Фредди искал утешения в обществе похожих на него детей. Помимо Виктори Рамы он подружился с Дерриком Браншем, который позже уехал в Австралию и сделал там карьеру актера. В 1985-м, в тот самый год, когда Фредди поставил на уши Live Aid, Бранш сыграл в фильме «Моя прекрасная прачечная», остросоциальной комедии, в которой снимался с ним Дэниел Дэй-Льюис. Сюжет ленты вращался вокруг таких щекотливых тем, как расизм и гомосексуализм.

А близкий круг Фредди входил и Фаранг Ирани, ставший позже крупным бомбейским ресторатором, а также Брюс Мюррей, работавший впоследствии на лондонском вокзале «Виктория». Все школьные годы пятеро ребят были неразлучны, спали на соседних кроватях и сообща отражали натиск других мальчишеских группировок. Каникулы Фредди чаще всего проводил с теткой по отцовской линии, Джер, либо с Шеру, сестрой матери, так что родителей за годы обучения видел всего несколько раз.

– От нас требовали строго исполнения всех указаний, надзор был очень суровым, – вспоминал Фредди многие годы спустя. – Я приучился следить за собой, взросление шло очень быстро.

Так сложилась личность Фредди, оставшаяся неизменной до самого конца.

Фредди определенно пришлось нелегко. Домашний мальчик был вынужден собрать волю в кулак и противостоять школьным задирам. Одним из следствий оказалась смена имени. Его настоящее имя, Фаррух, читалось еще и на персидский манер – Фрауч, и на африканский – Фаррук. Возникала путаница, и так Фредди стал Фредди. Имя прижилось, даже Боми и Джер пользовались только им. Фамилию Фредди поменял намного позже и по совершенно другим причинам.

Примерно в десять лет в характере Фредди появилась та холодная, почти высокомерная черта, которая сопровождала его всю дальнейшую жизнь. Впрочем, желчный и язвительный подчас, он никогда не был злым.

Просто он не родился командным игроком. В спорте его привлекали только одиночные виды – от спринта и бокса до шахмат и настольного тенниса. Ему еще не исполнилось одиннадцати, когда он стал школьным чемпионом по настольному теннису. Регби и футбол пришлись ему не по душе, в отличие от крикета, любовь к которому он позже отрицал. Может, опасался, что эту игру сочтут неподобающей величественному рок-кумиру? В 1958-м, прямо перед тем как ему исполнилось двенадцать лет, Фредди получил награду за отличную успеваемость, а на следующий год стал первым по баллам на своем академическом потоке, что тоже отметили призом. Он сыграл несколько главных ролей в пьесах школьного театра и спел в опере «Зов индийской любви». Любимым предметом Фредди было, конечно, искусство, а большую часть свободного времени он проводил, рисуя наброски и акварели, которые потом осели у его бомбейской тетки Джер, у бабушки и деда.

В конце 50-х и начале 60-х Бомбей все еще сохранял славу места, где Восток встречается с Западом, и это, помимо прочего, означало, что рок-музыка проникла туда раньше, чем в остальную Индию. Фредди обожал классику и особенно оперу, но современная музыка взволновала его куда сильнее. В качестве музыкального инструмента в школе он выбрал фортепиано, отлично сдал экзамены по теории и практике и записался заодно в местный хор. Со своими близкими друзьями Фредди собрал первую группу, The Hectics. Фредди выделывал на рояле сумасшедшие буги-вуги, и вскоре его имя оказалось у всех на устах. The Hectics каждый год выступали на школьном фестивале, девушки из соседних школ забивали первые ряды и орали во все горло – уже знали, что именно так полагается вести себя на рок-концертах. В те годы в умах молодежи царили Элвис Пресли, Фэтс Домино и Литл Ричард, и Фредди черпал вдохновение в их песнях, репетируя без устали, чтобы ни в чем им не уступать. Он пока еще не рвался на первые роли, уступив центральную позицию своему другу Брюсу Мюррею, который играл на гитаре и пел.

– Еще в школе был хор, они разучивали классические произведения и религиозные гимны и регулярно пели в школьной церкви, – вспоминал школьный друг Фредди и участник The Hectics Деррик Бранш.

– В хоре занималось двадцать пять детей – не только наши мальчики, но и девочки из дружественной соседней школы. Фредди нравилось петь в хоре, но еще больше ему нравилась одна из девушек, ей было уже пятнадцать. Ее звали Гита Баруха, если я не ошибаюсь.

Много раз писали, что сексуальная жизнь Фредди началась в школе св. Питера в четырнадцать лет, с другими мальчиками и даже некоторыми сотрудниками школы. Но первая девушка Фредди серьезно в этом сомневается.

– Мне никогда в голову не приходило, что Баки может оказаться геем, – сказала мне Гита. – Ни на минуту. Он не давал ни малейшего повода. Возможно, о чем-то догадывались учителя, но не мы, его друзья. Он был такой яркий, на сцене все смотрели только на него. А, кстати, в пьесах он всегда выбирал женские роли!

Гита вышла замуж, сменила фамилию и переехала во Франкфурт, где работает в индийском туристическом агентстве, так что отыскать ее оказалось совсем нелегко. Поначалу она отказывалась говорить о Фредди. Наконец мы встретились в Лондоне.

– Я познакомилась с Фредди в 1955-м, когда поступила в школу Кимминса в Панчгани, – рассказала она, – ей управляли протестантские миссионеры из Англии. Большую часть тех десяти лет, что Фредди провел в Панчи, мы дружили. Я родилась в Бомбее, а в Панчгани жили бабушка и дедушка. Я выросла у них, в школу ходила только днем. Познакомились мы в младших классах – первые годы мальчики из св. Питера учились вместе с девочками из школы Кимминса. Фредди мы звали тогда Баки и дразнили за его выступающие зубы. Еще в нашей компании были Виктори Рама и Деррик Бранш. Мы вместе прошли через все школьные годы.

– С Баки мы общались особенно тесно, но всегда в рамках дружбы. Максимум – он мог подержать меня за руку. Мы любили взять велосипеды, их сдавали по три рупии в день, и гонять по округе. Катались на лодке по озеру Махаблешвар. Мама иногда разрешала устроить вечеринку или пригласить друзей на ланч, после которого мы убегали гулять или играть. Баки часто оставался у нас на выходные. Его отличали прекрасные манеры и безупречное воспитание. Мама и папа обожали его.

Джанет Смит, школьная учительница из Панчгани, жила в школе св. Питера в годы учебы Фредди, ее мать преподавала там искусство. Джанет говорила, что никогда не сомневалась в гомосексуальности Фредди.

– Он постоянно вставлял в речь слово «дорогуша», что вообще-то не было тогда общепринятым. То, что он гей, я поняла, едва его увидев. Его поведение было немыслимым для парня в те годы, но Фредди оно сходило с рук благодаря его обаянию. И речь не о минутной причуде, а об обычном для Фредди стиле. Я всегда расстраивалась, когда другие мальчишки смеялись над ним, но ему самому, как ни странно, все было нипочем.

Хотя в школе Фредди и Гита слыли парочкой не разлей вода, их связь оборвалась, когда Фредди покинул Панчгани.

– Я погрустила, но что поделать, что есть, то есть. Думаю, он хотел обрубить все прошлые связи и начать новую жизнь, никак не связанную с Индией.

В десятом классе оценки Фредди стали ухудшаться. Он завалил годичные экзамены и не остался в школе на одиннадцатый, последний год обучения. Фредди так никогда и не сдал выпускные экзамены на аттестат зрелости. Возможно, ему вскружили голову бушующие гормоны, а может, так сказался усиливающийся интерес к рок-музыке, но Фредди уже не видел смысла в школьных занятиях – у него появились задачи посерьезнее. Многие биографии утверждают, будто Фредди покинул школу св. Питера с аттестатом, в котором красовались отличные оценки по истории, английскому и искусству, но в действительности это не так. Возможно, свою роль в возникшей путанице сыграла необычайная для рок-музыкантов образованность остальных участников Queen. Брайан Мэй учился в Императорском колледже Лондона и закончил его в звании бакалавра физики. 30 лет спустя он дописал и защитил докторскую диссертацию по астрофизике. Джон Дикон получил научную степень по электронике в колледже Челси (теперь – часть Лондонского Королевского колледжа), а Роджер Тейлор изучал стоматологию в Лондонском медицинском колледже, пока не забросил его ради музыки.

– Фредди не хотелось выглядеть тугодумом на фоне остальных участников Queen, добившихся кое-чего и в науке, – говорил Джим Дженкинс, официальный биограф группы, – возможно, поэтому он и наплел журналистам, что сдал выпускные экзамены, хотя в то время, когда их принимали, он уже бросил школу. Его можно понять.

Я связалась с теткой Фредди по материнской линии, Шеру Хору. Дозвонилась в ее квартиру в бомбейском районе Дадар-Парси, в котором парсы обитают столетиями. В 1995-м Бомбей переименовали в Мумбаи – старое название, по мнению индийского государства, напоминало о колониальном периоде.

– Даже когда Фредди останавливался у другой своей тети, Джер, всегда прибегал ко мне после завтрака, и мы проводили вместе целые дни. Он неплохо рисовал, и я убеждала его не останавливаться на достигнутом. В восемь лет, помню, он нарисовал прелестную картинку – две лошади на фоне бури, – подписанную «Фаррух». Когда-то она висела в спальне моей матери, но не поручусь, что она до сих пор там.

Стоило Фредди впервые попасть в Англию, обратно его оказалось уже не выманить.

– Так все и кончилось. Он наотрез отказался возвращаться в Индию. Называл себя британцем, цивилизованная жизнь приводила его в восторг, особенно нравилась четкость правовой системы – по сравнению с коррумпированным болотом Индии. Но мы остались на связи. Он даже прислал мне однажды отчаянно нужные деньги на глазную операцию и все собирался взять меня с собой в Европу. Никогда не забывал свою старую тетушку.

Несколько лет спустя, как рассказала Шеру, она вступила в регулярную переписку с бывшей девушкой своего племянника, Мэри Остин. Женщины обменивались фотографиями Фредди-мальчика и Фредди-рок-звезды. Мэри вскользь упомянула, что у Фредди в Англии были враги и она опасается за его жизнь. Разговоры о религии, предупредила Шеру, только расстраивают ее, особенно после того, как был пущен слух, будто Фредди перешел в христианство незадолго до смерти.

– Это известие ошеломило всю семью, – говорила Шеру, – ужасный удар. Даже среди всей той лжи и ведер помоев, что вылили на Фредди, ложь о том, что он принял христианство, заметно выделялась. Я никогда ничего не слышала об этом, а уж мне-то он должен был сказать.

В 1963-м Фредди вернулся на Занзибар (хотя ряд источников ошибочно утверждают обратное) и закончил два остававшихся ему класса в Римско-католической школе св. Иосифа. Бонзо Фернандес, бывший полицейский с Занзибара, теперь работающий водителем такси, знавал Фредди в те годы.

– Помню его необычайно теплые и почтительные отношения с семьей и младшей сестрой. Фредди дали отличное воспитание. Вся его семья производила впечатление добрых, отзывчивых людей. Мы играли вместе в хоккей и крикет. Крикет ему особенно удавался, – вспоминал он. – Я знал, что он сбежал из какой-то школы в Индии, но Фредди никогда не говорил об этом. Иногда после уроков мы выпрыгивали из школьных окон и бежали на море купаться – Фредди обожал это дело. Мы облюбовали прекрасный чистый пляж у Старх-Клуба, что на улице Шангани. На велосипедах доезжали до Фумбы на юге и Мунгапвани на северо-западе, где старые невольничьи рудники, добирались и до Чваки на юго-восточном берегу. Иногда вдвоем, иногда компанией. Плавали, ели фастфуд, карабкались по кокосовым пальмам. Могли похулиганить, но безобидно. Ни алкоголя, ни сигарет, ни наркоты мы не знали, не то, что нынешняя молодежь. Помню его как сейчас, стройного и жизнерадостного, в синих шортах и белой рубашке. Он всегда одевался со вкусом, в особенности для крикета. Его белые майки и рубашки всегда оказывались чуть белее, чем у остальных. После революции мы все разъехались. Я не знал, где Фредди, что с ним. Только потом выяснилось, что мы жили в Англии в одно время. Только после его смерти я узнал, что бывший одноклассник и близкий приятель стал всемирно известной рок-звездой.

Схожую историю мне уже рассказала Гита Чокси.

– Много лет спустя я наконец узнала, кем он стал, купила несколько пластинок и пришла в совершенный восторг от его музыки, – сказала она. – Попасть на его концерт так и не довелось, никогда не перестану об этом жалеть. Впрочем, один из наших школьных знакомых как-то пошел на концерт Queen, а потом отыскал Баки за кулисами. Но Фредди просто посмотрел сквозь него и сказал: «Простите, боюсь, я и понятия не имею, кто вы такой».

– Мы отлично понимали, что он не хочет больше иметь с нами ничего общего. Мы остались в прошлом, которое он отрезал.