Глава 2

На улице уже стемнело, и дождь усилился, превращаясь из лёгкой мороси в настоящий ливень. Холодные капли барабанили по асфальту, разбиваясь на мелкие брызги, создавая вокруг меня мутную пелену – словно сама природа оплакивала мою судьбу. Я стояла под козырьком подъезда, обхватив себя руками в бессмысленной попытке согреться, не зная, куда идти.

Родителей не было в живых – мама умерла год назад, и Игорь тогда поддерживал меня, был единственным близким человеком, который у меня остался.

Воспоминания о том дне нахлынули с новой силой. Серое ноябрьское небо, почти такое же, как сегодня. Кладбище, утопающее в увядших хризантемах. Лица немногочисленных родственников – размытые, словно акварельные пятна под дождём. И мамино лицо – неестественно спокойное, восковое, с застывшей полуулыбкой, которая никогда больше не станет настоящей. Её любимый тёмно-синий костюм, который она надевала только по особым случаям, и старинная брошь с аметистом на лацкане – единственное, что осталось от бабушки. Я помнила, как дрожали мои пальцы, когда я поправляла эту брошь в последний раз, чувствуя под пальцами холодный металл и камень вместо привычного тепла маминого тела.

Игорь тогда держал меня за руку – крепко, почти до боли, словно боялся, что если отпустит, я тоже исчезну. Он вытирал мои слёзы, когда они всё-таки прорвались. Он обнимал меня, скрывая от любопытных глаз, шепча на ухо, что теперь мы одна семья и он никогда меня не оставит. «Я всегда буду рядом. Всегда. Ты никогда не будешь одна», – его голос, тихий и уверенный, был единственной опорой в рушащемся мире. Какой горькой иронией теперь звучали эти слова…

В тот страшный день Лена тоже была рядом, говорила: «Я всегда буду с тобой, слышишь? Всё, что нужно – только скажи». В её глазах стояли слёзы, и я верила – глупая, наивная – что наша дружба нерушима. Тогда она впервые увидела Игоря – не просто как моего парня, а как человека, который реально поддерживает меня в горе. Она смотрела на него с восхищением, благодарила за то, что он рядом со мной. «Береги его, – сказала она мне перед уходом. – Такие мужчины – редкость».

Я помнила, как Игорь проводил её до двери, галантно подавая пальто. Помнила ли я уже тогда тот особый взгляд, которым они обменялись? Или придумала его сейчас, пытаясь найти момент, когда всё пошло не так?

Подруг, кроме Лены, у меня почти не осталось – после замужества Игорь постепенно отсёк все мои связи, а я не сопротивлялась, считая, что он просто заботится о нашей семье. Он умел это делать мастерски – не запрещая напрямую, но создавая такие условия, при которых общение становилось невозможным. «Таня? Та, которая постоянно пьёт на вечеринках? Не думаю, что тебе стоит с ней видеться», или «Марина? После того, как она развелась, стала такой озлобленной. Зачем тебе это слушать?». Подобные комментарии, брошенные как бы между прочим, отравляли любую встречу с подругами.

Только Лена избежала этой участи. «Лена – другое дело, – говорил Игорь. – Она умная, с ней интересно». Теперь я понимала, что значили эти слова на самом деле.

Лена… Мы дружили с первого курса университета. Вместе сдавали экзамены, делились секретами, плакали из-за неудачных романов. Она знала все мои страхи и мечты, видела меня разбитой и счастливой. Ко мне приходила, когда рассталась с первым парнем, ко мне – когда не сдала важный экзамен и боялась сказать родителям. Мы строили планы на будущее, мечтали жить в соседних домах, чтобы наши дети дружили так же, как мы.

Я вспомнила, как три месяца назад Лена приехала ко мне в слезах – очередной разрыв с очередным «идеальным» мужчиной. Мы сидели на кухне, пили вино, и она жаловалась, что все достойные мужчины уже заняты. «Вот как тебе повезло с Игорем, – говорила она, вытирая слёзы. – Надёжный, заботливый, успешный. Таких больше не делают». А потом попросила разрешения остаться на ночь – «не хочу возвращаться в пустую квартиру». Я постелила ей в гостевой комнате, принесла свою любимую пижаму. А утром, уходя на работу, Игорь задержался в прихожей дольше обычного, прощаясь с нами. Не видела ли я уже тогда эти долгие взгляды между ними? Или не хотела видеть…

Я достала телефон и вызвала такси. «В гостиницу», – сказала я водителю, когда села в машину. Он равнодушно кивнул и включил музыку, заполняя тишину ненавязчивой мелодией. Пожилой мужчина с усталыми глазами – он видел за свою карьеру сотни таких как я: с опухшими от слёз глазами, разбитых, потерянных. Очередная семейная драма, очередная женщина, бегущая от чего-то или кого-то. Я смотрела в окно на проплывающие мимо огни города и не могла поверить, что ещё полчаса назад мой мир был привычным и понятным…

Дождь превратил город в размытую акварель – неоновые вывески магазинов, фары машин, окна домов – всё сливалось в единый калейдоскоп цветных пятен. Мокрый асфальт отражал эти огни, создавая ощущение, будто машина движется между двух зеркальных миров. Я прислонилась лбом к холодному стеклу, наблюдая, как капли собираются в ручейки и скатываются вниз.

Пока машина петляла по вечерним улицам, перед глазами проносились воспоминания нашей с Игорем жизни. Работа менеджером в туристическом агентстве, моя обычная спокойная жизнь. Маленький офис с видом на парк, разговоры с клиентами о далёких странах, чашка кофе на рассвете перед началом рабочего дня… Все эти незначительные, но такие важные мелочи, которые складывались в мозаику моей прежней жизни.

Знакомство с Игорем в том самом агентстве – он пришёл покупать тур в Таиланд, а ушёл с моим номером телефона. Его уверенная походка, дорогой костюм, небрежно расстёгнутая верхняя пуговица рубашки, запах терпкого парфюма. Первый флирт, красивые ухаживания, дорогие рестораны и неожиданные подарки, от которых кружилась голова. Букеты, появляющиеся на рабочем столе, комплименты, от которых я краснела.

А потом – быстрый брак. Слишком быстрый, как теперь понимаю. Свадьба, похожая на постановочную фотосессию для глянцевого журнала, с десятками гостей, которых я даже не знала. Его коллеги, его друзья, его родственники – и почти никого с моей стороны, кроме Лены, мамы и пары коллег. Новая квартира, новая жизнь, которую я считала счастливой.

Я вспомнила, как Игорь постепенно убеждал меня бросить работу. Сначала комплиментами – «ты достойна большего», потом критикой моего начальства, насмешками над «маленькой» зарплатой. Его слова звучали в голове, как заезженная пластинка: «Мой отец всегда говорил – успешный мужчина должен содержать жену. Женщина, которая работает – признак моей несостоятельности». А я кивала, соглашалась, гордая его «заботой». Поверила, отказалась от работы, которая мне нравилась, от независимости, от собственных денег, которыми я могла распоряжаться без отчёта. От коллег, с которыми было весело во время обеденных перерывов. От чувства собственной значимости, которое давала реализованная сделка. От всего, что делало меня – мной.

А что получила взамен? Стерильную квартиру, в которой боялась лишний раз передвинуть вазу. Красивые платья, которые надевала только для его корпоративов. Жизнь красивой куклы в кукольном домике, где всё расставлено по линеечке…

Такси подъехало к гостинице – не роскошной, но опрятной, с неоновой вывеской, мягко светившейся в темноте. Старое трёхэтажное здание из красного кирпича, с простыми белыми занавесками на окнах – место, которое не задаёт лишних вопросов. Я расплатилась и направилась к стеклянным дверям.

Молодой администратор за стойкой регистрации – совсем мальчишка с первыми прыщами и робким пушком над верхней губой – даже не поднял глаз, пока оформлял мне номер. Для него я была просто ещё одной гостьей, ещё одним паспортом и банковской картой. Он не мог знать, что передо ним стоит женщина, чья жизнь только что рассыпалась на осколки.

«Одноместный? На сколько ночей?» – его голос звучал так буднично, что это почти вызвало истерический смех. На сколько ночей? Я не знала, что буду делать через час, не то что завтра. «Пока на одну», – ответила я, удивляясь, как ровно звучит мой голос.

Номер был маленьким и безликим – стандартная кровать с белым, накрахмаленным до хруста бельём, стол, стул и крошечная ванная комната с потрескавшейся плиткой на полу. Тонкие стены не скрывали звуков – из соседнего номера доносился приглушённый смех и звуки телевизора. Ничего личного, ничего, что напоминало бы о доме, и это было к лучшему. Пахло чистящим средством и чем-то безлико-гостиничным. На прикроватной тумбочке лежали рекламные буклеты местных ресторанов и такси – вся жизнь, упакованная в разноцветные глянцевые листовки.

Я устало опустилась на кровать, легла, не раздеваясь, и уставилась в потолок, расчерченный тенями от жалюзи. Жёлтый свет уличного фонаря пробивался в комнату, создавая на стене странные узоры. Слёз не было, только тупая ноющая боль в груди, словно кто-то выжег там дыру, оставив вместо сердца пустоту. Я не знала, что буду делать завтра, через неделю, через месяц. Куда пойду? К кому? У кого попрошу помощи?

Конечно, были дальние родственники – тётя Вера в Новосибирске, двоюродная сестра матери в Казани. Но мы не общались годами, только поздравительные открытки на Новый год. Что я им скажу? «Здравствуйте, это Света, помните меня? Мой муж изменил мне с моей лучшей подругой, не приютите ли вы меня?» Нелепо, унизительно, невозможно.

Были коллеги с прежней работы – но после трёх лет без общения я даже не знала, кто из них всё ещё работает там. К тому же, я ушла так внезапно, не попрощавшись нормально – теперь понимаю, что Игорь специально торопил меня, чтобы я не успела завязать прочные отношения ни с кем. Выжженная земля – так, кажется, называется эта тактика на войне.

А Лена… от мысли о ней к горлу подкатила тошнота. Лена, которая знала о моих отношениях с Игорем всё. Которая держала меня за руку, когда мы поссорились из-за его ревности. Которая слушала мои сомнения и страхи. Которая видела, как постепенно я из уверенной в себе женщины превращалась в тень, и не сказала ни слова. Наоборот – подбадривала, говорила, что я стала «женственнее», «мягче», что Игорю повезло с такой заботливой женой. Теперь я понимала, что все эти разговоры, все ночные звонки и долгие чаепития были не поддержкой, а разведкой – она собирала информацию, изучала территорию, готовилась к атаке. А я, наивная дура, распахивала перед ней двери и сердце.

Я не знала, как жить дальше в мире, где самые близкие люди могут предать тебя так легко, словно ты ничего не значишь.

«Я – никто», – прошептали губы сами по себе, формируя горькую истину, которую я только сегодня начала осознавать. Никто для мужа, для которого я была лишь удобной деталью интерьера, красивой куклой, которую можно показывать гостям и убирать в шкаф, когда она не нужна. Никто для подруги, которая с такой лёгкостью перешагнула через нашу дружбу, девять лет общих тайн, слёз и смеха. Никто даже для самой себя – потому что я давно растворилась в чужих желаниях, забыв, кто я и чего хочу.

И тут, наконец, слёзы прорвались – горячие, обжигающие, бесконечные. Я плакала, уткнувшись лицом в подушку, содрогаясь всем телом, выплёскивая боль, которая переполняла меня. Плакала по маме, которая всегда говорила: «Светочка, не теряй себя, что бы ни случилось». По себе – той, прежней, уверенной и живой. По мечтам о счастливой семье, которые оказались миражом в пустыне. По всему, что потеряла, и тому, что, возможно, никогда не найду. Где-то в глубине ещё теплилась надежда, что это просто ночной кошмар, что я проснусь в своей постели, и всё будет как прежде. Но холодный свет уличного фонаря, жёсткая гостиничная подушка и запах чужого шампуня от белья напоминали – это реальность. Моя новая, страшная реальность.