Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436–ФЗ от 29.12.2010 г.)

Книга издана при содействии Литературного агентства «Вимбо»

Издатель: Павел Подкосов

Руководитель проекта: Анна Тарасова

Художественное оформление и макет: Юрий Буга

Корректоры: Елена Рудницкая, Лариса Татнинова

Верстка: Андрей Фоминов

Иллюстрация на обложке: Пархоменко И. К. «В. И. Ленин в возрасте 4-х лет». 1920 г. Холст, масло. 65×53 см. Из собрания Государственного исторического музея

© Данилкин Л. А., 2017, 2023, 2025

© ООО «Вимбо», 2025

© ООО «Альпина нон-фикшн», 2026

* * *

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

[Несколькими годами позже]

У прокоммунистического датского художника Бидструпа была карикатура: скамейка в парке, заполненная людьми, все с прямыми спинами и каменными лицами, один курит, другой позевывает, женщина перебирает содержимое сумочки, мужчина посередине читает книгу. На втором стрипе тот, который с книжкой, уже смеется – видимо, в книге оказалось что-то забавное, а его соседи поглядывают на него с раздраженным недоумением. На третьем читатель, забывшись, где он, буквально помирает со смеху – ну и соседи тоже, сами не понимая с чего, тоже начинают улыбаться – уж больно заразительно смеется. Самое интересное, однако ж, происходит дальше: соседи – мужчины и женщины, все скопом, – надрываются от хохота: хлопают себя по ляжкам, вытирают слезы, держатся за животы и только что не падают со скамейки; а вот «нулевой пациент», уже без тени улыбки, смотрит на них, подняв бровь, едва ли не с ужасом.

Нечто похожее ощущает и автор этой биографии Ленина, которую неожиданным образом прочли несколько десятков тысяч человек – и, судя по тому, что издательство намерено продолжить рискованные эксперименты, прогнозируется, что на ту же скамейку собирается присесть кто-то еще – видимо, замешкавшийся по какой-то причине. Глубоко озадаченный этими цифрами и, что существеннее, глядя на свое сочинение с возрастающим скепсисом, автор находит уместным поделиться кое-какими соображениями в жанре «предисловия к новому изданию».

Одержимый идеей реконструировать подлинный образ Ленина, автор полагал, что его соответствующая уникально многогранной личности героя цель – отследить и запихнуть в свою книжку как можно больше разных «лениных»: Ленина – создателя партии нового типа, Ленина – литературного критика, Ленина-туриста, Ленина-философа, Ленина-шахматиста, Ленина-диктатора и так далее. А уж дальше «факты будут говорить сами за себя», и читатель сам найдет «самого главного», «подлинного», «химически чистого» Ленина, того, кто обладает «ключевым качеством», которое «всё объясняет». Предполагалось, что, самостоятельно подбирая для такого «противоречивого» главного героя книги место на моральной шкале, – автор в этот момент демонстративно насвистывал «Мурку» и разглядывал потолок, – читатель проигнорирует тех «лениных», которые показались ему «несущественными», – и сдвинет Ленина, который глянулся ему больше прочих, в сторону, которая кажется более приемлемой, – к «плюсу» или «минусу».

Такого рода подход, при всей его интуитивной привлекательности, однако ж, идет абсолютно вразрез с научной методикой диалектического анализа, которую сам Ленин популярно объяснил однажды в споре с Н. Бухариным – и которая вошла в историю как лекция о «диалектике стакана»: да, один и тот же объект – да вот пусть хоть стакан: почему бы не попытаться познать его? – можно описывать по-разному: он стеклянный, он цилиндр, из него можно пить, его можно использовать как предмет, которым можно швырнуть в оппонента, – или как помещение для пойманной бабочки, ну и так далее. Проблема в том, что количество свойств и функций стакана на самом деле стремится к бесконечности, и, перечисляя их, мы никуда не продвигаемся – и не сможем обрести истины таким образом. Потому как абстрактной истины нет, истина всегда конкретна, и на изучаемый предмет следует смотреть, устанавливая его связи с окружающим миром; важно не что такое «стакан вообще», а стакан – для кого? для чего? в каком контексте?

Автор, однако ж, завороженный многофункциональностью доставшегося ему стакана – и нахлебавшись оттуда разного рода энергетических жидкостей, – вопрос о связи материального объекта с окружающим миром проигнорировал – и решительно отмежевался, ради идолов «истории» и «литературы», от вульгарной «публицистики», не уразумев, что «просто биографий», хотя бы и написанных неканоническим языком, не бывает, что книга о Ленине опубликована не в стерильном вакууме, а в конкретный исторический момент, в политически заряженной среде, в обществе, которое готовится к империалистической войне, – и раз так, любые декларации «аполитичности», любые претензии на «абсолютную объективность», по сути, подразумевают, что автор льет воду на мельницу того самого контрреволюционного государства, которое, доминируя в идеологическом поле, отчаянно желает вынуть из Ленина взрыватель, скрыть его актуальность – поскольку выстраивает свою идентичность на отмене и попирании ленинских идей.

«Множество разных Лениных», представленных в этой книге (которую сам Ленин наверняка охарактеризовал бы как эклектичную – то есть, конечно, он выразился бы посильнее), напоминает магриттовскую «Голконду» – картину, где изображен дождь из разного размера похожих друг на друга мужчин, каждый в плаще и котелке, – которые на фоне городского пейзажа, крыш домов то ли падают, то ли поднимаются, то ли висят в воздухе: дурная бесконечность в чистом виде. Набор вроде как разных мужчин – «лениных» – не имеет ни начала, ни конца, и даже если движение есть, оно мнимо – потому что заведомо не позволяет достичь цели. Недостижимость цели есть, по Гегелю, признак ложного бытия. Истинно то, что достижимо. По сути, коллекционировать «лениных» в надежде, что рано или поздно тебе попадется тот самый, самый-самый Ленин, – это как ожидание революции: всё время ждешь, когда реализуется комбинация идеальных условий, когда все условия будут соблюдены… результатом, как известно, становится не революция, а очевидность ее бесконечной недостижимости.

Задача хорошего биографа Ленина – некоторые вещи, увы, приходят в голову только задним числом – преодолеть эту дурную бесконечность, и для этого, конечно, следовало не гоняться за неким «абсолютным Лениным», а выявить Ленина, актуального для здесь и сейчас, Ленина, который может объяснить, как быть с тем, что происходит вот тут, в конкретном, сегодняшнем обществе. Не «что такое Ленин?», а – «Ленин – здесь – для кого?», «Ленин – сейчас – для чего?», «Ленин – с какой целью?», «Ленин – в каких именно проявлениях?».

Еще хуже, чем выбор неверной, ведущей к дурной бесконечности стратегии, было то, что автор опрометчиво демонстрировал намерение «транслировать взгляд на Ленина именно из сегодняшнего дня», а не «вообще», «с точки зрения вечности» – и наивно полагал, что такого рода трюк можно осуществить посредством ревизии мемориальных мест, связанных с Лениным. Ложная ревизия есть вредная, компрометирующая самого главного героя затея; фальшивая, декоративная псевдоактуальность только искажает подлинное положение дел – и, по сути, является ширмой для пропасти, разверзшейся между идеями и проектами Ленина – и тем, во что они трансформировались в стране, которой он дал опыт успешной революции.

Именно эту ошибку – среди прочих – автору хотелось бы исправить этим предисловием – и предложить читателю, раз уж тот почувствовал дефицит в своем организме какого-то вещества, которое можно экстрагировать только из биографии эталонного революционера, фокусироваться в первую очередь на идеях, которые выглядят актуальными: к примеру, на ленинских взглядах, касающихся государства как подлежащей уничтожению машины насилия, на ленинской критике национализма угнетающей нации и на его пророчестве о том, что бюрократия, если оставить ей возможность выбора, будет стремиться опереться на великодержавный шовинизм. В этом смысле, например, «биографическая» интрига, связанная с «политическим завещанием» Ленина – а был ли Ленин подлинным автором статьи 1922 года об автономизации? – при всей своей скандальности не так уж существенна; важно, что изложенные в том тексте идеи ассоциируются именно с Лениным и что выглядят они – сейчас – очень «ленинскими».

Автору хотелось бы, чтобы эту книгу читали не только как материал для байопика, биографию удивительного существа, феерично распорядившегося своей жизнью; «Ленин» – это пространство, инструмент и среда для политического диссидентства, неисчерпаемый источник образов, прецедентов, альтернатив, утопических идей и прагматичных практик. Тому, кто воспринимает политическую действительность как пространство, требующее безотлагательного преобразования, ленинский опыт, идеи и деятельность могут дать код к интерпретации сегодняшнего окружающего мира – и доступ к возможностям его демонтажа.

Словосочетание «актуальность Ленина» подразумевает, однако ж, и существование другой, гораздо менее привлекательной стороны, а именно вопроса о подлинной роли Ленина в том, как – в столетней перспективе – реализовался и претерпел удивительные метаморфозы его проект революции: созданная с его благословения ЧК, несмотря на объявленное окончание Гражданской войны, опираясь на тезис об обострении классовой борьбы, продолжила вести себя как оккупационный режим и превратилась в машину превентивных массовых убийств и принудительных удержаний в тюрьмах, а через несколько десятков лет перехватила власть у исповедовавшей пролетарский интернационализм партии и оказалась флагманом контрреволюции, чтобы стать идеологическим, стремящимся к установлению монополии на историю прошлого центром восстановленной – с сословным обществом и культом императора, замаскированным под культ государства, – Российской империи, которая строит свою идентичность – и проводит соответствующую политику насильственного поглощения «окраин» – на идее духовного превосходства титульной нации над всеми прочими, особенно малыми и находящимися в пределах досягаемости артиллерии.

Вопрос этот меж тем проигнорирован в книге – и напрасно, потому как, размышляя над тем, чем в итоге обернулась Октябрьская революция, у нас достаточно оснований предположить, что затея построения социализма в отдельно взятой стране – с расстрелами заложников из буржуазии, с концлагерями для классовых врагов, расстрелом Кронштадта, катастрофическим «щупаньем штыком» Польши, голодом в Поволжье и Казахстане, принудительной коллективизацией, 1937 годом, Новочеркасском и так далее, и так далее, и так далее – есть не фатальная, ужаснувшая (бы) его самого, ошибка главного конструктора, не следствие форс-мажорных обстоятельств, не «извращение ленинской идеи», не результат совершенного вождем рокового выдвижения Сталина на позицию, позволившую тому перехватить власть, – а методичная реализация ленинского экспериментального проекта, осознанная и намеренная; что Ленин знал об этом «побочном ущербе», осознавал его риски и последствия – и готов был платить эту цену.

Любопытно, что это предположение (приемлемое в предисловии, но неуместное в самой книге – потому что подтвердить или опровергнуть его документально можно было бы только в том случае, если бы Ленин оставил мемуары, где проговорил бы свои сокровенные мысли), которое много кому приходит в голову, как правило, подразумевает также истолкование известных событий жизни Ленина в особом ключе.

Чтобы у читателя, интересующегося историей ленинских идей – обстоятельствами, в которых они рождались и прорастали, – была возможность более осознанного выбора между принятием и отторжением, автор, испытывая отвращение к попыткам любой статусной группы жрецов ленинского культа монополизировать ленинскую биографию и игнорируя опасность шокировать воспитанных на романтической лениниане читателей, полагает полезным, не откладывая в долгий ящик, воспроизвести хотя бы базовые представления тех биографов, которые расшифровали жизнь Ленина с помощью кода, альтернативного тому, которым пользовался автор этой книги; те мнения, которые автор не разделяет или разделяет лишь отчасти – но которые имеют фактическую подоплеку, а не за здорово живешь сфабрикованы мотивированной политической ненавистью пропагандой.

Так, среди некоторых исследователей ленинской биографии^[1] распространено мнение, что, например, относительная успешность Ленина в качестве политика до 1917 года связана с его завязавшимся еще в середине 1890-х сотрудничеством с иностранными (японскими, немецкими и австро-венгерскими) спецслужбами, которым деятельность по разрушению государственных институтов царской России и большевистская критика империалистических войн (а конкретнее, пораженчество) представлялись крайне полезными, – особенно в связи со сначала надвигающейся, а затем уже идущей войной, – и которые всерьез, методично ставили на вождя большевиков, чьи настойчивые требования самоопределения/автономизации угнетенных (Россией) наций были в первую очередь ответной услугой его партнерам.