Вместо запланированного часа второе отделение продолжалось больше двух часов, пока не выскочили, как чёртики из табакерки, разгневанные комсомольские комитетчики-организаторы и силой не утащили со сцены распевшегося Гришу. Его нового бардовского репертуара, конечно же, не хватало на два часа выступления, но публика из зала требовала некоторые песни повторить на бис, и он, может быть, впервые в жизни почувствовав такой неожиданный и грандиозный успех, почти каждую из армейских песен пропел дважды.
Это был успех не только его, но и Яшки. Он стоял за спинами зрителей в зале, и лицо его полыхало от восторга. Единственное, что ему не очень понравилось, это то, что авторство текстов было упомянуто всего один раз – в самом начале и то мимоходом, когда Гриша решил рассказать историю создания песен, однако из его немного хвастливого рассказа выходило, что именно он явился автором сюжетов почти для каждой песни, а сочинитель стихов, то есть Яшка, был всего лишь техническим исполнителем его идей. Это прозвучало, конечно, крайне неприятно, но выяснять, кто кого в действительности наталкивал на темы, Яшка сейчас не хотел. Не время, и не место. Может быть, потом, в личной беседе он что-нибудь скажет, и это будет неприятно для обоих…
Домой после выступления разошлись глубокой ночью, основательно выпив за успех проведённого концерта в подсобке, и выкуренные оттуда уборщицей, явившейся мыть полы в зале и наводить порядок.
– Ничего страшного! Никуда они теперь без меня не денутся! – сам с собой рассуждал Яшка по дороге домой, так и не поговорив наедине с Гришей. – Кто им, кроме меня, будет писать такие клёвые стихи?!
Про кого говорил он в множественном числе, было не очень понятно. То ли про привередливого Сладкова, снискавшего всенародный успех не без помощи Яшки, то ли про того же Лобзика, которого вполне устраивала песня про сусло и который так и не сумел сочинить музыку на Яшкины стихи. Но он теперь чувствовал, что наконец нашёл лазейку, и отныне его сочинения найдут достойное применение. Глядишь, о них проведают и какие-нибудь серьёзные музыканты, которые попросят его написать слова к их собственным профессиональным песням… А что тут такого? Всякое может случиться. Тем более, у него уже появился опыт!
Родители дома спали, и не с кем было поделиться своей радостью, но ничего – завтра утром он придёт в институт и там уже по полной программе насладится реакцией друзей на вчерашний концерт. А в том, что будет множество разговоров и бурных восторгов, он ни капли не сомневался. С тем и заснул, едва коснулся головой подушки…
На первую пару, а это была теоретическая механика, Яшка явился пораньше. В громадном амфитеатре будет сегодня весь поток, а это больше сотни человек. Как минимум пара десятков знакомых подойдёт к нему, пожать руку, кто-то похлопает по плечу, а уж сколько будет сказано слов и брошено завистливых взглядов, даже представить трудно. Да и девчонки будут наверняка поглядывать на него уже совсем не так безразлично, как раньше. Эти ожидания грели душу.
Никого из старой компании пока не было, но Яшка расположился на галёрке, где всегда было их место, и принялся ждать. Скоро появится Лобзик, следом за ним Триха с Анохой и Галка. Петя уже учился после академического отпуска на курс младше, поэтому его не будет, но в том, что и он скажет что-то умное и хорошее, Яшка не сомневался. Ведь на вчерашний концерт он пришёл и был со всеми вместе.
Первым в аудиторию явился староста потока, которого все звали почему-то Курочкой Рябой. Курочка Ряба был длинный как каланча и всегда грустный мужичок, намного старше своих сокурсников, поступивших в вуз сразу после школы. Он-то уже успел окончить до этого техникум, отбомбил два года в армии, и даже на лагерных сборах носил погоны старшего сержанта, заслуженные ещё во время срочной службы. Яшка с ним не особенно общался, потому что общих интересов у них практически не было, но сейчас Курочка Ряба неожиданно поманил его к себе:
– Подойди-ка сюда! Тут в журнал вложили записку для тебя из деканата, – он демонстративно раскрыл журнал посещений и вытащил узкую полоску бумаги. – Тебе необходимо незамедлительно явиться… Вот, сам читай, тут всё написано.
– Лекция же сейчас, куда я пойду? – удивился Яшка.
– Ничего не знаю. Мне велено передать, а там решай. Написано, чтобы явился срочно.
– В деканат?
– Нет. Тут написано, куда…
На узенькой полоске было напечатано стандартным типографским шрифтом приглашение явиться в первый отдел института и уже от руки вписаны фамилия Яшки и номер группы.
– Пропущу же лекцию! – Яшка сразу почувствовал, что назревает что-то неприятное, и пытался воспротивиться. – Итак у меня пропусков выше крыши…
– Что ты ко мне привязался? – обиделся Курочка Ряба. – Мне велено передать – я передаю. А дальше сам разбирайся.
– Одного меня вызвали? – ухватился за соломинку Яшка.
– Да отстань ты от меня в конце концов! – окончательно рассвирепел староста. – Одного тебя…
Что такое первый отдел института и чем он занимается, Яшка пока не знал. Его довольно часто таскали в деканат, отчитывали то за пропуски, то за успеваемость, но и сейчас наверняка хвалить не станут в этом загадочном первом отделе. Однако – что это за зверь, в самом-то деле? И кому он там понадобился?
– Где мне его искать, этот первый отдел? – уныло спросил Яшка, собирая разложенные тетради.
– В том крыле, где ректорат, партком и профком, – откликнулся Курочка Ряба. – Мой тебе совет: будешь там, веди себя поскромнее. Меньше языком молоти, больше слушай и головой кивай. Таких гоголей, как ты, там не сильно уважают и быстро окорачивают…
Курочка Ряба, пожалуй, единственный из всех студентов на потоке был членом КПСС. Поэтому и особо сближаться с ним никто не хотел, разумно полагая, что от интересов основной массы он крайне далёк, потому что эти массы до его интересов просто не доросли. А некоторые, такие как Лобзик и Яшка, не только дорастать не собирались, но и откровенно посмеивались над ним. Классовыми врагами не были, но и в качестве друзей не годились.
Все прекрасно понимали, что многим, хотят они того или нет, а вступать в партию рано или поздно потребуется по карьерным соображениям. Едва ли это случится по зову сердца. От этого ярма никуда не денешься, но случится это, хвала аллаху, ещё не скоро. Лишь такие правильные и до идиотизма исполнительные, как Курочка Ряба, вступали в неё по молодости и без корыстных побуждений. С другой стороны, тем, кто не замышлял делать карьеру, использовав для этого высокое звание коммуниста, партия особо и не помогала. Всё-таки в райкомах не дураки сидели, чтобы не задать подозрительный вопрос: что этому странному и ни на что не претендующему кандидату от неё понадобилось? Непоняток никто, ясное дело, не любил, а тут вопрос на вопросе.
Староста, наверное, всё-таки помышлял о будущей производственной карьере. Для того и поступил в машиностроительный институт, только о своих планах никому не рассказывал, хотя это было шито белыми нитками. Засмеют те же бывшие школяры, не нюхавшие пороха. Да и друзей среди них у него практически не было. Какие могут быть совместные интересы у зрелого, но пока холостого мужика, и у безусых пацанов, у которых молоко на губах не обсохло? Посему и выпивать ни в какие студенческие компании его не приглашали, и это старосту наверняка раздражало больше всего. В студенческой среде приглашение участвовать в совместных разгульных застольях – показатель дружбы, пожалуй, более веский, нежели отметки в зачётке или общественно-полезная деятельность…
Загадочный первый отдел и в самом деле располагался в отдельном институтском крыле, где, по всеобщему студенческому мнению, нормальному человеку появляться не следовало, потому что здесь находились всякие бесполезные и даже вредные для жизнедеятельности студента организации: ректорат, партком, комитет комсомола, профком, бухгалтерия. Все кабинеты здесь были украшены красиво выписанными на стекле табличками с названиями, лишь на двери первого отдела висел скучный квартирный номер «1».
Тяжело вздохнув, Яшка постучал в дверь, и тут же из-за неё раздался жизнерадостный баритон:
– Заходите!
В небольшой комнате за стандартным письменным столом восседал совершенно бесцветный мужчина в сером костюме, белой рубашке и галстучке. Аккуратная стрижка, выбритые до синевы щёки – вот, пожалуй, и всё. Да ещё такие же серые, как костюм, глаза. Из мебели в кабинете был только большой коричневый сейф, стоявший за спиной хозяина кабинета.
– Садитесь, – кивнул мужчина и мельком глянул на листок, полученный Яшкой от старосты. – Как ваша фамилия?
– Яков Рабинович.
– Ага, Рабинович! – почему-то обрадовался мужчина. – Сочинитель песен! Давайте знакомиться. А я – Карасёв.
Яшка покосился на Карасёва, но ответной радости от встречи почему-то не испытал.
– Ну, и как вам у нас в институте? – зачем-то поинтересовался мужчина. – Нравится?
Вопрос был исключительно странный и даже неуместный, потому что Яшке оставалось до окончания меньше года, и любопытствовать, нравится ему здесь или нет, было уже поздно. О таких вещах четыре года не раздумывают. Но он решил не вступать в бесполезную дискуссию и, помня слова Курочки Рябы, только послушно кивнул головой.
– Как ваши оценки? – не отставал от него Карасёв. – Все экзамены сдаёте без пересдач?
– Нет, – Яшка развёл руками. – Всякое бывало…
– Верно! – Карасёв чуть не захлопал в ладоши от радости и вытянул из стопки, лежащей перед ним на столе, листок. – Тут помечено, что у вас была дважды пересдача по высшей математике, потом с физикой на втором курсе были неполадки… Но последние два семестра, вижу, всё сдаёте более или менее нормально. На троечки и иногда даже на четвёрки…
– Ну, это уж как получается. Меня устраивает, – Яшке совсем не нравился разговор про его успеваемость. Кто ему этот жизнерадостный Карасёв – отец родной, что ли, отчитывать за успеваемость?
Но собеседник его недовольства, кажется, не замечал:
– А скажите мне такую вещь: вы собираетесь заканчивать институт и потом работать в народном хозяйстве?
– Не понял… О чём вы?! – Яшкина челюсть отвисла, и он с удивлением принялся разглядывать хозяина кабинета. – Неужели непонятно?!
Мужчина скорчил постную физиономию и проговорил, словно отчитывал неразумное дитя:
– В том-то и дело, что непонятно. Сочиняете какие-то непотребные стишки, делитесь ими с друзьями, а те начинают распевать их при большом стечении народа… Только не говорите мне, что сами не понимали, что делаете! Как нам, скажите, к этому относиться?
– Кому вам?
– Вы ещё не поняли, с кем разговариваете? – он вытащил из кармана какое-то удостоверение и сунул Яшке в нос.
В общем-то нечто подобное Яшка предполагал, но переспросил на всякий случай:
– КГБ, что ли?
– Да, Комитет государственной безопасности СССР.
Об этой печально известной организации Яшке было, конечно, хорошо известно. Разговоров о конторе в студенческой среде ходило немало, но его они не касались, поэтому он чаще всего пропускал мимо ушей упоминания о доблестных чекистах. В беседах с отцом о лагерях он невольно отмечал, что тот тоже старается не упоминать о конторе, наверняка сыгравшей в его судьбе большую, если не главную роль.
– И что же понадобилось от меня… Комитету? – спросил Яшка тихо, уже готовый к гадостям, которые непременно последуют дальше.
– А как сами думаете?
Яшка молча пожал плечами и отвернулся. Но Карасёв от него, как видно, отвязываться не собирался:
– Повторю вопрос: вы планируете заканчивать институт? Ну, чтобы никаких проблем не возникло ни на защите диплома, ни при последующем распределении. Если вас по какой-либо причине отчислят, то вы сразу потеряете всё, что имеете сегодня, и отправитесь в армию. Недавние трёхмесячные сборы в Кантемировке покажутся вам курортом… Что скажете?
– Хотелось бы закончить институт без проблем, – опустив голову, проговорил Яшка. – Если вы имеете в виду песни, которые мы написали с Сладковым, то они, поверьте, шуточные, и ничего вредного в них нет. И подтекста в них нет никакого. Мы их и сочиняли лишь для того, чтобы просто посмеяться…
– Тем не менее ваш друг Григорий Сладков вышел с ними на сцену и исполнил на очень большую аудиторию. Вы знали, что он планировал это сделать?
– Знал… Не знал лишь, что вы это воспримите так…
– Как?
– Ну как песни антисоветского содержания. Негативно… – он и сам не заметил, как стал употреблять какие-то казённые слова, которых раньше никогда не употреблял.
Карасёв удовлетворённо потёр руки:
– Вот видите! Вы умный человек, сами всё прекрасно понимаете и чувствуете, какой нехороший душок исходит от этих ваших песенок! Чем армия перед вами провинилась?
Наступила тягостная пауза. Яшка сидел перед комитетчиком, низко опустив голову и печально размышляя о том, что вот наконец встреча с этой страшной организацией и состоялась, и ему было не по себе уже от одного упоминания про неё. Совсем как отцу, натерпевшемуся от неё ранее.
– Что же мы с вами будем делать дальше? – напомнил о себе Карасёв, всё время пристально наблюдавший за Яшкой.
– Больше такого писать не буду, честное слово! – Яшка преданными собачьими глазами глянул на собеседника, и ему стало крайне противно из-за того, что он словно в чём-то виноват перед этим серым мужиком, и сейчас чуть ли не просит прощения. Однако ничего поделать с собой не мог. Откуда только в нём эта боязнь всесильной конторы? Наследственное, что ли?
Комитетчик вздохнул и посмотрел на часы:
– Через двадцать минут будет звонок на перемену. Первая пара закончится, и я не хочу вас задерживать. Вы сейчас напишите одну бумагу и свободны, можете идти заниматься дальше.
– Что ещё за бумага?
– Кратко изложите, как и когда сочинили эти песни, кто явился настоящим инициатором написания, кто посоветовал устроить концерт в институте. С фамилиями непременно… Короче, всё, что можете сообщить по этому вопросу.
– Но это же… Я не… – Яшка набрал побольше воздуха, чтобы гордо отказаться от написания доноса, но так этого и не сделал. – Давайте бумагу…
Донос – а как это ещё назвать? – он писал почти под диктовку Карасёва, который, оказывается, прекрасно владел ситуацией и знал такие подробности, о которых Яшка уже не помнил. Наверняка кто-то успел подробно доложить ему обо всём. Значит, Яшка был у него в кабинете не первым. Кого-то этот комитетчик уже таскал к себе ещё до концерта. Но кого?
– Молодец! – похвалил Карасёв, бегло просмотрев лист и уложив его в папку перед собой. – Выполнил свой гражданский долг, – он исподлобья глянул на Яшку, но тот сидел отвернувшись. – Приятно иметь дело с умным человеком. Думаю, что это не последняя наша встреча…
– Но я же вам уже всё написал! – взмолился Яшка. – Чего вы от меня ещё хотите?!
– Всё да не всё… У нас есть ещё много тем, по которым мы могли бы побеседовать. Я или кто-то из моих коллег чуть позже свяжемся с вами. Договорились?.. Всё, свободен!
О проекте
О подписке