2

С Ией все по-другому. Одно присутствие ее в машине поднимает настроение, ночь уже не ночь, а начало нового дня, за которым видятся желанные перемены. Когда она рядом, Рудольф полон решимости и смелости, недавние терзания кажутся ему ерундой, не стоящей стольких мук. А почему, собственно, он должен мучиться в свои тридцать шесть? Это его жизнь, он вправе строить ее так, как хочет.

А хочет он Ию, с ней у него много общего – она работает у Рудольфа заместителем по коммерческим вопросам. Звучит круто? Но Ия стоит того, хотя он рисковал, когда брал ее сразу на эту должность без многолетнего опыта работы по данной специальности. Увидел, поговорил и взял. Кстати, не прогадал, Ия – действительно ценный кадр: умная, грамотная, креативная, а красивая – упасть и не встать. Вообще-то и он тоже не подкачал: высок, черноволос, черноглаз, харизматичен и успешен, недаром же бабы виснут на нем. И он беззастенчиво пользовался мужским обаянием, больше тащился от себя, чем от бабья, но Ия расставила другие акценты. Сейчас Рудольф понимает, что спекся еще во время собеседования, потом три месяца накручивал вокруг нее педали, сужая круги, а секс случился на корпоративной пьянке в его же кабинете. Короче, ему пришлось потрудиться, добиваясь ее.

Думал, страсть утолена, можно вернуться к привычному распорядку и ритму жизни без встрясок, как это происходило раньше после внезапных случек. Но через день появилась Ия, а он вновь ощутил непреодолимое желание целовать сладкие губы и лебединую шею, сжимать гибкое тело, видеть, как она в экстазе прикрывает глаза песочного цвета с черным ободком вокруг радужки и млеет, как рассыпаются ее лимонные волосы по шелковой зелени подушки. До конца рабочего дня Рудольф не дотерпел, отвез ее в гостиницу. С тех пор прошло полгода, влечение не ослабло, напротив, усилилось, на других женщин его не тянет, это означает, что выбор сделан, и окончательный. Мало того, в Рудольфе произошли перемены, он стал другим, а измененному человеку нужно и жизнь начать сначала, перечеркнув прошлое.

– Сбавь скорость, мы подъезжаем, – сказала Ия, высунув свой прямой и тонкий носик из пушистого ворота-стойки.

– Считаешь, мы не заметим машину твоей подруги? Дорога-то пустая.

Она оделась, как и он, в джинсы и свитер, только ее свитер был из пушистой желтой пряжи, почти под цвет волос. Рудольф не выносил в быту желтизну, усматривая в данном колере безвкусицу и показуху, мол, нас окружает радость, выраженная в солнечном тоне. Олеська с маниакальным упорством обставляла себя барахлом желтых оттенков, несмотря на запрет мужа, за одно это ее убить мало. Но Ия в желтом свитере – это нежность, весеннее тепло, первоцвет на зеленой лужайке – совершенно другие ассоциации.

Рудольф так и не сбавил скорость, он, как всегда, экономил время, это вошло у него в привычку. Сейчас найдут Викторию, возьмут на буксир ее колымагу, доставят по адресу и поедут на квартиру, которую он купил для встреч с Ией, а месяц назад она туда переехала, расставшись с мужем. Но у нее проблем меньше: детей нет, нет и общего имущества, которое бывшие супруги пилят при разводе, хищно клацая зубами, к тому же брачный стаж мизерный, всего два года.

– Вот и дачи, – заметил он, притормозив. – Где же твоя Тошка?

– Может, ей помогли добраться? – Ия тоже недоумевала. – Но почему она не позвонила мне? И на звонки не отвечает… Поехали к ней, я не успокоюсь, пока не увижу ее.

– Показывай дорогу.

Добравшись до участка, Рудольф заглушил мотор и остался в машине, полагая, что Ия надолго не задержится. Поскольку ни в одном домике не светились окошки, а фонарный столб возвышался далековато, он не погасил фары. Ия увидела, что навесного замка на воротах нет, и обрадованно сообщила:

– Тошка дома!

Ну и отлично. Рудольф развалился в кресле, прикрыл веки, размечтавшись, как сейчас они отправятся на квартиру и остаток ночи проведут за приятнейшим занятием.

Домишко был маленький, одноэтажный, но пригодный для жилья, а не садовый сарай, предназначенный для хранения урожая и ночевки в летний период. В нем четыре крошечные комнатушки, одна из них кухня и одновременно столовая, именно там Виктория оставляла гореть свет на ночь, но это окно сейчас чернело беспросветностью.

Несколько раз Ия постучала в дверь, потом, зная, в какой комнате спит Виктория, настойчиво колотила по стеклу, которое откликнулось дребезжанием – рамы-то старые, стекла в них держатся непрочно. Не получив в ответ ни звука, она осмотрела окно и недоуменно пожала плечами. Дело в том, что Виктория на ночь в спальне оставляет открытой форточку, причем в любое время года, сейчас форточка закрыта. Ия вернулась к машине и попросила Рудольфа:

– Достань, пожалуйста, телефон из сумочки. Ничего не пойму: такое ощущение, будто ее нет дома.

– Может, правда нет?

– Но ворота открыты! – возразила Ия, набирая номер подруги. – А они закрываются на цепь, которая фиксируется амбарным замком… Я подойду к окнам и послушаю, если Тошка в доме, услышу мобильник, мало ли что могло случиться.

Он выбрался из машины, поежился – было свежо. К тому времени Ия уже стояла у дома и прислушивалась, надеясь уловить звуки мобильного Виктории. Рудольф зашел на участок, огляделся, и его осенило:

– А если она еще утром забыла закрыть ворота?

– Виктоша никогда и ничего не забывает. Я к тому окну подойду. – Ия свернула за угол, и оттуда раздался ее голос: – И куда бы она делась с дороги? Допустим, ей кто-то помог починить машину, куда она поехала бы? Либо ко мне, либо сюда. Сюда ближе… Ой, в голову лезет всякая дрянь.

Рудольф шел на ее голос, да вдруг приостановился, не понимая, откуда идет слабый звук мелодии. Слишком коротко она прозвучала, внезапно оборвалась, и он крикнул:

– Ну-ка, вызови Викторию еще разок.

– А что? – выглянула из-за угла Ия.

– Кажется, я слышал мелодию, если это не радио или музыкальный центр где-то поблизости, то… Звони!

Ия нажала на кнопку мобильника, направилась к нему, оступилась и едва не упала, ибо внимание ее было сосредоточено на Рудольфе, который поднял руку: мол, тише. Она застыла на месте, но ничего не слышала. Зато он услышал, сделал на звук шаг, второй, потом указал на гараж:

– Если не ошибаюсь, из этой коробки…

Он не договорил, кинулся к гаражу, попытался открыть ворота, да не тут-то было. На земле лежало кривое бревно, оно подпирало створки. Рудольф приподнял его, оттащил в сторону и распахнул сначала одну створку, затем другую, из гаража хлынула волна выхлопных газов.

– Принеси фонарь, он в багажнике, – бросил Рудольф.

Понимая, что медлить нельзя ни секунды, он, натянув на нос ворот свитера, ринулся внутрь. Рудольф ощупал руками автомобиль, дверца со стороны водителя была приоткрыта, он распахнул ее, в этот миг ударил сбоку яркий луч, Ия нервно спросила:

– Она в машине?

– Вызывай «скорую»!

Рудольф вытащил из салона бесчувственное тело Виктории, поднял на руки и вынес на воздух. Она была щуплая, невысокая, похожая на мальчика-подростка, а оказалась весьма тяжелой. Рудольф отнес ее подальше от гаража, уложил прямо на землю, пощупал пульс на шее, потом наклонился и послушал грудь, но стука сердца не услышал. Она не дышала.

– Еле объяснила, куда ехать, надо бы их встретить… – произнесла Ия, присев рядом. – Что с ней, Рудик?

– Угорела.

– И что теперь? Она жива?

Рудольф неразборчиво что-то произнес, покачав головой и от растерянности потирая бедра. Но Ия поняла, непроизвольно вскрикнула, мелко-мелко задрожала, но холод здесь был ни при чем. Приподнявшись, Рудольф взял Ию за плечи, притянул к себе, коснувшись лбом ее лба. Между ними лежала бездыханная Виктоша, как немой укор: мол, вы-то живы, а я тут валяюсь, неужели ничего не сделаете для меня? А ведь она в их романе не последнюю роль сыграла.

– Попробуем сделать искусственное дыхание, – сказал он, ему очень хотелось утешить Ию. – Но, думаю, это бесполезно, выхлопные газы…

– Рудик, умоляю…

Ия заплакала. Конечно, столкнувшись с такой нелепой смертью, трудно поверить, что помочь уже нельзя. Ведь неизвестно, когда смерть наступила, вдруг минуту назад, может быть, есть надежда? Рудольф снял куртку, отдал Ие, сдвинул рукава свитера к локтям и приступил…

…Жанна впустила сестру в квартиру, шикнув:

– Тихо, Глеб недавно заснул, он с ночной смены.

Сестры обнялись, суетливо расцеловались, после чего Санька подняла два тяжелых баула и шепотом спросила:

– Здесь подарки, а тут мои вещи, куда их нести?

– Вещи в комнату, оставь пока, потом разберешь. А это что?

– Продукты.

– Тогда на кухню. Ну и тяжесть. Зачем столько-то?

А что еще могут передать родители, промышляющие подсобным хозяйством? Только натурпродукт без химии, пестицидов и прочей дряни. Санька вынимала из баула стеклянные банки, завернутые в газеты, чтобы не побились, пакеты и отдавала сестре:

– Сало, дед соломой коптил. Это мясо, залитое смальцем. Вот окорок, дед солил… Это колбаса домашняя, не бойся, не пропала, тоже в смальце. Курица копченая. А в бидоне яйца.

– Ужас, как ты все это дотащила? – поражалась Жанна.

– Не все. Я хоть и взяла такси, но сумку с яблоками и грушами в камере хранения оставила, к сожалению, у меня две руки, а таксомоторы аж на площади.

– Почему не сообщила точное время, когда приезжаешь? Глеб встретил бы…

– Сама, как видишь, справилась.

Да, Санька такая: лишний раз не попросит об одолжении, не станет утруждать кого бы то ни было, самостоятельная с пеленок. Переправляя продукты в холодильник, а места там оказалось недостаточно, Жанна поглядывала на младшую сестру с интересом, оценивая изменения, которые произошли за два года – именно столько они не виделись. Сейчас на разъезды особо не потратишься, дорого, если бы они оба работали, было бы проще, но пашет один Глеб.

– Ты изменилась, – заметила она. – Серьезной стала, деловитой и… взрослой. Очень взрослой. Не пугайся, я же не сказала: постарела.

– Я не пугаюсь. С мужиками работала, вот и повзрослела, – улыбнулась Санька. – С ними надо себя правильно поставить, мне это удалось, они даже матом ругались очень редко.

– Достижение, – усмехнулась Жанна. – Почему замуж не вышла, находясь среди такого цветника?

– Не берут, – фыркнула Санька. Кажется, она легкомысленно относится к своему незамужнему положению, хотя находится на критической отметке, двадцатичетырехлетний возраст не предполагает множества женихов. – А вы почему до сих пор не расписались? Пять лет – достаточный срок, чтобы определиться.

Осекшись, Жанна присела на табуретку, но ведь сама бестактно полезла в ее душу, наверняка затронув болезненную тему, вот и получила такой же встречный вопрос. Однако Санька спросила без задней мысли, хитрить и подначивать она не умеет, следовательно, заслуживает правдивого ответа, поэтому Жанна честно сказала:

– Я не хочу. Да, я. Семья – это когда дети, а у меня не получается… Не хочу сковывать Глеба штампом. Если и на этот раз не получится, сама предложу расстаться. Ему уже тридцать шесть, у него давно появилась потребность стать отцом, а я его слишком люблю, чтобы лишить этой радости…

– Так ты в положении? – обрадовалась Санька.

– Я бы сказала, опять, – далеко не радостно вздохнула Жанна. – Почти четыре месяца. Как я рада, что ты приехала, теперь спокойно лягу на сохранение, а на тебя взвалю хозяйственный воз, уж извини.

– Запросто! Обещаю сохранять тебя до самых родов. Мне бы только на работу устроиться, на вашей шее сидеть я не намерена.

Обе вздрогнули от неожиданности, в их тесный кружок шумно влился Глеб и сгреб Саньку в охапку:

– А я гадаю, кто это шушукается? Мы ждем, когда она сообщит о приезде… Кстати! Теща передала зятю презент собственного изготовления?

– Конечно! – Санька вырвалась из его объятий. – Сейчас принесу.

Через несколько секунд она вернулась, поставив на стол две бутылки «огнетушителя». Жанна недовольно поморщилась, а Глеб восторженно принял подарок, одну бутыль оставил, уселся и командным голосом рявкнул, тем самым отсекая всяческие протесты со стороны Жанны:

– Жена, где рюмки? Тебе нельзя, а мы с Санькой…

– А я не пью, – заявила гостья. – Ты забыл, я же от кваса пьянею.

– Жаль. Ну, мне больше достанется. – Он поднял полную рюмку, посмотрел на свет и остался доволен: – Как слеза! Главное, ядов, вредящих здоровью, ни капли нет. Это я говорю для тех, кто мечет из глаз молнии, – он покосился на Жанну. – За вас, мои красавицы!

Глеб нисколько не преувеличил, девчонки были породистые, как скаковые лошадки, но при всем при том, как говорится, на любителя. Так ведь любая красота – понятие растяжимое, посему не всех в общепризнанном эталоне она трогает, имеются и другие предпочтения. Жанну и Саньку Глеб считал красавицами, а что?!

Обе крупные, в идеальной форме (с мужской точки зрения), во всяком случае, не надо при помощи лупы искать грудь, у девчонок все на своих законных местах. И лицами схожи: губы алые без помады, выпуклые и резко очерченные, глаза у обеих цвета корицы, ресницы и брови черные, лбы высокие, русые волосы густые. Стоит взглянуть на них, и сразу понимаешь: это родные сестры, но при всей схожести они абсолютно разные.

Дело даже не в прическе. У Саньки длинная стрижка «в свободном полете», то есть волосы как бы взбиты, пряди небрежно уложены, отчего широкоскулое лицо с крупными чертами выглядит дерзким. У Жанны, наоборот, волосы зачесаны назад без всякой челки, поэтому тот же овал лица смотрится более женственным. Да и сама она мягкая, несколько безвольная, но далека от воплощения мужских грез: чтобы жена была не больно языкастой, не напоминала электропилу, основную часть жизни проводила на кухне и мужа обожала. Мужа она обожает, на кухне разве что не спит, а покомандовать любит и пилит его изредка.

Санька тоже явно не из отары покорных овечек, однако понимаешь это, когда узнаешь ее поближе или в определенных обстоятельствах. Многие спокойной девушке приписывают нордический характер и не подозревают, что она упряма, решительна, строптива, не боится рисковать и себя очень уважает.

Глеб с наслаждением закусывал окороком и слушал жизнеописание в формате Тмутаракани, жутко неинтересное, потому что банальное. Санька, приехавшая искать место под солнцем, еще не знала, что Тмутаракань мало чем отличается от города-миллионщика, жизненные принципы-то везде одни и те же.

А она по-хорошему завидовала Жанне, у нее же есть Глеб – большой, добрый и любящий, надежный. Бывают люди, которым безраздельно доверяешь, посмотришь – вроде бы ничего особенного в них нет, обычное лицо, каких тысячи, но выделяешь только таких, как Глеб. Однако Саньке не понравился настрой Жанны, он встревожил ее. Нет, нет, теперь младшая сестра будет рядом и заставит ребенка родиться, иначе Жанна сделает несчастной себя и Глеба, а они этого не заслуживают.