Горечь поражения и чувство глубокого одиночества увесистым булыжником вновь навалились на моё сердце. Камешек поменьше я нервно крутила в руке, уныло уставившись на ковёр луговых трав, застилающий пологий склон небольшого холма. Конечно, пейзаж совсем не тот, что дома, но всё же холмы и камни с детства действовали на меня успокаивающе – правду говорят, есть что-то такое в нашем роду.

– Эй, красавица, отчего грустишь-то?! Расскажи, чего стряслось, у меня от всего действенные средства найдутся! – Выкрикнул невесть откуда взявшийся гном плутоватого вида. В подтверждение своих слов он выхватил из недр потрёпанной повозки, запряжённой флегматичным осликом, подозрительно мутноватый пузырёк и принялся размахивать им, словно обвинитель неопровержимой уликой в суде. – Поведай, не стесняйся! Я-то знаю вас, молодух, небось из-за мужика какого нос повесила, так у меня и на этот случай бутылочка имеется.

Прежде, чем гном успел погрузить свою бороду в кучу склянок гордо именуемую: «действенные средства», камень, повинуясь моему движению, рванулся из руки и с треском врезался в молоденькое деревце, едва не повалив его поперёк дороги. Ослик дёрнул ухом – давая понять, что назойливая действительность всё же привлекла его внимание, а незадачливый торговец ошалело уставился на меня.

– Ты это… ты это чего?! Не хочешь мужиков – не надо, чего ж так переживать-то. У меня и от нервов средство есть, всего пять медяков, тебе за четыре отдам…

Моя рука потянулась к лежащей рядом деревянной дубине. Гном смерил меня взглядом и нервно сглотнул:

– Понял, понял, стало быть, не мил тебе честный торговец-то, а с виду такая незлобивая… Ухожу-ухожу. Я завсегда понимаю, коли мне не рады, да и заждались, небось, меня постоянные покупатели уже. Ждут, значиться, как спасителя, так что я это… пойду.

Проницательный торговец ловко подхватил под уздцы ослика, всё так же пребывающего в смиренном покое, и спешно засеменил прочь. Слезинки проступили в уголках моих глаз. Стиснув зубы, я несколько минут наблюдала за удаляющейся коренастой фигурой, и позволила себе разреветься, лишь когда она окончательно скрылась за очередным пригорком.

Вы не подумайте ничего такого, обычно я не реву, как испорченный ребёнок, и народ не пугаю. Просто изменилось всё. Очень быстро. Меньше недели назад я стояла в окружении своих близких на вершине Великого Холма Гуран-Таннанг, в самом сердце наших земель, а теперь вынуждена скитаться без малейшей надежды на возвращение.

Увы, но наши традиции крепки и суровы, как кожа на пятках горного великана. Впрочем, мне некого винить. Я шла за своей мечтой и с самого начала знала цену поражения. Какая девочка не мечтает стать принцессой? Или выйти замуж за короля? Вот и мечтала, что когда вырасту, стану четвёртой женой славного Владыки Таннанг-Уру. И мне почти удалось. Почти.

Тоска удавкой стянула горло, не давая вдохнуть полной грудью, когда перед внутренним взором возник последний этап ритуала Стоящих Камней – выбор Владыки. Десяток состязаний и испытаний остались позади. Из сотни претенденток до конца дошли лишь трое, включая меня. Мои золотисто-каштановые волосы струились по плечам, перехваченные плетёным серебряным обручем – знаком наречённой невесты, таким же, как и у других претенденток. Торжественный наряд тонкой работы плотно облегал фигуру, юбка открывала изящные икры, охваченные ремнями лёгких сандалий. В тот миг первый раз по-настоящему ощутила себя красавицей, и в душу мою закралась надежда, что Владыка предпочтёт меня прочим. Поговаривали, что женские икры его слабость, как и высокий рост, но им похвастаться я, увы, не могла.

Надежды мои разбились, как яйцо птицы Токко в руках неумелого повара, когда я увидела её… И без того рослая девица в платье до пола стала ещё на полголовы выше, в движениях прибавилось благородства и стати, формы округлились. Боги, что за магия ей помогла?! Ах, если б я знала, как ей это удалось! Конечно, он выбрал её, а меня и вторую несчастную, согласно древнему обычаю, изгнали старшие жёны и новая избранница. Ибо, гласит завет:

«Злоба невест наречённых

сгубила Таннанга Могучего,

гнев их страшней на смерть обречённых,

яд их опасней паучьего.

Достойные жёны, коль здравия мужу хотите,

отбросьте сомненья и прочих гоните!»

Так я потеряла мечту и ту жизнь, к которой привыкла. Наревевшись, уставилась вдаль опухшими глазами. Булыжник, уютно устроившийся на моём бедном сердечке, упорно не желал сваливаться. Трезво рассудив, что деваться мне некуда, постаралась взять себя в руки и для начала пообедать. Тем более за рекой маячила деревенька, застилающая сизым дымом печных труб уютную низину. Извилистая дорога, изрядно петляя, следовала причудливому ландшафту, и я решила рвануть напрямую, через кусты, мимо стада коровок и чахлой лошадки, мирно пасущихся на склоне. Мне не привыкать к бездорожью, к нему у меня лёгкая слабость, с детства тянет на неисхоженные тропки. Подхватив плетёную котомку и закинув дубину на плечо, я отправилась навстречу обеду. Кажется, последнюю пару слов произнесла вслух.

Стоило мне с треском врезаться в кусты, окружающие полянку с аппетитно хрумкающими животными, как из зарослей с воплями выскочил паренёк в соломенной шляпе и со всех ног бросился к кобылке. Конечно, когда пореву, видок у меня такой, что самое оно крестьянских детей пугать, но не настолько же! Я ведь чуть не стала четвёртой женой Владыки Таннанг-Уру, а сейчас, подумаешь, глаза чуток покраснели. Впрочем, гнаться за беглецом в шляпе с криками: «Постой, малыш! На самом деле я не страшная!», – было бы совсем глупо. Паренёк тем временем оседлал престарелую кобылку, которая с невиданной для старушки прытью помчалась в сторону деревни. Тем лучше, там и свидимся.

Ожидая встретить ещё кого-нибудь и размышляя о подозрительном сходстве холма с проходным двором, неспешно отправилась дальше. Вопреки ожиданиям, мне попалась лишь небольшая рощица диких яблонь. Решив, что брезговать в моём положении не стоит даже такой мелочью, закинула пару горстей кисловатых плодов в заплечную котомку.

Без дальнейших происшествий добралась до горбатого деревянного мостика, неуклюже нависающего над мелкой речушкой. Сразу за мостом сходилось несколько дорог, образуя вытоптанное поле, исполняющее роль базарной площади. Дальний его конец плавно переходил в ту самую деревушку, что приглянулась мне с холма. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять – сытный обед с крестьянских огородов сегодня вряд ли светит.

Лотки торговцев разнообразной снедью сиротливо ждали хозяев, побросавших товар на прилавках. Зато ближе к центру площади сгрудилась толпа зевак, пёстрым кольцом окружившая недавних знакомых: гнома и бесстрастного ослика с философским взглядом. Лезть к буйной толпе с вопросами о еде, да ещё и в незнакомом месте – пожалуй, опасно. Так что благоразумно решила прислушаться.

– Я тебе говорю: у меня капусту огнёвка с бабанухой пожрали, дай де, гноме, средство какое от напасти! А ты мне, окаянный, чего подсунул?! – Худощавый мужичонка наседал на гнома, размахивая охапкой негнущихся капустных листов.

– Так чего тебе надобно-то, не жрут ведь! – Парировал бородатый торговец.

– Теперича её токмо бобёр угрызть может! – Пучок капустных листьев с размаху угодил гному в плечо и разлетелся фонтаном зелёных щепок. От удара гном слегка присел.

– А деду моему чего этот прохиндей всучил! – Потрясая кулаками, напирал с другой стороны бородатый детина в холщовой рубахе. – Обещал: зелье долголетия любому прибавит, с кровати и хромого подымет! Так дед Гердон битый час над лавкой висел, руками-ногами сучил, на землю ступить не мог, пока Елфан ему молот кузнечный за шиворот не сунул. Старика вмиг к земле привалило, да так об лавку приложило, что искры из глаз чуть хату не спалили.

– Обещал поднять, вот и поднял! А искры-то не из глаз были, это, небось, заклятье лопнуло, натуги не выдержало, – менторским тоном ответил гном, безуспешно пытаясь придать себе солидный вид. Дело осложнялось застрявшими в бороде щепками от капусты.

– Ох, люди добрые, а с моим Фомиром этот проходимец что сотворил?! – Запричитала вывалившаяся из толпы дородная женщина в цветастом переднике, – обещал снадобье приворотное, чтоб кровь подогреть, да страсть былую разжечь.

Вокруг прокатилась волна смешков – щёки матроны покрылись румянцем, но она не отступала:

– Я всё сделала, как этот прощелыга сказал, мужу перед обедом вместо молока крынку с зельем этим треклятым поднесла. Тот принюхался, крякнул, крынку разом в себя опрокинул, а после хитро так на меня посмотрел и говорит: «Надобно второе гномье зелье испробовать», – да в сарай подался. Я за ним, там второй бутыль стоит, что давеча Фомир купил, чтоб язык скотины понимать и хозяйство под неё устроить. Значится, он и этот бутыль в себя опрокинул, да с Молошей полез обниматься, то бишь, с коровой нашей. Весь день мычит, лыка не вяжет!

– Да от твоего Фомира сивухой разит! Проспится он, не боись, – выкрикнул кто-то.

Толпа взорвалась хохотом, матрона, побагровев, полезла на гнома с кулаками, однако мужики удержали:

– Негоже самим расправу чинить, за старостой послали, придёт и по чести рассудит.

Тем временем со стороны деревни к базарной площади приближался десяток наспех вооружённых крестьян, во главе с седовласым дядькой крепкой наружности. Рядом крутился тот самый паренёк в соломенной шляпе, что помог вспомнить былую прыть престарелой кобылке. Его обиженный голос мне удалось разобрать даже сквозь гомон толпы:

– Не пил я гномьего зелья, дядь Замар, честное слово… ох, вот же она! – Самым невежливым образом парень ткнул пальцем в мою сторону.

Шум стих. Только невозмутимый ослик неторопливо жевал невесть чем приглянувшийся ему кусок ткани. Я слегка смутилась, чувствуя на себе пристальное внимание, и, не придумав ничего лучше, картинно опустила дубину перед собой, сложив на неё руки – так делали рыцари на рисунках в моих любимых книгах.

– Здравствуйте, – после секундного замешательства произнесла я максимально любезным тоном. Получилось не очень убедительно.

Ответным приветствием стал опасливый ропот. Дядька по имени Замар поспешил со своим войском к толпе в центре площади. Дружине его надо отдать должное: мужички хоть и спали с лица, но всё же ощетинились кто чем мог, загораживая собой народ. Убедившись, что я не мчусь на них в неудержимом желании понаделать лепёшек, сельский глава сделал пару шагов вперед:

– И тебе не хворать, зачем пожаловала?

– Пообедать, – красноречие не мой конёк, когда на меня смотрит такая толпа.

– Вот! Вот! Я же говорил! – торжествующе закричал юный владелец плетёной шляпы, а мужик в кузнечном фартуке поудобнее перехватил здоровенный двуручный молот. Бедный дед Гердон, если ему эту штуку за шиворот сунули.

– Извольте обождать… – деревенский голова замялся, видимо, пытаясь подобрать подходящее слово, – сударыня.

– Изволю, – боги, да что ж с языком моим, я ж могу нормально разговаривать, а не по одному слову выдавать.

Седовласый предводитель кивнул, степенно развернулся и с заметным облегчением спешно погрузился в толпу селян, окруживших гнома. Сквозь толчею и гвалт мне никак не удавалось разобрать, что там происходит. Впрочем, один раз получилось разглядеть напряжённое лицо гнома, выражавшее решительное несогласие обладателя с происходящим.

– Мы подгорный народ уважаем, но и за ущерб ответ держать надобно! – Староста перекрыл своим голосом общий гомон, толпа вновь затихла, ожидая продолжения представления, и оно не заставило себя долго ждать. Убелённый сединами глава снова вышел вперёд и начал свою речь, в этот раз более уверенно, очевидно, заранее подобрав слова:

– Сударыня великанша, извольте гномом откушать, а нас, стало быть, и животину нашу не трогайте.

– Не великанша, а гигант холмов. Великаны – родственная нам ветвь, но совсем другой народ: они крупнее, босиком ходят, не говорят почти, – дядька Замар, похоже, не оценил моего наконец проснувшегося красноречия, из-за чего я слегка замялась и быстро закончила: – И вообще вегетарианка я.

– Вегетаниарка… это что ещё за напасть такая, – пробурчал себе под нос седовласый предводитель селян и менее уверенно продолжил: – Смилуйтесь, сударыня вели… кхм… гигантша…

– Гигантесса, – с неожиданной для себя усмешкой вставила я, окончательно смутив старосту.

– Ну, коли вегетаниарка, осла тогда ещё возьми… те, – чувствуя поддержку начинающей роптать за спиной толпы, быстро нашёлся староста.

Я вздохнула – объяснять селянам идею вегетарианства было, пожалуй, бессмысленно. Гном смотрел на меня жалобными глазами, как кот, надеющийся получить ложку густой сметаны с хозяйского стола. То ли просил помочь, то ли и правда решил, что рискует стать моим обедом.

– Ладно, давайте ослика и этого вашего гнома, – произнесла я без всякой надежды на сытную трапезу, отчётливо понимая, что после такого спокойно купить на рынке капустки уже не получится.

Толпа расступилась, несколько дружинников тычками отправили гнома к неказистому мостику. Ослик, продолжая держать в зубах какой-то недоеденный кусок, не спеша заковылял следом. Когда гном оказался на моей стороне, я не придумала ничего лучше, чем опустить заплечную котомку на землю и засунуть туда кряхтящего бородача. Гном помещался плохо, но хорошо, хоть не сопротивлялся.

– Яблоки мне не помни, – шепнула я ему на ухо.

Гном кивнул и каким-то чудом всё-таки втиснулся, утрамбовав мои пожитки. Не глядя, отобрала у ослика недожёванный кусок и кинула его поверх гнома. Закрыла котомку и, стараясь не выдать усилий, взвалила её на плечи. Лямки больно врезались в тело, заскрипели, но выдержали.

– Дома доем, – не удержалась от язвительного комментария, глядя на десятки ошарашенных глаз по ту сторону реки. Бедолаги, видно, ожидали, что я прям тут схарчу гнома, осликом закушу, и всё за один присест.

– Хорош голова, одним махом от двух напастей избавил: и гнома проучил, и людоедку ублажил, – донеслась до меня фраза, брошенная кем-то из дружинников.

– Токмо жаль, никто наклад не покроет, – буркнул в ответ худощавый пострадавший от гномьих действенных средств.

– А мы тележку с хламом его продадим.

– И то верно.