Глава 5

«Нападающим часто может оказаться знакомый, – говорит предводительница группы. – Чаще всего это кто-то из членов семьи, дядя, кузен. Но это может быть и чужой, просто человек с улицы. Надо уметь дать отпор в любом случае».

В тренировочном зале на ковре сидит с десяток девушек. Этим утром они начали занятия рано, опасаясь обещанной метеопрогнозом жары. Одетые в свою красно-черную форму, они внимательно следят за показом, храня при этом полное, чуть ли не религиозное молчание. «Он может воспользоваться вашей дупаттой^[8], чтобы обездвижить вас и попытаться придушить», – продолжает предводительница. Она знаком подзывает одну из девушек, и та робко выходит вперед. Ухватившись за кусок ткани, прикрывающий ее плечи, предводительница дергает его назад, делая вид, что прилагает к этому все свои силы. Девушка теряет равновесие, пытается отбиваться, поднимает руки к шее. Соперница ловко прижимает ее коленом к земле, не давая вырваться, и душит. «Когда вы оказываетесь в таком положении, это конец! – отрывисто произносит она. – Вы никогда не сможете изменить ситуацию». После этих слов она делает паузу и пристально вглядывается в лица своих «новобранцев». Ей не надо ничего больше говорить: все присутствующие знают, что их ждет, если они окажутся неспособными дать отпор. Она отпускает свою пленницу и продолжает: «Ваше преимущество в том, что напавший на вас не ожидает, что вы ему ответите. Это застанет его врасплох, выведет из равновесия». Сменив без предупреждения роль агрессора на роль жертвы нападения, она хватает девушку за ворот, тянет на себя и одновременно направляет колено ей в пах. Все это происходит так быстро, что та ничего не замечает и не успевает блокировать удар. «Тут дело не в силе, не в росте, – в заключение говорит она, – а в ловкости: каждая из вас способна это сделать. Главное – бить по глазам, по горлу, причинить боль, чтобы убежать». Все кивают с понимающим видом. «Освобождение от удушения – это классика, – продолжает она, – вы должны овладеть этой техникой в совершенстве. Давайте!» По ее сигналу девушки разбиваются на пары и начинают по частям отрабатывать прием.

Лена только что подъехала. Железный занавес на витрине опущен. Она осторожно огибает здание, держась подальше от бродячих собак, спящих среди кусков железа и заржавленных бамперов. Заметив приоткрытую дверь, она заглядывает внутрь: девушки из бригады тренируются под контролем своей предводительницы. Лена потихоньку подходит ближе и какое-то время наблюдает за ними, очарованная их юностью и энергией. В этих без устали повторяемых ими движениях столько грации, силы, гнева… Можно подумать, что от этих упражнений зависит вся их жизнь. «Может, так оно и есть», – подумалось Лене. Самым юным не больше двенадцати-тринадцати лет. Что они тут делают? Что с ними случилось? Что они пережили, почему учатся драться здесь, в этом заброшенном гараже?

Предводительница немногим старше своего войска, но, похоже, пользуется непререкаемым авторитетом. Жесткая, но в то же время внимательная, она проходит по рядам, поправляя то жест, то стойку, то угол захвата кисти. Вокруг – сплошная разруха. Потрескавшиеся стены, изношенный ковер на полу, но это, очевидно, никого не волнует.

Занятие заканчивается. Девушки прощаются с преподавательницей, собирают свои вещи и уходят. Собравшись с духом, Лена проскальзывает в зал. Предводительница не замечает ее. Она присаживается на корточки перед стоящей в углу жаровней, ставит на нее кастрюлю, наполненную густой коричневой жидкостью. Но тут она обнаруживает у себя за спиной Лену и вздрагивает от неожиданности. В изумлении она явно пытается понять, как та попала сюда, в этот квартал, куда не отваживаются заглядывать туристы. Лена показывает ей подобранную на базаре листовку и объясняет по-английски, что пришла поговорить с ней о девочке, спасшей ей жизнь.

Собеседница внимательно смотрит на нее, потом указывает на кастрюльку, которая греется на жаровне. «Я делаю чай. Хочешь?» – спрашивает она. Отказаться Лена не смеет. Она слышала о чае масала, пряном напитке, который тут пьют повсюду и в любое время суток. Масала – это больше чем традиция, это – неотъемлемая часть индийской культуры. Пока предводительница занимается его приготовлением, Лена подробнее разглядывает место, где они находятся: на полу горами навалены пачки листовок, рядом – свернутые в рулон транспаранты. Тут же стоит сотейник и кое-какая кухонная утварь. В приоткрытом железном сундуке виднеется ворох одежды. Наличие зеркала и щетки для волос наводит на мысль, что молодая женщина тут и живет, в этом случайном месте, где зимой явно холодно, а летом страшно жарко.

Лена садится на ковер и берет металлический стаканчик, в который ее хозяйка налила горячий чай. Она делает глоток, и ее поражает пряно-острый вкус этого неожиданно сладкого напитка. От вкуса корицы, кардамона, гвоздики ее нёбо будто взрывается. Она непроизвольно отшатывается и начинает кашлять. Визави оценивающе разглядывает ее. «Если для тебя это слишком крепко, можешь не пить», – говорит она, развеселившись. Понимая, что приглашение к чаю – это не только дань гостеприимству, но и испытание, Лена выпивает содержимое стаканчика до последней капли. Этот чай и мертвого воскресит, думает она. Тем лучше. Теперь, когда первый шок прошел, напиток кажется ей очень вкусным.

Лена охотно соглашается на вторую чашку. Предводительница ухаживает за ней, невольно заинтригованная этой европейкой, так не похожей на иностранцев, которых она привыкла видеть. Тех, кто целыми автобусами набиваются в храмы, магазины народных промыслов, курортные комплексы, предлагающие аюрведические процедуры и занятия йогой. Некоторые, в поисках духовности, запираются в ашрамах. Другие, жаждущие обрести рай на земле, оседают на пляжах Юга, где наркотики найти так же легко, как кокосовые орехи или киви. Не счесть тех, кто, выйдя невредимыми из клиник New Age, потеряли тут разум, здоровье и никогда уже не вернутся назад. Лена явно не имеет с ними ничего общего. Что же она делает тут одна, совершенно потерянная, волоча за собой свое горе, будто неподъемный чемодан?

После этой прелюдии Лена приступает к делу: она нашла ту девочку с воздушным змеем, как посоветовала ей предводительница. Малышка работает неподалеку от пляжа, в дхабе, которую держат ее родители. В свои десять лет она не умеет ни читать, ни писать: она никогда не ходила в школу. Лена пыталась поговорить с ее отцом, но тот не стал ее слушать. Девочка все время молчит, но она способная, Лена чувствует это – по личному опыту, она ведь больше двадцати лет проработала в школе во Франции. Ей хотелось бы, чтобы предводительница выступила на ее стороне и помогла ей переубедить хозяина закусочной.

Предводительницу ее рассказ, похоже, совсем не удивил. «Добро пожаловать в Индию, – тихо говорит она. – В деревнях девочки в школу не ходят, а если и ходят, то очень недолго. Считается, что учить их бесполезно. Лучше пусть сидят дома, работают по хозяйству, пока не подрастут и их не выдадут замуж».

Она умолкает, как будто не решаясь произнести слово, которое звучит здесь как оскорбление, даже больше – как приговор: «неприкасаемая». «У нас говорят “далит”», – уточняет она. Неприкасаемых не любят, презирают. Она и сама перестала ходить в школу в одиннадцать лет из-за плохого обращения со стороны одноклассников и преподавателей, с которым ежедневно там сталкивалась. Она рассказала о постоянных нападках, унижениях. О том, как в соседнем штате Керала люди ее касты когда-то должны были ходить задом наперед с метелкой в руках и заметать собственные следы, чтобы другие люди, идя той же дорогой, не испачкали ноги. Да и сегодня еще им запрещается трогать растения и цветы, которые, как считается, завянут от их прикосновения. Повсюду далиты используются на самых грязных работах. И эти притеснения узаконены индуистской религией, которая отводит им низшее место в кастовой иерархии, делая их изгоями.

С течением времени умонастроения почти не изменились: неприкасаемые по-прежнему остаются париями, нечистыми существами, которым не место в обществе. А девочки считаются еще ниже мальчиков. Нет страшнее проклятия, чем родиться неприкасаемой женщиной. Она сама может подтвердить это, как и каждая участница их бригады. Все они чудом спаслись, став жертвами чудовищного парадокса: прикасаться к этим девушкам нельзя, но насилуют их постоянно без зазрения совести. Младшей из них было восемь лет, когда в отсутствие родителей над ней надругался сосед. «Изнасилование здесь – это национальный вид спорта», – с горечью констатирует предводительница. И виновных никогда не наказывают: жалобам редко дают ход, тем более если пострадавшие относятся к низшей касте.

При таком бездействии властей женщинам пришлось самим организоваться, чтобы обеспечить себе безопасность. Стараниями одной девушки из Лакхнау, они начали объединяться в бригады. Движение носило сначала местный характер, но постепенно охватило всю страну и сегодня в нем участвуют уже тысячи женщин.

Кроме занятий по самообороне, которые проводятся бесплатно, члены Red Brigade патрулируют улицы и в случае нападения вмешиваются, без колебаний преследуют насильников, вступают с ними в прямое единоборство или просто пугают их. Иногда их обвиняют в самосуде, но разве у них есть выбор?.. Результат налицо, добавляет она: с момента создания группы количество случаев насилия над женщинами в округе уменьшилось. Теперь ее бригаду в квартале знают, уважают и одновременно побаиваются.