Решаю твёрдо для себя, чему.

В чердачное окно проникнуть проще,

Преодолев крутую крыши гладь…

…Давно не тот опасен, кто лишь ропщет,

Но кто, ропща, и дело может дать.

Удушливая пыльная картина,

Последний хрип позёмкою у ног…

…Не то, чтобы беспомощность противна,

Возможность одолжения не впрок.

Чердак проветрен, только непоседа

В земле, и эпитафия над ней…

…Когда подходит время для обеда,

Без ложки сложно, потрудись, имей.

Цветы полил, но в сторону глядится,

И громом нарастает тишина…

…Стремительная юность, словно птица —

Доверчива и незащищена.

Во сне ли эта птица прокричала?

Ведь наяву я ей не смог помочь!

…Когда всё начинается сначала,

Ошибки дня нельзя валить на ночь.

29.08.88.

СЛАБОСТИ

Вы скажите мне на милость,

Почему так получилось,

Что в масштабах всей страны

Мы на слабости сильны?

Наши слабости бесценны,

Но с наличием цены,

Как объекты полноценны,

Постоянно нам нужны.

Независимы, безвестны,

Хоть и явно на глазах,

Наши слабости, как песни,

Как весенняя гроза.

Вы скажите мне на милость,

Почему так получилось?

Не избавиться никак,

Каждый свой растит сорняк.

Осуждаем постоянно

И копаемся в себе,

Но бравируем упрямо,

Как кругам на воде.

Не количеством слабинок,

А диаметрами их.

И они неистребимы,

Проникают даже в стих.

Вы скажите мне на милость,

Почему так получилось —

Если слабостей вдруг нет,

Это худшая из бед?

Мы без слабостей не можем,

Знаем это и молчим,

И от них воротим рожу,

И невнятное мычим.

В час дурной, потупя взоры,

Затянувши поясок,

Сами слабостям, как воры,

Лучший отдаём кусок.

Состояньем слабины

Атлетически сильны.

Так вот всё и получилось!

Не пойму, кому на милость!

3.04.89.

ЧТО-ТО НЕ БЫЛО ДАВНО…

Что-то не было дождя давно,

И давно я не смотрел в окно.

Просто так в одно окно

Не смотрел уже давно —

Просто не было дождя давно.

Что-то не было давно весны,

Не являлись золотые сны.

Золотым сияньем сны

Не сияют без весны —

Просто не было давно весны.

Что-то не было давно стихов,

Что-то не было давно грехов.

Но стихи ведь без грехов,

Как грехи без их стихов —

Не грешится просто без стихов.

Что-то не был я давно собой.

Был такой и был сякой – любой.

Но, увы, другой любой

Не поможет быть собой.

К чёрту всё! И надо быть собой!

11.04.89.

«СПЯЩИЙ…»

По брусчатке Красной площади

Топот, ропот, шепоток —

Не будёновские лошади,

Не физкультников поток.

Эту очередь выращивать

Семьдесят старались лет,

То народ на «принца спящего»

Глянуть хочет – есть, аль нет.

Нет бы – ветром, да на лошади,

Чтобы пена вкруг удил,

К двери поперёк всей площади,

В губы чмок и разбудил…

Нет, идут толпою ровною.

Как за праздничный заказ,

И окончить сказку добрую

Некому и в этот раз.

То ли просто глянуть ласково,

Обновив собой тропу,

Как там «рыцарю прекрасному»

Во «хрустальном», во гробу,

То ли друг за другом пристально

Проследить, чтобы… А то —

На Руси большой, неистовой

Ух! … А тут, чтобы никто!

Спит, его и не в земле душа,

Знатный русский богатырь —

Или просто добрый дедушка,

Или гениальный хмырь.

Топот, шепот, прохождение,

Человеческая нить…

Не предскажешь поведения,

Очень страшно разбудить.

22.06.90.

ОН ПРИХОДИЛ

Он пришёл туда с весёлой доброй песнею.

Он подумал, с песней будет интереснее.

Только люди, вот, его, увы, не поняли

И совсем другим его слова наполнили.

Он пришёл туда с душою очень чистою,

С удивительными мыслями и истиной.

Только люди чистоты той не увидели

И жестоко незаслуженно обидели.

Он пришёл туда с улыбкой и прощением,

Не желая ни разбора, ни отмщения.

Только люди почему-то вдруг озлобились

И побили так, что чудом не угробили.

Он приполз туда с вопросом умирающий,

Но добили его чуткие товарищи,

Не спросив его ни имени, ни звания,

Камнем выразив людское понимание.

3.09.90.

ВОЙНА НЕ ОКОНЧЕНА

Знакомая фраза затёрта по плитам,

Годами подкрашена, водкой облита,

И снова она произносится сыто:

«Никто не забыт, и ничто не забыто».

Она на высотах тупых обелисков,

Она в многочисленных прозах-записках,

В фигурах гранита она исполинских,

И от безымянных огней она в искрах.

Она в черепах, пролежавших в болотах,

Она в катакомбах, в ущельях и в дотах,

В полегших – безжалостно брошенных ротах,

В погибших отважно, застывших в окопах.

Утоплены в тостах и славой залиты,

Воюют герои – в земле не зарыты.

Война не окончена. Тема открыта,

И помнит любой, что ничто не забыто.

22.06.91.

БЫЛИННЫЙ КАМЕНЬ

Я от камня направо свернул, отмахнувшись от шуток.

Как тропинка утоптана, глянь, богатырь-молодец.

Головы не сносить на плечах до скончания суток.

И она не успеет заметить бесславный конец.

Я от камня налево, и глазом моргнуть не успевши,

Повернул и почувствовал тотчас, что падает конь.

Соловей ли, разбойник, болотное ль чудище, леший —

Будет другом или разведёт подо мною огонь.

Я от Камня Судьбы по прямой неизвестной дороге

Всё ж пошёл, отогнав суеверие – утренний сон.

Интуиции ноль, только ужас и ватные ноги,

И огромная жадность идти и достать горизонт.

Я у камня сижу. Не с кем слова сказать, я немею.

От всего, что возможно, далёкий и на волоске.

Ничего не пойму и ни строчки прочесть не умею,

И сколоть эти буквы никак не подняться руке.

Я на камне стою. Непривычно, обидно и плохо.

Только ветер свистит в неурочный для путников час.

Мои ноги уже неподвижны, покрыл тёплый мох их.

На плечо сел орёл и клюёт мой всевидящий глаз.

Я под камнем лежу, мысли прочь отгоняю, но тщетно.

Беспробудная жертва и путаник целей и вер.

Я так сильно прижат, не нырнуть даже в тихую Лету.

Только чьи-то всё время шаги отдают в голове.

28.07.91.

ДВЕ ЛОШАДИНЫЕ СИЛЫ

Что так внезапно и странно взбодрило,

Словно застойного снова коня?

Чувствую две лошадиные силы

В этом единственном теле меня.

Мало меня, видно, в детстве пороли.

Не перестал я вертеть головы.

Две лошадиных: одна – сила воли,

Ну а вторая – неволи, увы.

Вожжи – струна! Ничего не поделать,

Время летит от беды до беды.

Даже дорогу одну не поделят,

Так и виляют у носа зады.

Мочи уж нету! Метаться доколе?

В споре друг с другом, как дети резвы

Две лошадиных: одна – сила воли,

Ну а вторая – неволи, увы.

Как две сестры, непохожих натуры.

Быть коренному меж них не дано.

Две непокорные крепкие дуры,

В жилах – не кровь, молодое вино.

Вечно вдвоём – до экстаза, до боли.

Как ни смешно – и в труде, и в любви.

Две лошадиных: одна – сила воли,

Ну а вторая – неволи, увы.

16.08.91.

ЧИКАГО

Мои годы – шары надувные.

Колкий ветер, их гнать обожди.

А в Чикаго мосты разводные

И не редкость дневные дожди.

Местный билдинг чуть выше Смоленки,

Только мне здесь теряться нельзя.

У меня и покрепче коленки,

И совсем уж другая стезя.

Под чужою символикой пляшем.

Только в сердце и флаг мой и герб.

Не сочтите, что слог приукрашен —

Я совсем не про молот и серп.

А в Чикаго мосты разводные.

Дождь дневной остужает мне кровь.

Мои годы – шары надувные.

Колкий ветер, мы встретились вновь.

5.03.92. г. Чикаго

СТИВЕНСОН-КРУИЗ

Когда манят сокровищами страны,

Лишь этот свет далёкий видит глаз.

Команду набирают капитаны

В борделях, по тавернам торопясь.

Когда обещан куш и сжаты сроки,

Не думают о трудности в пути.

Идёт братва на всё – в гребцы и в коки,

Лишь бы успеть на палубу взойти.

В пути все заодно, цель оправдает.

Никто не замечает мелких ссор,

Испытывают жажду, голодают,

Хоть и в штанине нож, в руке топор.

Твердь незнакома. Нов изгиб причала.

Какая ты? И первым кто сойдёт?

Но вот, «земля» на вантах прозвучала,

И капитан наметил фронт работ.

Над картою склонясь в своей каюте,

Сам капитан и боцман, и старпом —

Не ведали, что делалось на юте,

И сколько было шлюпок за бортом.

Когда большой кусок лежит в тарелке,

Приборы на руках, желудок крут,

Беседы о порядочности мелки.

Гасите свет! Они вас не поймут.

На сушу капитан сошёл последним.

Он шёл искать контакт, дарить идей.

С ним пара дураков из многолетних,

А может быть, порядочных людей.

Мессией он не стал. Там было трудно.

И клад. Как ни старался, не нашёл.

Он не был ни тупым, ни безрассудным

И при своих на палубу взошёл.

Корабль и не украли, как ни странно,

И многие вернулись из бегов.

Старпом стоял седой, а боцман пьяный.

Монах и по сейчас хвалит Богов.

Пересекли Атлантику обратно.

Я не был там, журнала не читал,

Но, что могло случиться, вероятно,

Предположил, додумал и сверстал.

Ну, капитану, видимо – судиться.

Он многим не заплатит за бега.

Кто не вернулся, станет вольной птицей.

Всегда ли это лучше? Не всегда!

Старпом взорвётся вдруг по-итальянски,

Не плавать поклянётся наперёд.

С монахом боцман, чёрный эль ирландский

Прикончив, вновь команду наберёт.

9.03.92. г. Нью-Йорк

КОРАБЛЬ СЛЕПЫХ

Плывёт вперёд по воле волн,

А может быть, назад —

Корабль слепых, а может, чёлн,

И чёрт ему не брат.

Вода давно истрачена,

И виски на столе…

И очень трудно зрячему

На этом корабле.

Проломаны отдушины,

Перегородок нет,

И свечи все потушены.

Зачем слепому свет?

И время здесь утрачено,

Вслед мыслям о земле…

И очень страшно зрячему

На этом корабле.

Безликие двуполые

Забились по углам,

И грязные, и голые,

Забыв и стыд, и срам.

И всё переиначено,

И записи в золе…

И очень больно зрячему

На этом корабле.

Был капитан ещё не стар,

А душу испустил —

Апоплексический удар

Давно его хватил.

И стая крыс не схвачена,

И трещина в руле…

И одиноко зрячему

На этом корабле.

Несутся песни за корму.

Слепым – что шторм, что мель.

Они привыкли ко всему,

Невидящие цель.

В погоне за удачею

Во мгле и на нуле…

И нету места зрячему

На этом корабле.

3.06.93. г. Вена

СЦЕНА БЕЗ ФАУСТА

Дойти до сцены Фаустом – не много.

Возможно это в Вене, господа,

Не чувствуя ни чуть стесненья слога,

Средств бедности и времени труда.

Всё так, и это будет не избито,

Не узнано, а позже не забыто.

И это будет так:

– Мне скучно без…

Банальных фраз и гениальных мыслей,

Людей пустых и приобретших вес,

Смешных гримас, восторженных и кислых,

Дурацких ситуаций и чудных,

Великолепных смелых положений,

Без этих нынче, завтра без иных,

А более – без столкновенья мнений,

Без радостей и без печалей то ж,

Без занятости, без пустой забавы.

Скучны мне равно, правда, как и ложь,

Забвенья серость, как и яркость славы…

А может быть, вот так:

– Мне скучно без…

Конкретности и полного незнанья,

Открытости ненужной и завес,

Метания из жара в замерзанье,

Внезапных остановок на бегу,

Покорных встреч и бурных взятий боем.

Сперва по другу, завтра по врагу

Я поскучаю. После – по обоим.

Без пёстрой толчеи мне скучный ад,

Но и без одиночества такое ж.

Надоедают тайна и парад,

За ставнями, иль как окно откроешь…

Нет, всё же лучше так:

– Мне скучно без…

Бездейства топи, важности решений,

Безумных бунтов и покойных месс,

Беспутства тьмы и ясных отношений,

Погибели и выхода во вне,

Греха обузы, святости ненужной,

Себя во всех и части всех во мне,

Без колыбели и без грязной лужи,

Без яркой непохожести минут,

Портретного невиданного сходства,

Без «нет нигде», без «всюду – там и тут»,

Без «вечно», «никогда», высот и скотства…

Единственно лишь так:

– Мне скучно без…

Азарта, бед, ненависти, восторга,

Губительности добродушных пьес,

Елея, ёрничества, жажды долга,

Без забытья, без искренней игры,

Без колкостей, любви, мучений мёда,

Вины, наветов, сплетенной муры,

Раскаяний, сатиры, тостов, моды,

Без умников, без фронды, без хулы,

Без чинопочитанья, чванства, шашней,

Щедрот и скупости, хандры, юлы,

Янтарной яви и мечтаний в ящик…

И это прозвучало, не избито,

Не узнано, не будет и забыто.

Быть Фаустом, или не быть – не много:

Желанье, Вена, Гёте, поздний час,

Отсутствие в себе стесненья слога…

Каков итог?

Всё изменить!

Сейчас!!!

30.06.93. г. Вена

ДОН ЖУАН В ШЕНБРУННЕ

На много солнц, на много лун

Легенду растянуть возможно.

В подрамник классики – Шенбрунн,

При свете факелов тревожных

Законченное полотно

Представлено согласно сану.

Явиться было суждено

Опять Живому Дон Жуану.

Звонок последний звонко дан,

Глубокий вздох, спектакль и начат.

Он – молод, в окруженье дам,

Улыбчив нагло и удачлив.

Опять свежи его слова,

Хоть где-то разойдясь и с делом,

И не ломается канва

Пред ним, как чопорная дева.

Он – баловень, любимец масс.

Помост искусственный не шаток.

И вслед за ним с десяток нас

Пускает вскачь своих лошадок.

Тут взмахи шпаг. Там звон острот,

Не режет взгляда повторенье.

При свете праздничных костров

Легенда покоряет время.

Заказанный душевный пир

Под звуки арии родился.

Без этой встряски венский мир

Сплошным бы «Реквиемом» длился.

И светлячки тут по кустам,

И вовсе не смертельны раны,

И донныанны тут и там,

И спасу нет от донжуанов.

7.07.93. г. Вена

БЕЗМЕРНОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Отравленное наше поколение

Не знает мер в движенье по Судьбе —

Ни в отрицании, ни в поклонении,

Ни в полном равнодушие к себе.

10.07.93. г. Вена

СИЗИФ

Всё прошлое перемесив

Сегодня в дребедень,

Я понял, что катил Сизиф

К вершине каждый день.

Не горя глыбу, не утех,

Не ложь свою, не кровь,

Но самый страшный смертный грех —

Великую любовь.

С надеждой в сердце, чуть дыша,

Отвергнут был Сизиф,

Но вновь признанья «совершал»,

Свой разум не спросив.

Морали он не преступал,

В обман душой не бил —

В слезах Сизифова тропа,

Мечту он утопил.

Наказан. Камень в гору прёт

И должен водрузить,

Чтоб помнил праведный народ,

Как пред богами жить.

Ведь то и дело, он любовь

Вдруг выпустит из рук,

И у подножья камень вновь,

В начале всех потуг.

Сомненья трепет, что свеча:

«Не зря ль в правах кичусь,

Вину переложить с плеча

На высшее из чувств?»

Ведь только камень докатив

И закрепив на пик,

Воспрянет жертвою Сизиф —

И не виновен вмиг.

Рушитель клятв, повадный зверь,

Чума его дери,

С любовью носится своей

По склону до зари.

Но не доводит до конца

Раскаянья, кретин!

Огромный камень он в сердцах

На сердце накатил.

Сперва по склону неспеша,

Потом с натугой, в крик,

Опять с надеждой, чуть дыша,

Как в близкий прошлый миг.

И вот бы миру возвестить:

«Любил! Люблю! Любить…»

Нет! Позволяет отпустить,

И – вниз, воды испить.

И нынче катит каждый день

Сизиф любовь свою.

За ним сомненья, словно тень,

Подобно воронью.

Что преступленье – только след!

След порождает новь.

Страшней – не дотащить на свет

И обмануть любовь.

12.07.93. г. Вена

УРОКИ МАСТЕРА (триптих)

ЖИВАЯ ПАРТИЯ

…И цвета желчи меланхолия,

И что-то шутится всерьёз.

Рассвет – что сумерки, не более.

Шесть дней до бала – время воз…

– Мессир, фигуры просят партии.

Доска нова и пунш горюч.

– Ты потакаешь этой братии.

Ну, да уж ладно, не мяучь.

– Ваш ход! Я подыграю черными.

Но только, чур, без волшебства!

– Давно ли вышел ты в ученые,

Что вольно путаешь цвета?

– Е2 – Е2, извольте пешечку.

Скромнее хода нет, Мессир.

– Я б верил, Бегемот, не мешкая,

Когда б она не шла в ферзи.

– О, Вы чертовски проницательны!

Эндшпиль в дебюте, что туман.

– Тут конь стоял, не знаю, кстати ли.

Пожалуй, выверни карман.

– Они же, как живые, мечутся!

Я виноват, не углядел.

– Лукавство, котик, ведь не лечится.

Живыми ж сам играть хотел.

– Слон пал! Ладьёй его мы. Вот она.

Горизонтальная борьба.

– Что ж, кроме партии в угоду нам,

У них у всех своя судьба.

– Вы снова правы. Я устал кивать.

Но пешек, пешек – словно кур!

– Не надо клетки перескакивать.

Не требуй прыти от фигур.

– Какую ж пешку в дамы вывести?

Простите, рыба не грозит?

– Ты игры путаешь порывисто.

Смешеньем правил просквозит!

– Волнуюсь, миттельшпиль, вы в выигрыше.

Они послушнее у Вас.

– Цвет, милый, сам ты выбрал, видишь ли.

Твой конь с ферзём танцует вальс.

– Атака после рокировочки!

Диагональная игра!

– Полегче дёргай за верёвочки.

Ну, вот и шах, дружок, пора.

– Я против! Вы опять колдуете!

Ваш ферзь с клыками и космат!

– Вы все – коты, и в ус не дуете,

Когда в цейтноте близок мат.

– Всё, я сдаюсь! Фигуры куплены!

Профессор, стыдно! Не прощу!

– Кон снят! Шампанское откупорим!

Я эту пешку угощу…

…На белых клетках радости дождём,

Печаль по чёрным и тоска…

– Задумались, Мессир? Мы тоста ждём.

– Ночь бала, Бегемот, близка!

ГОРИ ОНО ОГНЁМ!

В бесконечной с виду сказке

Дело близилось к развязке.

Нервничал без меры кот,

Воланд знал всё наперёд.

Переколота посуда,

И встревожены повсюду

Стаи Гелл и Маргарит.

Пусть оно огнём горит,

Это призрачное место!

Люди здесь подобны тесту —

Что за музыка в игру,

Те и лица ко двору.

Что теперь мессиру мнится?

Им везде – не заграница.

Бегемот скривил усы —

Чувства вроссыпь на весы.

Беззапорные ворота.

Омутом круговороты.

Звуки – жала! Взгляд – разряд!

Эдак – десять раз подряд.

Растасовка плоскогорья —

Не прогулки к Лукоморью.

Шахмат партия живых —

Ран не пара ножевых.

Куры – блеют, волки – лают.

Пусть она огнём пылает!

Сказка-плакса, славный спич.

Кот – не фраер, Бес – не бич.

Взгляды с птичьего полёта

Так любезны Бегемоту.

Завернув плащём коней,

Воланд правит вальс теней.

Те, кто поднят из низины —

Кто в Лауры, кто в Розины.

Кто ж не удержал крыла —

Знать, задумчива была.

Шпаги тучи прокололи.

Сто стихий играют вволю.

Молний стрелы от хвоста,

И кривой ухмыл в устах.

ПОКЕР НА ФЕРЗЯХ

Вновь занавешено окно.

Притушен свет, как солнце в тине.

И на зелёное сукно

Четыре кости в ряд скатились.

Снеся пакет валюты в банк,

Собою был доволен котик.

Сегодня он пошёл ва-банк.

«Каре» ферзей. Ферзи не против.

Изрядно опостылел «стрит»,

И дремлют шахматы на полке.

Не то, чтобы игрой горит,

Но тягу ощущает в холке.

В усы мяукнув «не блефуй»,

В попытке первой размышляет.

«Каре», конечно же, не «фулл»,

Но радость тоже не большая.

Сегодня не запишешь в шанс.

Одну попытку сам себе дал.

От напряженья треск в ушах,

Как будто месяц не обедал.

Повеса вновь – не Бегемот —

Проснулся в Воланда творенье.

«Каре» ферзей с улыбкой ждёт

Последней кости появленье.

В ней может жить ненужный туз,

Девятка заиканьем в строки.

Что ж тянет он, стряхнув картуз?

Колдует котик только «покер».

Луч осветил болота дно.

Ещё мгновенье! Бросил левой

Всё ожиданье на сукно…

Ферзи – не дамы – Королевы.

21.07.93. г. Вена

РЕКВИЕМ

Возможно, это воздух Вены

И гениальных прахов дым

Быть учит только откровенным

И бесконечно молодым.

И даже Рок, всегда звучащий

По нотам мастера-творца,

Надуманный, ненастоящий,

Но очищает нам сердца.

Нам музыка при света лаве

В груди не остужает пыл,

Кого бы «Реквием» ни славил

И «Реквиемом» бы ни бил.

Она, как дева, вопрошает,

Какой для нас ей нынче быть.

Любить без спроса разрешает

И заставляет не таить.

Терпя сеансы медитаций,

Как прежде, стыдно мне зевать.

Кулисы сдержанных оваций

Готов пристанищем назвать.

Я с позволения Моцарта

Очищен музыкой в Судьбе,

Хоть врата неземного царства

Не так я представлял себе.

Теперь всё будет по-другому!

Приснится мне в родной глуши:

Любовь, её сомнений гомон

И беспокойствие души.

Спасибо Вольфганга творенью,

Извлекшему из пустоты

Меня. Покорны заверенья,

И вечны Музыки Цветы.

22.07.93. г. Вена

ВЫХОД ШУТА

Маска к лицу приросла со слезою большою.

Горб тяжелеет, подняться в свой рост не веля.

Смейся, паяц, над своею разбитой душою.

Втаптывай глубже осколки, на раны плюя.

Этот ли выход ты ждал, долго скалясь на сцену?

Свет, антураж, полон зал, звуки тактов своих.

В тонком водящем луче, как на мушке прицела.

Этак ли выйти мечтал ты – комичен и тих?

Загнуты кверху ботинок носы неудобно.

Звон бубенцов веселящий – серпом по ушам.

В зеркале сам испугался улыбочки сдобной,

Мимо на сцену идя и неровно дыша.

В кудрях свисает парик разморённой лапшою.