– Семилетний план электрификации страны выполним досрочно! – орём мы на бегу в два горла.
На въезде в город висят огромные плакаты, пестрящие патриотичными призывами.
Мы с Вовкой несёмся по главной улице города на стройку, где работает папка Митяй. Город сильно отличается от нашего села, где самая большая достопримечательность – церковное привидение да одноухий карлик Кеша. А в городе кинотеатры, широкие асфальтированные улицы, фонари, а ещё цветные автоматы с газировкой на каждом шагу.
Мы можем часами стоять у автомата и пить сладкую воду, пока в нас влезает. Вовка обычно пьёт залпом, одним глотком, а потом чихает от газиков, набившихся в носу.
По дороге на стройку нас ждёт Таня, молоденькая продавщица мороженого. Она всегда нарядная, в белом колпаке и фартучке. Завидев нас, она радостно машет, а потом угощает сливочным мороженым в вафельных стаканчиках. Мы же в ответ достаём из загашников папиного обеда мамины пирожки с повидлом. Таня, я и Вовка размещаемся на свежеокрашенной скамейке и дружно расправляемся с мороженым и пирожками.
– А к нам новую фильму завезли! – Таня глазами показывает на киноафишу.
Её тележка с мороженым располагается прямо у городского кинотеатра «Заря». На большом плакате изображена девочка в синем берете.
– «В моей смерти прошу винить Клаву К», – читаю я вслух. – Вовка, как думаешь, кого убила эта Клава К.?
– Парня свово, ково ж ишо… – важно отвечает за Вовку Таня, дожёвывая пирожок. От пирожка остался только скучный хвостик без начинки, и Таня его внимательно рассматривает, раздумывая, доедать или нет.
– Як це вбила? – удивлённо спрашивает Вовка, разглядывая безобидную девочку на плакате.
– Знамо, как, из любви! Токма вам ишо рано об том знать! – отвечает Таня, решив всё-таки доесть пирожок.
Рядом с нами останавливается автобус. Новенький «Икарус», похожий на огромного синего кита, с шипеньем открывает свои створчатые дверцы-жабры и выплёвывает из чрева галдящих школьников в пионерских галстуках. Они держат в руках цветные шарики, что делает их похожими на стайку мальков.
Мы стоим, разинув рты. Тут вдруг из автобуса вылетает бумажный самолётик, сооружённый из местной газеты, и, совершив манёвр, приземляется прямо у моих ног. Автобус шумно трогается с места, а из окна мне машет девочка с косичками разной длины, торчащими в разные стороны. На ней синий берет, точно такой же, как на Клаве К. с афиши.
Впечатлённые увиденным, мы бежим дальше. Всё ж нельзя забывать, что в сумке у нас обед для папки Митяя. Мамка строго наказывала, чтобы мы донесли еду горячей. По правде говоря, обед давно уже остыл, но мы-то знаем, что папка наш непривередливый. Ест всё, что ни попадя. Мне иногда кажется, что он вообще может и не есть даже. Надуется чаю и работает себе целый день. А когда мамка ругает его за то, что он пьёт воду прямо из-под крана, то только отмахивается и говорит, что от кипячённой воды у него крутит в животе.
Папка работает на городской стройке с самого первого дня. Недавно его назначили начальником смены. С той поры он стал очень важным, пропадает тут днями и ночами. Нам с Вовкой это только на руку, теперь мы можем сбегать в город хоть каждый день.
Папки на месте не оказалось. Не теряя времени даром, мы залезли на крышу подсобного трехэтажного здания, в котором ведутся строительные работы. Отсюда удобно наблюдать за тем, что происходит вокруг. Туда-сюда снуют рабочие и важные дяденьки с чертежами под мышкой. Мы усаживаемся на бетонной балке, достаём из сумки оставшиеся пирожки и, подъедая папкин обед, заворожённо смотрим на стройку сверху.
Вдруг на противоположной стороне крыши появляется та самая девочка из автобуса. Я её сразу узнал по синему берету и косичкам. Она, раскинув руки, беспечно разгуливает по самой кромке, как по гимнастическому брусу, громко распевая при этом «Взвейтесь кострами». Одета она несуразно: разноцветные гольфики, сползшие с худых ног до растоптанных сандалий, из-под старой порядком растянутой трикотажной кофты выглядывает подол застиранного розового платья. Увидев нас, девочка вдруг встаёт на голову. И через пару секунд, потеряв равновесие, на наших глазах исчезает из виду.
Мы в страхе бежим вниз.
– Померла, мабуть! – вопит Вовка на ходу.
Внизу уже собрались рабочие. Мы еле пробираемся через толпу и вот что видим. Девочка, свалившись с крыши, угодила прямо в кузов грузовика, доверху наполненного стекловатой. Поправляя синий берет, она рассказывает рабочим, как оказалась наверху.
– Я котёнка спасала! Он как запрыгнет на крышу, я за ним! А его и след простыл!
Увидев нас, она смущается. Мы-то знаем, что никакого котёнка и в помине не было.
– Ну ладно, некогда мне тут с вами разговоры разговаривать, – деловито произносит она, спрыгивая с грузовика и отряхивая испачканную кофту.
– Ася!!! Ты цела? – какой-то мужчина в каске подбегает к девочке и трясёт ее за плечи.
– Сколько можно говорить, что я Пеееееппииииии! – закатывает глаза девочка и бежит в сторону вагончиков.
Потом останавливается, оглядывается на нас с Вовкой и показывает длиннющий язык.
– Имя какое-то чудное… – задумчиво произносит Вовка.
Позже от папки Митяя мы узнали, что девочка, упавшая с крыши, на самом деле дочка инженера турбинного цеха. Ей примерно столько же лет, сколько нам с Вовкой. Они недавно приехали из Сибири. Присматривать за девочкой некому, вот она и болтается целыми днями на стройке.
– Шкодная дуже, око та око за нею потрiбен, – вздыхает папка, дожёвывая бутерброд с салом и помидорами.
– А де ж її мама? – спрашивает Вовка.
– А мамка у них була альпінітської і загинула при сходженні чи на Еверест, то чи на Пік Перемоги.
Мы слушаем, разинув рты.
– А почему она называет себя Пеппи? – спрашиваю я, пока Вовка прячет предательские слёзы.
– Мамка її так називали ніби як.
Домой в село мы бежим уже затемно, на ходу перекрикивая друг друга плакатными призывами.
– Землю-красавицу, Родину милую, мы укрепим электрической силою!
– Електрифікація и є основа нового світла!
– Ну ты и дурень, Вовка! «ЭлектрОфикация» правильно говорить!
– Зовсiм нi! Дядько Митяй так говорить! Сам ти дурень!
Я бегу за удирающим Вовкой, а дома мамки уже тревожно стоят у ворот, поджидая нас к ужину. Наевшись пирожков со щавелем, мы взахлёб рассказываем о том, что видели в городе. Про автоматы с газировкой, мороженщицу Таню, важного папку, про инженера турбинного цеха и его дочку, девочку в гольфиках разного цвета по имени Пеппи.
– Тю, и що це за ім’я таке? Пипка чи? – удивилась тётя Гала.
Смеркается. Мы с Вовкой валяемся на сеновале и смотрим на звёзды. Вовка что-то рассказывает, а я его не слушаю. Я думаю о странной нелепой девочке в синем берете, подарившей мне сегодня бумажный самолётик. Я представляю, как она целыми днями бродит по папкиной стройке, а потом стоит на самой верхотуре на каменной балке и смешно балансирует длинными несуразными руками. В первый раз в жизни у меня появился секрет от Вовки. Секрет по имени Пипка.
Раз, два, три, четыре… Идет 1979 год. В трёх километрах от села мирно урчит совсем молоденькая Чернобыльская атомная электростанция, и уютно засыпает такой же юный городок под названием Припять.
Сидя на полу с одноглазой тряпичной куклой в руках, я и не заметил, как стемнело. Воспалённое сознание продолжало воспроизводить картинки из далёкого прошлого.
Припять, лето 1979 года.
Мы с Вовкой прохлаждаемся около городского кинотеатра, поджидая Пипку. Вовка принарядился, даже надел пилотку, которую когда-то нашли в лодке его утонувшего отца. Мне жарко, я не знаю, куда деться от палящего солнца. Ну и духота выдалась этим летом! Не спасала даже наша речка.
Я купил три порции пломбира в вафельных стаканчиках. Мороженое таяло на глазах, заливая мои руки липкими струйками. Пипка опаздывала. Впрочем, Пипка никогда не опаздывала, она просто никогда и никуда не торопилась. В самый разгар домашней уборки она могла усесться посреди комнаты и упиваться приключениями Тома Сойера и Гека Финна. Она и нам с Вовкой дала клички. Я был Томиком, а Вовка – Фиником. Или вот ходили мы как-то с ней в городской планетарий. Пока мы с Вовкой послушно бродили по залам, выслушивая скучную лекцию местного экскурсовода, она забралась на макет межгалактического корабля и орала на весь зал, что Вселенной грозит опасность.
Мы с Вовкой и сами не заметили, как эта несуразная девочка перевернула нашу жизнь с ног на голову. С утра мы неслись в город, даже не позавтракав. Вовка раньше никогда не пропускал мамины завтраки, а теперь ему было не до этого.
Каждый день, проведённый с Пипкой, не был похож на предыдущий. Когда мы с утра, запыханные, подбегали к стройке, она обычно уже сидела на проходной и беспечно пускала мыльные пузыри. Гольфы Пипка носила исключительно разного цвета, не понимая, почему правая и левая ноги должны быть одеты одинаково. Ведь они совершенно разные! Одна – правая, а вторая – левая. Это значит, что и мир они ощущают по-разному. Переубедить её было невозможно.
Когда мороженое окончательно растаяло, из-за угла наконец появилась взъерошенная Пипка. Берет набекрень, рукав платья разодран. Она заговорщически присвистнула, чтобы мы собрались в кружок.
– Томик-Финик, слушайте сюда. Я вчера следила за папкой. В конце дня он спустился в подвал «четвёрки», чтобы проверить какие-то задвижки. А ещё он потом вечером позвонил какому-то начальнику в Москву и сказал, что задвижки те самые вышли из строя, и, если что, «аварийный сброс воды будет под большим вопросом»! – буквально выпалила за секунду она, на ходу подражая голосу своего отца.
– И що? – спросил Вовка, чувствуя, что одним рассказом Пипка не ограничится.
– Спокойно, Финик! Сейчас расходимся в разные стороны, не показываем виду, что мы друг друга знаем. Встречаемся на «четвёрке» через двадцать минут! – шёпотом приказала Пипка и ушла медленной походкой, нарочито зевая и прикрывая рот ладошкой. «Четвёркой» мы между собой называли энергоблок, на котором работал папка Митяй.
Я понял, что всё пошло не так, и кино нам сегодня не светит. Вовка недовольно посмотрел на меня. Мол, чего стоим. Потом сунул руки в карманы и также медленно пошёл в другую сторону, посвистывая на ходу.
Я стоял с вафельными стаканчиками в руках в луже из сливочного пломбира и раздумывал, в какую же сторону идти мне. Когда я прибежал на условленное место, Пипка и Вовка уже нетерпеливо ждали меня, о чём-то заговорщически перешёптываясь. Пипка при этом держала в руках молоток.
– Ну и где ты ходишь? – строго выговорила мне она, помахивая угрожающе инструментом.
Пока я раздумывал, зачем ей молоток, Пипка развернула перед нашим носом схему подвала.
– У папки свистнула, сегодня вечером надо на место положить, – заговорщически сказала она.
Правдами и неправдами, дождавшись пересмены дежурного, мы проникли в подвал. Пришлось спрятаться в шкафу и ждать, пока рабочий день закончится. Когда папка Митяй заглянул в лабораторию и грузно пошёл к себе дальше по коридору в свою дежурку, Пипка подала нам знак рукой. Мы вылезли из шкафа. Крадучись, двинулись цепочкой по тёмному коридору. Вовка, судя по всему, уже пожалел о затее, но перечить Пипке ни в коем случае нельзя. Потом может вовсе устроить нам бойкот, а уж этого Вовка точно не переживёт.
В подвале было жутко и темно. Мне показалось, что я даже услышал крысиный писк. А ещё я до смерти боюсь летучих мышей, а тут, мне казалось, они висят на потолке гроздьями. Может, это были и не мыши, но всё равно хорошего мало. Вовка подобострастно смотрел на Пипку снизу вверх, выражая всем своим видом готовность к великому подвигу. Она же расхаживала по тускло освещённому коридору, размахивая на ходу длинными руками.
Потом почесала затылок и стала почему-то ползать по-пластунски, изображая шпиона из заграничного кино. Я меланхолично стоял у бетонной стены и наблюдал за происходящим. Тут Вовка недовольно ткнул меня в бок, призывая меня присоединиться, и тоже совершенно бесцельно пополз по грязному бетонному полу вслед за Пипкой.
Наконец она доползла до самого угла, уселась, скрестив ноги по-турецки, и задумалась. Вовка уселся рядом и тоже сделал вид, что о чём-то думает. Наверное, о том, когда мы отсюда выберемся. Нам ещё до села километра три бежать, а они расселись тут в позах медитирующих гномов. Я молча наблюдал за ними издали. Они сидели так достаточно долго, во всяком случае рука моя порядком затекла. Я стоял и мечтал, когда же всё это закончится.
А ведь сегодня мы планировали пригласить Пипку в городское кафе, где заказали бы молочный коктейль и бисквитные пирожные. И безе для Пипки. Мы с Вовкой всю неделю копили деньги, выпрашивая их у мамок на газировку и мороженое.
Мои размышления нарушил громкий свист. Пипка, обнаружив те самые задвижки на стене, о которых говорил её отец, устрашающе захохотала, а Вовка, радуясь за неё, подпрыгивал рядом от счастья. «Дурость не лечится», – подумал я и поплёлся к сумасшедшей парочке.
И тут послышались шаги. Мы притихли, забившись в угол. Это ночной дежурный проверял подвал. Он недолго постоял в проёме, а потом, хмыкнув, ушёл, заперев при этом дверь снаружи. Это уж точно не входило в наши планы!
Пипка уселась на полу и стала опять медитировать.
– И що мы тепер будем робити? – спросил Вовка, глядя на неё.
О проекте
О подписке