1960 году. Все это время они обращались к друг другу на вы! Я была поражена - а потом поняла, что этот несколько напыщенный момент был ни в коем случае появлением хладнокровности или отстраненности. Это был знак глубочайшего уважения и почитания другой личности. Лидия и Тамара глубоко любили друг друга, нуждались друг в друге, искали друг в друге поддержки и помощи. Как уже сказано, им столько пришлось пережить! И чтобы как-то выжить, удержаться на плаву в бурном жизненном море, они подставляли друг другу худенькие (или не очень худенькие, но нельзя сказать, чтобы могучие) плечи. Лида называла Тамару Тусей. "Туся ждет меня", "Тусенька заплакала", "Туся меня хвалила" - дневниковые записи Лидии Чуковской говорят о том, как душевно общались подруги. Тамара Григорьевна была очень светлым человеком, имела талант помогать людям. Да, это такой же талант, как способность к рисованию или музыке!

После этого всего я и подумала (и раньше думала, но сейчас решила сформулировать) - почему же мы принижаем способность человека "быть хорошим", говоря о том, что "это - не профессия", как будто профессия на самом деле - главное? С советских времен нам вбивали в голову, что доброта, отзычивость, нежность - это все ничто, если ты не рабочий человек, если ты не выдаешь на гора результаты. Что такое личность сама по себе? Пшик. Вот должность, процент выполнения плана - это да!

Я не хочу умалять заслуг Тамары Григоьевны на ее профессиональном поле. Она была талантливым редактором и драматургом. Но именно ее душевные качества являются главной нотой воспоминаний Лидии Чуковской. Именно ее доброта, забота о родителях, подругах, знакомых, коллегах (она нежно опекала С.Я. Маршака) осталась в памяти окружающих. Самуил Маршак писал о ней так:

"Она прошла жизнь легкой поступью, сохраняя изящество до самых последних минут сознания. В ней не было и тени ханжества. Она была человеком светским и свободным, снисходительным к слабостям других, а сама подчинялась какому-то строгому и непреложному внутреннему уставу. А сколько терпения, стойкости, мужества в ней было, — это по-настоящему знают только те, кто был с ней в ее последние недели и дни.
И, конечно, Вы правы: главным ее талантом, превосходящим все другие человеческие таланты, была любовь. Любовь добрая и строгая, безо всякой примеси корысти, ревности, зависимости от другого человека. "

И вот теперь, если мне на ум придет поговорка "Хороший человек - это не профессия", я обязательно добавлю: "Это важнее".

Стихи были написаны кровью, но у редактора она оказалась другой группы.
Борис Крутиер.

Это конечно же шутка, но сами знаете, что в каждой шутке есть доля правды, и чем больше я читаю книг, изданных в наше время, тем больше я понимаю, что зачастую у редакторов не просто другая группа крови, у них понимание литературного процесса и издательского дела находится совсем в иной плоскости, то есть вне литературы и творчества, назовем условно это измерение – равнодушие. Так вот, Лидия Корнеевна написала книгу о неравнодушии, рассматривая профессию редактора с разных ракурсов, раскрывая творческий потенциал профессии и переводя ее в ранг сотворчества и искусства. Ну, конечно же, её видение редакторского дела слишком идеалистично, слишком совершенно, слишком требовательно – всё слишком. Но разве не в одержимости профессией (в хорошем смысле этого слова – в преданности своему делу) лежит творческий успех всего коллектива? Чуковская не зря на протяжении всей книги приводит в пример Станиславского и его преданность театру, преданность своему делу и совершенствование этого самого дела. Наш Художественный театр отличается от многих других театров тем, что в нем спектакль начинается с момента входа в здание театра (К.С.Станиславский). Театр Станиславского - это единый организм (от гардеробщицы до директора), который существует, живет ради искусства, ради постановки, ради того, чтобы донести до зрителя текст пьесы, подарить несколько часов удовольствия, рассмешить или заставить плакать. Все подчинено искусству. Именно о таком едином организме или оркестре говорит и Чуковская, когда сравнивает издательство с театром: редакторы, художники, корректоры, директор – все должны действовать вместе, когда начинается работа с новой рукописью, когда стартует процесс издания книги, когда автор отдает свой текст редактору. И вот тут начинается настоящее творчество редактора, который, как хороший слушатель, должен улавливать фальшивые ноты, слышать своеобразие языка и стиля автора, разглядеть в сыром тексте молодого автора задатки таланта, увидеть бриллианты оригинального и нового автора, увидеть ошибки у маститых писателей. Это сложная и творческая работа – помогать автору находить нужные слова, фразы для того, чтобы текст ожил и заиграл яркими эмоциональными красками, или, наоборот, приглушить эмоцию, чтобы в беспощадном и рубленом ритме читатель захлебнулся своими собственными эмоциями. Но для этого редактор должен быть увлечен искусством, увлечен литературой, да и не только редактор – вся издательская группа должна быть немного сумасшедшей и повернутой на своем деле. Только тогда возможно появление настоящих бриллиантов в литературе, да просто хороших и качественных текстов.

Идеализм, правда?

Ну кому в наше время такое надо? Кто будет отдавать себя всего работе, когда нужно прийти в 10.00 и уйти в 18.00, отсидев положенное время, проболтав о жизни, кошках, мужьях, спорте, напившись кофе и чаю, а после работы забежав в магазины, спешить домой. Тогда давайте не будем сетовать на то, что издательское дело, мягко говоря, находится в плачевном состоянии, что не пишутся вступительные статьи, что забыта такая вещь, как комментарии, что опечатки встречаются практически на каждой странице, что текст оказывается не вычитан, что стилистические ляпы украшают текст больше, чем дельные мысли, что сами тексты стали просты и безыскусны – это тот случай, когда простота хуже воровства, а не простота и лаконичность пушкинского или лермонтовского текстов.
Чуковская пишет и о таких редакторах, которые отбывают свою повинность в редакциях, а к текстам, уникальным текстам авторов, подходят со школьными правилами грамматики и стилистики, вымарывая сложные исконно русские слова, упрощают явления – ну негоже в тексте писать грубые слова: высморкался, дурак, забулдыга, - потому что это плохо повлияет на умы читателей и на их эстетические взгляды. Чудовищное ханжество описывает Чуковская, когда пишет о том, как редакторы вымарывали места, в которых упоминалось, что герой или героиня страдают из-за смерти близкого человека, из-за болезни или еще из-за каких-то неурядиц. Советский человек не должен читать о страданиях – у нас солнечная и прекрасная страна, которая идет к светлому будущему. Обнять и плакать. Вот такие горе-редакторы вполне могут загубить авторский текст, убирая из него диалектизмы, особые придумки автора, расставляя знаки препинания по школьным правилам грамматики и не советуясь с автором, переписывать куски текста, а потом отдать книгу корректору и забыть о творческом процессе создания печатного варианта книги, а корректор – у него группа крови отличная и от редакторской, и от авторской, - начинает собственную правку и текст утрачивает оригинальность и живость.
Ну, например, как вам вот такое объяснение в любви: Вы не допустили меня к себе, как наша полупустыня вчера не допустила воду (Ф.Панферов''Раздумье''). Или вот такой текст: Главное в ходе воспитания состоит в том, чтобы вызвать в воспитуемом ответную волну собственных усилий; а как вам вот такой текст из литературоведческой книги: Даже наличие ряда благоприятствующих обстоятельств не всегда обеспечивает создание произведения высокой художественности – после этого перла я поняла почему некоторые учебники просто невозможно читать - от обилия канцеляризмов и общих выражений, это просто какой-то набор слов, лишенных всякого смысла и уж, тем более, не помогающих разобраться в предмете. Именно против такого сухого, безэмоционального и канцелярского языка выступает Лидия Корнеевна. Против общих мест в художественном тексте, которые лишают героев индивидуальности, да и просто звучат пошло: ''радость заполнила все существо девушки'', ''на его лице заиграла недоверчивая счастливая улыбка'' и т.д.
Огромная глава посвящена работе Самуила Маршака на посту редактора детского журнала ''Воробей'', а потом руководил Ленинградской редакцией Детгиза. Маршак любил литературу, великолепно знал мировую литературу, своей одержимостью он заряжал всех вокруг. Это именно Маршак просил художника Чарушина писать тексты к рисункам, это именно Маршак заставил писать Бианки, в литературу привел Пантелеева и многих-многих других. Он прекрасно понимал, что необходимо обращаться к воображению ребенка, к образному мышлению, а не к отвлеченным понятиям, что язык детских книг должен быть простым и ясным: Поднимите язык до простоты, но не опускайтесь до простоты. Тот самый язык пушкинских сказок - сочетание простоты, лаконичности, мысли, фольклора и образности. В журналах Маршака печатались и Евгений Шварц, и Житков, и Даниил Хармс, который, по словам Маршака, великолепно понимал стихи. Он читал стихи так, что чтение становилось лучшей критикой. Все мелкое, негодное делалось в его чтении явным.
Это безусловно идеал редакторского искусства. Но, наверное, стоит к нему стремиться, если мы хотим сохранить традиции нашего собственного издательского процесса, которые в далеком прошлом начали великолепные редакторы: Пушкин и его ''Современник'', которым впоследствии руководили Некрасов и Панаев; Салтыков-Щедрин и Некрасов с ''Отечественными записками''; Короленко и ''Русского богатство'' и многие-многие другие. Это редакторы с большой буквы. Это наша традиция издательства и редактуры.

Единственный минус книги – это чрезмерная идеологичность, что для меня стало большим сюрпризом, зная судьбу Лидии Корнеевны, зная о ее аресте в 1926 году и высылке в Саратов, зная о том, что ее второй муж был расстрелян в 1938 году, а ее саму от ареста спас счастливый случай (или К.Чуковский вовремя отправивший дочь в Крым), я не могла поверить в это бесконечное аппелирование к советскому читателю и рассказ о том, как плохо всем жилось в царское время, хотя тут же приводила в пример именно издания прошлого - ''Современник'', ''Отечественные записки''. Бесконечное цитирование Ленина, как образец стиля и образцового литературного слога, о светлой жизни, которая настала после революции, о том, что нужно развивать идеологическую составляющую советского человека. Хотя тут же уничтожала в пух и прах стандартные идеологические советские тексты. Она пишет о том, что наконец-то стало доступно всем образование, что яркие таланты из народа получили шанс для творчества, для писательского труда, выводы, бесспорно, правильные, но форма в которой эта мысль высказана чудовищно идеологична.
Я понимаю, что этот конформизм нужен был, чтобы книгу выпустили и не обнаружили ничего антисоветского. Но как же больно от одного осознания того, что Чуковская пошла на сделку с собой. А книгу рекомендую всем, не только редакторам или филологам. Главы, посвященные русскому языку, стилистике художественных и научных текстов очень полезны и сегодня, всем, независмо от профессии. Если вас, конечно, не пугает изобилие таких слов, как советский, Ленин и т.д.

Ужас в том, что много лет прошло с момента написания "Процесса", а мало что изменилось. До сих пор полно людей, которые говорят "Зачем нам помнить трагические страницы нашей истории? Лучше будем думать о хорошем. Или вообще думать не будем, будем только есть, спать и размножаться". Сколько уже сказано об Иванах, не помнящих родства, и о прошлом, которое не будучи осмысленно, ударяет по будущим поколениям, а воз и ныне там. Кто-то из великих сказал: "Главной проблемой человечества является то, что оно не учится на собственных ошибках". Увы.
Книга Чуковской не только о памяти и беспамятстве, она о чудовищной лжи. О том, как всё, связанное с культом личности уже в 60-70 годы безбожно вымарывалось как из прессы, так и из народного сознания. Это книга о манипуляции общественным мнением и в этом плане она крайне полезна как для тех, кто к социальной психологии и средствам массовой коммуникации имеет отношение, так и для тех, кто просто не хочет быть оболваненным.
Это какая-то антиутопия наяву. Порой невозможно поверить, что так было. Но ведь было.

Ужас в том, что много лет прошло с момента написания "Процесса", а мало что изменилось. До сих пор полно людей, которые говорят "Зачем нам помнить трагические страницы нашей истории? Лучше будем думать о хорошем. Или вообще думать не будем, будем только есть, спать и размножаться". Сколько уже сказано об Иванах, не помнящих родства, и о прошлом, которое не будучи осмысленно, ударяет по будущим поколениям, а воз и ныне там. Кто-то из великих сказал: "Главной проблемой человечества является то, что оно не учится на собственных ошибках". Увы.
Книга Чуковской не только о памяти и беспамятстве, она о чудовищной лжи. О том, как всё, связанное с культом личности уже в 60-70 годы безбожно вымарывалось как из прессы, так и из народного сознания. Это книга о манипуляции общественным мнением и в этом плане она крайне полезна как для тех, кто к социальной психологии и средствам массовой коммуникации имеет отношение, так и для тех, кто просто не хочет быть оболваненным.
Это какая-то антиутопия наяву. Порой невозможно поверить, что так было. Но ведь было.

Ужас в том, что много лет прошло с момента написания "Процесса", а мало что изменилось. До сих пор полно людей, которые говорят "Зачем нам помнить трагические страницы нашей истории? Лучше будем думать о хорошем. Или вообще думать не будем, будем только есть, спать и размножаться". Сколько уже сказано об Иванах, не помнящих родства, и о прошлом, которое не будучи осмысленно, ударяет по будущим поколениям, а воз и ныне там. Кто-то из великих сказал: "Главной проблемой человечества является то, что оно не учится на собственных ошибках". Увы.
Книга Чуковской не только о памяти и беспамятстве, она о чудовищной лжи. О том, как всё, связанное с культом личности уже в 60-70 годы безбожно вымарывалось как из прессы, так и из народного сознания. Это книга о манипуляции общественным мнением и в этом плане она крайне полезна как для тех, кто к социальной психологии и средствам массовой коммуникации имеет отношение, так и для тех, кто просто не хочет быть оболваненным.
Это какая-то антиутопия наяву. Порой невозможно поверить, что так было. Но ведь было.

Ужас в том, что много лет прошло с момента написания "Процесса", а мало что изменилось. До сих пор полно людей, которые говорят "Зачем нам помнить трагические страницы нашей истории? Лучше будем думать о хорошем. Или вообще думать не будем, будем только есть, спать и размножаться". Сколько уже сказано об Иванах, не помнящих родства, и о прошлом, которое не будучи осмысленно, ударяет по будущим поколениям, а воз и ныне там. Кто-то из великих сказал: "Главной проблемой человечества является то, что оно не учится на собственных ошибках". Увы.
Книга Чуковской не только о памяти и беспамятстве, она о чудовищной лжи. О том, как всё, связанное с культом личности уже в 60-70 годы безбожно вымарывалось как из прессы, так и из народного сознания. Это книга о манипуляции общественным мнением и в этом плане она крайне полезна как для тех, кто к социальной психологии и средствам массовой коммуникации имеет отношение, так и для тех, кто просто не хочет быть оболваненным.
Это какая-то антиутопия наяву. Порой невозможно поверить, что так было. Но ведь было.

Ужас в том, что много лет прошло с момента написания "Процесса", а мало что изменилось. До сих пор полно людей, которые говорят "Зачем нам помнить трагические страницы нашей истории? Лучше будем думать о хорошем. Или вообще думать не будем, будем только есть, спать и размножаться". Сколько уже сказано об Иванах, не помнящих родства, и о прошлом, которое не будучи осмысленно, ударяет по будущим поколениям, а воз и ныне там. Кто-то из великих сказал: "Главной проблемой человечества является то, что оно не учится на собственных ошибках". Увы.
Книга Чуковской не только о памяти и беспамятстве, она о чудовищной лжи. О том, как всё, связанное с культом личности уже в 60-70 годы безбожно вымарывалось как из прессы, так и из народного сознания. Это книга о манипуляции общественным мнением и в этом плане она крайне полезна как для тех, кто к социальной психологии и средствам массовой коммуникации имеет отношение, так и для тех, кто просто не хочет быть оболваненным.
Это какая-то антиутопия наяву. Порой невозможно поверить, что так было. Но ведь было.

Ужас в том, что много лет прошло с момента написания "Процесса", а мало что изменилось. До сих пор полно людей, которые говорят "Зачем нам помнить трагические страницы нашей истории? Лучше будем думать о хорошем. Или вообще думать не будем, будем только есть, спать и размножаться". Сколько уже сказано об Иванах, не помнящих родства, и о прошлом, которое не будучи осмысленно, ударяет по будущим поколениям, а воз и ныне там. Кто-то из великих сказал: "Главной проблемой человечества является то, что оно не учится на собственных ошибках". Увы.
Книга Чуковской не только о памяти и беспамятстве, она о чудовищной лжи. О том, как всё, связанное с культом личности уже в 60-70 годы безбожно вымарывалось как из прессы, так и из народного сознания. Это книга о манипуляции общественным мнением и в этом плане она крайне полезна как для тех, кто к социальной психологии и средствам массовой коммуникации имеет отношение, так и для тех, кто просто не хочет быть оболваненным.
Это какая-то антиутопия наяву. Порой невозможно поверить, что так было. Но ведь было.

Прочла сегодня в сообществе «Бессмертный барак» о том, что 30 октября в России – День памяти жертв политических репрессий. А я как раз хотела написать о женщине, которая сама репрессиям не подвергалась, но за репрессированных очень болела. Лидия Чуковская (дочь нашего любимого детского писателя) не раз выступала в печати открыто и смело с критикой власти, впрягалась в спасение из заключения Бродского, защищала исключаемого из Союза писателей Пастернака, а Солженицын так и вовсе жил некоторое время на даче Чуковских в Переделкино.

В 1939-1940 годах Лидия Чуковская написала повесть «Софья Петровна» − страшную историю о том, что делают с людьми пропаганда и страх. С тех пор, как я прочла её, собиралась почитать Чуковскую еще. И вот сборник «Процесс исключения».

Открывает сборник та самая «Софья Петровна», следом – «Спуск под воду», тоже повесть, прототип героини – сама Чуковская. В писательском санатории женщина хочет держаться подальше от конъюнктурных коллег, но один человек дает ей надежду на тот самый – настоящий – разговор. «Спуск под воду» не так страшен, как «Софья Петровна»: он – следствие леденящего страха, он – невозможность отогреться годы спустя. Прочтите две этих повести в хронологическом порядке – для полного спуска и настоящего погружения.

«Предсмертие» − о знакомстве с Мариной Цветаевой в Чистополе, во время эвакуации. Внимательнейшая к людям и их состояниям Чуковская описывает Цветаеву, которая очень скоро покончит с собой. Боль, неприкаянность, снова попытки помочь…

«Памяти Фриды» − пронзительные воспоминания Чуковской о подруге Фриде Вигдоровой. Журналистка, писательница и правозащитница (насколько это было возможно в СССР), она с еще большей, чем Чуковская, самоотдачей посвящала себя спасению других.

«Процесс исключения» − история исключения Чуковской из Союза писателей. Она подробно документирует заседания за председательством Наровчатова, которого когда-то, будучи редактором отдела поэзии «Нового мира», встретила молодым человеком (очень мне это запомнилось, хотя было раскинуто по разделам).

Открытые письма – прекрасный образец публицистики. В отрывках из дневника много о Бродском и Пастернаке, поклонникам этих поэтов прочесть обязательно надо.

Все тексты Чуковской, будь то художественные произведения, личные заметки или материалы для печати, − не просто документы и «нравы эпохи», не только лишь литературная кухня. Мне ее проза дарит радость общения с интеллигентным, совестливым, сострадающим и при этом очень сильным, смелым человеком. «Добро должно быть с кулаками» − точно нет, а вот высказываться, не молчать добру нужно точно, считала Чуковская.

Прочла сегодня в сообществе «Бессмертный барак» о том, что 30 октября в России – День памяти жертв политических репрессий. А я как раз хотела написать о женщине, которая сама репрессиям не подвергалась, но за репрессированных очень болела. Лидия Чуковская (дочь нашего любимого детского писателя) не раз выступала в печати открыто и смело с критикой власти, впрягалась в спасение из заключения Бродского, защищала исключаемого из Союза писателей Пастернака, а Солженицын так и вовсе жил некоторое время на даче Чуковских в Переделкино.

В 1939-1940 годах Лидия Чуковская написала повесть «Софья Петровна» − страшную историю о том, что делают с людьми пропаганда и страх. С тех пор, как я прочла её, собиралась почитать Чуковскую еще. И вот сборник «Процесс исключения».

Открывает сборник та самая «Софья Петровна», следом – «Спуск под воду», тоже повесть, прототип героини – сама Чуковская. В писательском санатории женщина хочет держаться подальше от конъюнктурных коллег, но один человек дает ей надежду на тот самый – настоящий – разговор. «Спуск под воду» не так страшен, как «Софья Петровна»: он – следствие леденящего страха, он – невозможность отогреться годы спустя. Прочтите две этих повести в хронологическом порядке – для полного спуска и настоящего погружения.

«Предсмертие» − о знакомстве с Мариной Цветаевой в Чистополе, во время эвакуации. Внимательнейшая к людям и их состояниям Чуковская описывает Цветаеву, которая очень скоро покончит с собой. Боль, неприкаянность, снова попытки помочь…

«Памяти Фриды» − пронзительные воспоминания Чуковской о подруге Фриде Вигдоровой. Журналистка, писательница и правозащитница (насколько это было возможно в СССР), она с еще большей, чем Чуковская, самоотдачей посвящала себя спасению других.

«Процесс исключения» − история исключения Чуковской из Союза писателей. Она подробно документирует заседания за председательством Наровчатова, которого когда-то, будучи редактором отдела поэзии «Нового мира», встретила молодым человеком (очень мне это запомнилось, хотя было раскинуто по разделам).

Открытые письма – прекрасный образец публицистики. В отрывках из дневника много о Бродском и Пастернаке, поклонникам этих поэтов прочесть обязательно надо.

Все тексты Чуковской, будь то художественные произведения, личные заметки или материалы для печати, − не просто документы и «нравы эпохи», не только лишь литературная кухня. Мне ее проза дарит радость общения с интеллигентным, совестливым, сострадающим и при этом очень сильным, смелым человеком. «Добро должно быть с кулаками» − точно нет, а вот высказываться, не молчать добру нужно точно, считала Чуковская.