Он не смог за такой короткий промежуток времени тщательно осмотреть все помещения, и он не может с уверенностью ответить на вопрос – есть ли там хоть какая-то пища? Переселившись на корабль (Мигель постепенно стал привыкать к этому слову), они все вместе обыщут его снизу доверху и найдут (если найдут) всё, что необходимо для жизни.

Судя по архаичному наречию голоса, стрел для арбалета конечно на корабле нет, но может быть, на нём есть другое охотничье оружие? Тогда они смогут спокойно перезимовать, а дождавшись весны, двинуться в путь, поближе к другим людям…, или же, или же останутся здесь навсегда.

Мигелю, так понравилось всё увиденное, что он в душе лелеял мысль – его товарищи, увидев всю эту красоту, тоже не захотят покинуть открытую им новую хижину-корабль

.

* * *

Мигель, задумавшись, даже не заметил, когда закончился проход, и он, не приняв никаких мер предосторожности и не сбавляя шага, прошёл сквозь стену. Он лишь на мгновение почувствовал лёгкое покалывание в теле.

Быстрым взглядом, окинув пещеру, он увидел: и девушки, и Хосе с Матео, сидят у костерка, и при его появлении, повернули головы в его сторону.

На какой-то короткий миг он оказался в обрамлении мерцающего света из прохода. И этого оказалось достаточно для людей, верящих в божественное. Он услышал, и увидел, как Матео и Мария, вдруг побледнев, прошептали: «Виракоча! Сапа-Инка!» А ещё через какое-то мгновение его односельчане, его товарищи, уже лежали, распростёршись ниц на полу и прикрыв голову руками.

– Что с вами? – ничего не поняв, и даже несколько опешив, спросил Мигель. Какой, такой… Виракоча?

У него даже в мыслях не было, что его неожиданное появление из стены пещеры, в обрамлении голубоватого мерцающего света, приведёт людей в благоговейный экстаз. И, поэтому, он вновь спросил:

– Что ещё за Виракоча, какой-такой Сапа-Инка? Что это вы повалились на землю, как скошенная кукуруза?

Первой подняла голову Хуанита, и он услышал её чуть дрожащий голос:

– Мигель, это ты?

– Конечно, я! Кто же ещё, Око-Пака?

Постепенно и остальные чуть приподняли головы, но в глазах их, сколько мог рассмотреть Мигель, читались недоверие и страх.

– Аа-а, ты как сюда попал? – услышал он тихий, настороженный голос Матео.

Вот тут Мигель, не подумавши над ответом, брякнул, и допустил ошибку.

– Откуда, откуда? Маленький, что ли? – и, повернувшись к стене, показал на неё пальцем. Вот откуда!

Его друзья вновь распростёрлись на земле, и он услышал, как они, один за другим, громко запричитали:

– Прости нас Виракоча! Прости Сапа-Инка! Прости наше неразумие! Не наказывай нас строго, мы верные твои рабы!

Мигель, потрясённый увиденным и услышанным, не знал, что делать и как поступить в данной ситуации. Он понимал, всё это недоразумение случилось по его вине, по его неосторожности, и теперь лихорадочно решал, как выйти из созданного им самим, неприятного положения.

Он видел, его друзья, боясь божественного наказания, со страхом ожидают его слов, украдкой бросая на него свои взгляды, а он всё молчал, не находя слов для объяснения.

Затянувшуюся паузу нарушила Хуанита, робко, не отрывая взора от пола, произнеся:

– Виракоча… Мигель, разреши нам встать с земли. Так нам легче будет воспринимать твои наставления.

Проговорив эти слова, она опять в страхе распростёрлась на полу.

Мигелю ничего не оставалось, как вступить в эту, им самим необдуманно спровоцированную, игру.

– Встаньте с пола и ложитесь спать! – и, тяжело вздохнув, добавил, – завтра поговорим.

Наблюдая, как искоса бросая на него свои недоверчивые взгляды, почти в страхе, медленно расходятся по своим, давно облюбованным местам Хуанита с Марией и Матео с Хосе. Он видел, он хорошо знал и понимал, они сейчас покорно пойдут спать, но никто из них не сомкнёт глаз до утра, также как и он. Они напуганы произошедшим, и они не знают, что их ожидает завтра. А неизвестность, как правило, гонит сон, как ветер гонит пыль.

Как им завтра объяснить, что случившееся с ним – это только стечение обстоятельств, и никакой он не Виракоча, а всё тот же Мигель, чуть более начитанный, чуть более образованный, и всё это благодаря своему, такому умному и доброму, деду?

Как, не напугав их робкие души, провести сквозь стену и показать им корабль с говорящим духом? Тут, неожиданно появившаяся мысль, окончательно выбила его из колеи. А вдруг только он может проходить сквозь стену? Тогда уже односельчанам ничего не объяснить. Они будут считать его Божеством, и их невозможно будет переубедить, что это не так.

Он, конечно, слышал от своего деда легенду о Божестве, создавшем мир Чавинков. Тот много об этом рассказывал, и даже намекал, что он, дед, прямой потомок одного из братьев.

Односельчане их тольдерии почти все, или почти все, также верили, что они потомки легендарного Инка – одного из четырёх братьев, вышедших из пещеры на острове Титикака, неподалёку от Тиауанако. Они также верили, что один из братьев, вышедших на свет, к солнцу, вернулся в пещеру.

Теперь, после его появления из стены, в сердцах живущих с ним рядом, и делящих кров и пищу односельчан, он стал тем, вернувшимся в пещеру братом, или, в крайнем случае, его прямым потомком. Это ещё больше осложняло его положение.

Перебирая по памяти, увиденные в корабле чудеса, он одновременно искал ответы на сотню крутящихся в голове вопросов: как попал в их горы корабль и, что этот корабль здесь делает, вдали от океанов? Как вести себя с друзьями? И ещё много-много вопросов крутилось в его голове, и все они требовали ответа или решения.

Но он не мог, вот так, сразу, найти сколько-нибудь приемлемого ответа или решения ни на один из вопросов. И его мозг, перенасыщенный впечатлениями дня и огромной работой, отключился.

Мигель, неожиданно для себя, крепко уснул. Проснулся он, судя по свету, падавшему от входа в пещеру, достаточно поздно.

Вокруг его ложа, стоя на коленях и опустив глаза долу, расположились его друзья и безмолвно ожидали его пробуждения. В руках они держали куски жареной козлятины, печёный картофель и кукурузу.

Мигель, ещё не пришедший в себя после крепкого сна, широко распахнув глаза и ничего не соображая, уставился на них.

– Выы…. Что с вами? – пробормотал он, ещё не совсем проснувшимся голосом.

– Сапа-Инка, Мигель, прости нас, что потревожили твой сон, – тихим голосом и низко кланяясь, проговорил Матео. Мы, неразумные, подумали, что встав ото сна, ты захочешь поесть, вот мы и…

Мигеля, как обухом по голове, которым забивают скот на мясо, стукнуло. Он вспомнил свой вчерашний день и своё возвращение в пещеру, и от бессилия что-либо изменить, глухо застонал.

А Матео, всё так же низко склонившись, продолжал: «Мы бы хотели подать тебе воду для омовения, но мы бедные люди и ты сам знаешь, у нас нет посуды».

И они, то есть, Мария, Хосе, Матео и Хуанита, все разом, как один, склонили головы ещё ниже.

Что же делать, что же делать?.. Вот наказание Господне! – лихорадочно думал Мигель. Ну надо же мне было попасть в такое дурацкое положение и именно сейчас, когда нужно вести их на корабль! А проход сквозь стену вообще вышибет из них последние мозги…

Разозлившись на этих, склонившихся перед ним людей, не видевших в своей жизни ничего, кроме нужды и слепого следования установленным в течение сотен, а может и тысяч лет, порядков, и на своё бессилие, он уже готов был сорваться и закричать на них, но вовремя остановил себя. Это ещё больше испугает их – с горечью подумал он.

Кое-как сдержавшись, он ровным голосом попросил их подняться с колен и дать ему возможность самому заняться собой. Они тут же выполнили его просьбу и молчаливой группой отошли в угол, к костру.

Умывшись и перекусив подогретой на костре козлятиной, Мигель попросил всех сесть у костра. Они, боязливо посматривая на него, покорно стали на колени и уселись на пятки.

Господи, до чего же они меня боятся! – подумал он, наблюдая за их действиями. Но ничего, дайте срок, я отучу вас раболепствовать и преклонять колени передо мной!

Он приготовился произнести перед ними, чуть ли не целую речь, но получилось скомкано и нескладно.

Рассказав подробно о своей находке, он замолчал, решив дать им возможность, переварить всё услышанное. Только ещё одно попросил он в конце своей импровизированной речи: он попросил верить ему и ничего не бояться, потому, что он, Мигель, будет всегда рядом с ними.

Смотря на склонивших головы друзей, он не был до конца уверен, что они всё поняли.

Они в ответ, соглашаясь, кивали головами, но в глазах их продолжали жить страх и недоверие. А когда он просунул руку сквозь стену и вытащил её обратно, чтобы показать, что ничего страшного и невозможного в этом нет, они попадали на пол и распростёрлись ниц, бормоча молитвы и призывая его не наказывать их.

Вот дьявольщина! – ругнулся он тихо. Как же мне протащить их сквозь стену? Поняв, что сейчас он не сможет их убедить, он отошёл к костру и, сев на камень, погрузился в раздумья.

Может их по одному на руках перетащить? – мелькнула шальная мысль. Вот крику то будет и вою! – улыбнулся он. Нет, так нельзя делать, я их ещё больше напугаю, а что, если…, и он, поднявшись с валуна, подошёл к Марии.

Мелькнувшая у него мысль показалась ему вполне выполнимой, при условии, что Мария его, действительно, беззаветно любит, и готова ради него на всё. Если же страх перед «Божественным» пересилит её любовь, то…

– Мария, пойдём со мной на свежий воздух, погуляем, – и, взяв девушку за руку, повёл наружу.

Она покорно, не поднимая глаз на него, и ничего не говоря, встала и пошла за ним.

Уйдя подальше от глаз и ушей товарищей, Мигель приступил к выполнению своего, быть может и безумного, но сейчас очень ему нужного, плана.

Преодолев сопротивление любимой, он взял её за руку и заглянул в её большие, прекрасные глаза. В них он увидел одновременно: покорность, восхищение им, и безграничную любовь.

– Мария, ты любишь меня? – спросил он нежно, и попытался, как и до этого прежде, прижать её к своей груди.

Она в ответ, не произнося ни слова, кивнула головой и, чуть посопротивлявшись, позволила ему прижать себя и обнять. Положив голову ему на грудь, она протяжно вздохнула, а потом тихо (он почувствовал, что она плачет), и иногда прерываясь от волнения и поминутно вытирая слёзы маленьким кулачком, заговорила своим нежным голоском:

– Сапа-Инка, Мигель, ты не бросишь бедную девушку, любящую тебя всем сердцем? А, если я тебе теперь больше не нужна, и у тебя есть твоя божественная супруга, позволь мне всё же, как и прежде любить тебя. Не прогоняй меня от себя, пожалуйста. Я буду верной твоей рабыней до конца жизни.

И, прошептав все эти слова, она подняла на Мигеля глаза, из которых ручьём, словно драгоценные жемчужины, катились слёзы.

* * *

…Так ты поможешь мне Мария? – спросил он у неё, заканчивая свой затянувшийся монолог. Верь мне, я не дам упасть и волоска с твоей головы.

– Сапа-Инка…, Мигель! Теперь я твоя верная жена и покорная рабыня, – прижавшись к любимому, ответила она, – и если ты направишь свои стопы даже в Подземный Мир, я всё равно последую за тобой! – закончила она шёпотом.

И в подтверждение своих слов, шестнадцатилетняя девчонка, молитвенно сложив руки, поклонилась ему.

Вернулись они в пещеру уже перед заходом солнца. Все скрытно, но с заметным любопытством посматривали на них.

Мария так и светилась вся, сияя от счастья и любви. Её глаза, полные тепла и ласки, были неотрывно прикованы к Мигелю.

Сельчане мгновенно поняли, что между Мигелем и Марией произошло, и не осуждали ни его, ни её, а наоборот, как показалось ему, были даже довольны случившимся. Он быстро разгадал их мысли. Они, по простоте душевной и своей извечной жизненной хитрости, решили – раз Мария, простая смертная девушка стала женой Сапа-Инки Мигеля, то и они, её ближайшие друзья, смогут получить хоть какую-то выгоду от этого брака, а может даже покровительство.

Всё эти чувства так явственно читались на их лицах, что он бы рассмеялся во всё горло, если бы это не было так грустно.

После ужина, когда у всех сытно поевших людей, приходит благодушное настроение, он решил – пора!

Взяв за руку Марию и позвав остальных за собой, он подошёл к стене, через которую ещё вчера, так неожиданно прошёл. Пристально, как бы гипнотизируя, он посмотрел ей в глаза и прошептал: «Любимая, ты обещала!»

В её глазах метался страх, но она, вся сжавшись, закрыла глаза и, соглашаясь, кивнула. Так, вместе, рука об руку, они и шагнули сквозь стену.

Опять было покалывание в теле, а через мгновение они оказались с другой стороны стены.

В коридоре тут же включилось невидимое освещение.

Мария стояла рядом, цепко ухватившись за его руку, и крепко зажмурив глаза.

– Любимая! – нежно прошептал он, – открой глаза, всё уже позади.

Он смотрел на неё и видел, как она медленно, с опаской, открывает глаза, а потом сразу же распахнула их во всю ширь. Страх почти ушёл из них – осталось лишь огромное любопытство и удивление.

– Вот видишь, милая, всё уже позади, и мы с другой стороны стены.

– А, что это за проход и куда он ведёт? – проворковала она и показала рукой в глубину коридора.

– Я же вам рассказывал.

– У меня всё перепуталось в голове, Мигель, и я…. Я почти всё забыла.

– Хорошо, хорошо, я тебе, потом, всё ещё раз расскажу, а сейчас мы должны вернуться за остальными. Ты не боишься?

– Боюсь, но я опять закрою глаза. Ты позволишь мне это сделать, Сапа-Инка?

– Называй меня просто, как прежде, Мигель! Хорошо?

– Как прикажешь Сапа-Инка…, Мигель.

Когда они вернулись в пещеру – Матео, Хуанита и Хосе опять упали на колени и склонили в покорности головы.

Мигель не стал больше распространяться о необходимости перехода на другую сторону стены, а просто приказал им встать, взяться за руки и закрыть глаза.

Держа одной рукой Марию, а другой Хосе, оказавшимся первым в цепочке, он вновь шагнул сквозь стену…

Оказавшись в проходе, по другую сторону стены, он попросил всех открыть глаза.

Удивлённые и ещё более напуганные, Хуанита, Матео и Хосе смотрели на Мигеля подобострастными, обожающими взглядами, и готовы были вновь упасть на колени, но он строго приказал им больше этого не делать никогда.

Когда они немного успокоились и уже стали украдкой посматривать по сторонам, он двинулся по коридору в сторону понравившейся ему хижины.

Хосе ещё не вышел из детского возраста, поэтому менее всех подверженный страху и поклонению, от любопытства крутил головой во все стороны, и готов был умчаться вперёд. Но выросший и воспитанный в индейской семье, он сдерживал свои эмоции, стараясь не показать своего восторга и восхищения происходившими волшебными событиями.

Когда группа поднялась по лестнице к входной двери в корабль и она открылась, хотя все они были Мигелем заранее несколько раз предупреждены о наличии голоса, услышав его, они вновь испытали страх.

Лица их побледнели и они, как и при виде Мигеля выходящего из стены, упали на колени и, бормоча: « Сапа-Инка пощади нас!», накрыли головы руками.

Мигелю стоило большого труда поднять их с пола и заставить идти за ним.

Проведя односельчан по входному шлюзу (Мигель вспомнил название первого коридора), он открыл следующую дверь, и повёл их на четвёртый ярус. Его друзья, следуя за ним, восхищённо цокали языками и с опаской заглядывали в отверстия трубы, но всё же, держась за руки словно малые дети, боялись хоть на шаг отстать от Мигеля.

Ну, что за народ такой отсталый! – возмущался в душе Мигель, таща за собой хвост из четырёх человек. А ведь все молодые, не считая Матео, и книги в руках держали. Когда же они перестанут шарахаться от каждого, хоть чуть-чуть непонятного явления в жизни? На планете уже идёт одиннадцатый век, а они….

Тут он вспомнил своё вчерашнее поведение и страх, страх всюду сопровождавший его по стопам, и ему стало стыдно. Чем он лучше своих односельчан? Он также как и они, при каждом шорохе пугался, с опаской прикасался к неизвестным ему предметам, а от голоса во входном шлюзе, вообще скатился с лестницы. И, если быть честным до конца, чуть в штаны не наделал.

Наконец они поднялись на четвёртый ярус. Мигель показал им, как открывать дверь, и они вошли в жилое помещение. Их удивлению и восторгу не было предела, а Хосе настолько осмелел, что сев на лежак, даже несколько раз подпрыгнул на нём:

– Какой мягкий и красивый! – восхищаясь, воскликнул он. А помещение…, я остаюсь здесь жить! Ты позволишь мне Сапа-Инка?

– Да, но ты будешь здесь жить не один, а с Матео.

– Согласен! Согласен! – радостно согласился мальчишка, и бросился рассматривать тумбочку с пультом.

Испугавшись, что Хосе начнёт нажимать кнопки на пульте, и от этого беспорядочного, неумелого нажимания произойдёт какая-нибудь неприятность, Мигель поспешно предупредил мальчишку: «Только ты, пожалуйста, ничего там не нажимай и даже руками не прикасайся, а то будешь наказан!» Затем, оглядев стоящих с ним рядом друзей, добавил: «Этот запрет касается всех! Я накладываю на это сооружение табу!»

Хосе, словно обожжёный пламенем костра, быстро отскочил от тумбочки.

В следующее помещение он поместил Хуаниту. Открыл шкаф и показал ей одежду.

Мария, и он сам, разместились в помещении рядом.

Восхищённая всем увиденным и счастливая, Мария бросилась к Мигелю, прижалась к нему, и горячо зашептала:

– Какой ты великий и могучий Сапа-Инка! Какая у тебя большая и красивая хижина!

– Мария! Я же просил не называть меня Сапа-Инка.

– Ооо! Сапа-Инка! Прости меня, глупую! Не наказывай!

И, упав на колени, она прижалась к его ногам.

– Вставай, вставай, глупышка!