– Ну как хотите. У меня в субботу выставка, я, с вашего позволения, продолжу работать.

Альбина подошла к столу, на котором лежала рама с натянутой тканью, включила лампу и начала размазывать (иначе не скажешь) краски.

– Вы хорошо знаете Еву? – спросил Роман.

Взглянув на него исподлобья, Альбина, знающая по рассказам подруги обо всех перипетиях, связанных с бывшей семейкой мужа Евы, едва удержала улыбку. Ясно же, зачем приперся сынок и с порога задал такой дубовый вопрос.

– Прекрасно, – ответила она и тоже кинула провокационный вопрос, но тон избрала насмешливый: – А что такое?

– Она пропала.

– Как это? – Будто искусно нарисованные, брови Альбины взлетели вверх, тем не менее, судя по улыбке, она не поверила сказанному.

– Ну как пропадают люди? – хмыкнул Роман. – Так и пропала. Позавчера Ева была у вас?

– Да, – растерялась Альбина, постепенно осмысливая слово «пропала». – Мы часа три болтали, потом она позвонила мужу… то есть вашему отцу, сказала, что едет. И убежала.

– К моему отцу она не вернулась. Вы знаете, где она может быть?

– Странный вопрос, скажу я вам…

Альбина разволновалась, не понимая, куда могла деться Ева. Однако волнение показать этому прохвосту, прессующему подругу, которая постоять за себя не умеет, – много чести. Бросив работу, она оседлала стул напротив него, сложив руки на спинке:

– Что значит – где она может быть? Вы подозреваете ее в нечестных поступках?

А Роман был чертовски спокоен и смотрел на нее как на соучастницу неизвестно чего, что стало раздражать Альбину.

– Я этого не говорил, – сказал он. – А спросил: где еще она может быть? Если вы что-то знаете, то прошу вас, скажите…

– Вы, кажется, намекаете, что Ева убежала с бойфрендом, не поставив в известность вашего отца и вас?

От бредовой идеи, высказанной вслух, Альбина расхохоталась. Он же отметил про себя, что она умна, понимает с полуслова, вместе с тем ее интонация была окрашена ехидным намеком, мол, папа и вы – два болвана, а смех издевательским. Самолюбие у Романа выше его роста, смешки над собой он не выносил, отсюда начал потихоньку заводиться, сдерживало его одно обстоятельство – чужая территория.

Поскольку нежданный гость молчал, что, в сущности, подтверждало высказанную догадку, к тому же и желваки на его скулах ходили как механизмы, и глаза побелели, Альбина приступила отчитывать его скороговоркой, не постеснявшись произвести плохое впечатление:

– Как вам не стыдно? Чего вы лезете в чужую постель? Ваш отец встретил свое счастье, Ева тоже, а вам бы все разрушить. Какого черта неймется? Зачем ко мне пришли? Чтобы выставить Еву дрянью? Вы считаете, она выскочила за вашего отца по расчету, а сейчас сбежала с любовником, так? (Но разве он мог слово вставить?) Тогда, если следовать вашей логике, скажите, в чем этот самый расчет? Расчетливый человек не убежит от денег, а Ева почему-то убежала.

– Да остановитесь, черт возьми, – не напирая, беззлобно, даже слегка прося, произнес он.

Но какова Альбина! Дерзкие глаза горели, как угли в мангале, щеки пылали, руки взлетали, прикованное к стулу тело двигалось, будто в ритуальном танце. Невольно Роман мысленно раздел ее и подумал: «Если она и в постели выдает такой же темперамент, тогда ой».

– С какой стати я должна останавливаться? – тем временем несло Альбину. – Вы пришли уличить Еву, а я хочу уличить вас, это мое полное право в моем доме. Вы затравили девчонку, обложили со всех сторон…

– Кто – мы?

– Вы и это ваше общественное мнение. Подумаешь, младше мужа на тридцать лет! Да будет вам известно, Гёте влюбился в восемнадцатилетнюю девчонку, когда ему исполнилось семьдесят пять…

– И не умер?

– Кто? – За доли секунды Альбина, готовясь к дальнейшей обвинительной речи, успела позабыть о великом поэте и его возлюбленной, поэтому не поняла, про кого спросил гость.

– Гёте.

– Конечно, умер, – в ажиотаже воскликнула Альбина и вдруг въехала в смысл, ведь до этого диалог она вела в одностороннем порядке, главное было защитить подругу. – То есть… он потом умер… То есть… Не морочьте мне голову! Где Ева?

Если бы до этой встречи ему показали портрет Альбины, ну и фигуру в другом одеянье, а не в грязном комбинезоне, и спросили, что он думает по поводу нее, Роман ответил бы: ого! И дополнил бы: эта шикарная женщина ездит в дорогих автомобилях и летает на тусовки в Европу, а портреты ее печатают в журналах, обязательно в разделе светской хроники. Но что данная модель из журнала не умеет себя вести, тараторит, как базарная баба, и не умеет слушать – ему не пришло бы в голову. А раз Альбина задала тон, то чего церемониться?

– Я спрашиваю: где Ева? – повторила она.

– Ваша Ева исчезла, – сказал он еще спокойно.

– Исчезла, ха! – взмахнула руками Альбина. – Может, это вы устроили ей исчезновение?

Кажется, она решила вывести его окончательно. Роман набычился:

– В каком смысле?

– В самом прямом. Держите ее где-нибудь взаперти, желая убедить отца, что она сволочь последняя…

– Вы перебираете. Ваша Ева меня интересует лишь постольку, поскольку украли мою сестру. Сейчас я хочу выяснить, связано ли похищение моей сестры с пропажей Евы. А что касается обвинений, то… Да, я не люблю жену моего отца, – с удовольствием сказал он, предполагая, как взбесится подруга. – Потому что не верю ей…

– И зря, – перебила Альбина. – Это в вас говорит эгоцентризм, а Ева любит вашего отца и переживает, что вы его бросили.

– Стоп, стоп, вы далеко зашли. Прежде всего, мой отец бросил мать, с которой прожил десятки лет. Теперь она стала ему не нужна, потому что он вдруг влюбился как мальчик. Но Даниил Олегович не мальчик, а, простите, почти дедушка, обязан отвечать за свои поступки. Он хотел получить все, а так не бывает. Выбор, простите, сделал он. По-вашему, я и моя сестра должны были радоваться его счастью и добить мать, чтобы она слегла в гроб? Поставьте себя на место брошенной женщины, вы же художница, воображением обладаете. Как бы вы чувствовали себя? Но что бы вы ни сказали, я знаю реакцию, потому что боль и оскорбление все переживают одинаково. Хорошо, согласен пересмотреть свои взгляды, если только покажете мне дедушку, которого полюбила юная девочка просто так, потому что он – это он. Но чтобы дедушка был без денег, огромного дома, предприятий, машин, положения, а имел бы скромную квартиру, нуждающуюся в ремонте, и главное богатство – он сам с багажом прожитых лет и болезнями. Покажете? Хотя бы одного? Да не ройтесь в памяти, потому что примеров не найдете. Поэтому я не верю вашей Еве.

После монолога он пошел к выходу, но остановился, не все сказав:

– Что касается вас, то так рассуждать может либо совершенно бездушный человек, либо абсолютная дура без шансов поумнеть в ближайшее десятилетие. Кто вы есть – выбирайте сами.

– Являетесь в чужой дом и оскорбляете? – понеслась за ним Альбина.

– Прием был на изумление «теплым», – бросил через плечо он. – Кстати, если Ева объявится, срочно сообщите мне…

– Да катитесь к черту, ничего я не буду вам сообщать.

– Значит, вы то и другое вместе, – выходя из квартиры, сказал он. – Хуже будет, если я найду ее сам и удостоверюсь в обмане, ей лучше не прятаться.

– Это угрозы? – взвилась оскорбленная Альбина, выскочив за ним на площадку. – Да как вы смеете?

– Я не вам угрожаю, а ей. – Спускаясь, Роман поднял голову. – Так и передайте Еве: в порошок сотру. А если и вы скрываете ее местонахождение, вас тоже сотру.

– Псих! – крикнула Альбина, перегнувшись через перила, после чего ушла в квартиру, плюхнулась на диван. – У него точно не все дома.

Но, провернув в уме диалог с Романом, она вынужденно признала, что действительно малость перебрала. Так ведь Еву жалко, в свое время намучилась она достаточно, чтобы получить право на счастье. Тем не менее монолог психа про папу с мамой был убедительным, не дураки же придумали пословицу «На чужом горе счастья не построишь». Но так уж повелось: своя рубашка ближе к телу, Ева не виновата.

– Куда же она делась? – проговорила Альбина в растерянности. – Уж мне-то Ева сказала бы, если бы надумала сбежать от мужа. Вздор. Никуда она не сбежала… В таком случае где она?

7

Прошла еще одна страшная ночь. Нет-нет, ничего не случилось, но утром Даниил Олегович понял, что в его возрасте переживания и бессонные ночи действуют губительно. С постели он поднялся вялым, разбитым, уставшим, будто всю ночь разгружал вагоны, хотя понятия не имел, как это – разгружать вагоны. А когда посмотрелся в зеркало перед бритьем, испугался и раскис: на него взирала пятидесятипятилетняя рожа, если не старше, на которой отразилось и количество выпитого. Раньше многие уверяли, будто выглядит он на сорок пять, да и чувствовал себя Даниил Олегович превосходно. Ну, случалось, давление подскакивало, мотор в груди сбивался с привычного ритма, а, в общем, срок годности не вышел. И вот здрасьте вам: всего-то двое суток потраченных нервов, а налицо та самая старость, которой он не признавал и панически боялся.