6

– Подпишите здесь и здесь. Все. Теперь можем начинать, – Артем откладывает документы.

– Хорошо, – с энтузиазмом кивает молоденькая блондинка. – Что надо делать?

– Вам? Пока ничего.

– То есть как?

– Так, – Артем пожимает плечами, продолжая как ни в чем не бывало натягивать спецодежду.

– Извольте объяснить! – кипятится девушка. – Сначала вы, вместо того чтобы начать занятия, за которые вам, кстати, платят деньги, и весьма, надо сказать, неплохие, читаете мне лекции о каких-то нелепых правилах безопасности, потом заставляете подписывать какую-то ерунду...

– Это не ерунда! – буркает Артем. – Пойдем, Дзен, – дергает он за поводок восьмимесячного фила бразилейро, не обращая больше никакого внимания на раздраженные выкрики хозяйки собаки, что раздаются за его спиной.

Артем ужасно устал. Устал от человеческой глупости и недальновидности. Устал от повсеместного отношения к животным как к развлечению, устал от того, что люди считают возможным лезть туда, куда не надо, и давать советы в тех областях, в которых не смыслят ровным счетом ничего. Интересно, что бы сказала эта цаца, если бы он попросил ее...То есть он бы, конечно, ни за что и никогда не стал ни о чем просить эту гражданку. Да и в чем она вообще может помочь? А, да ладно, например, может помочь приклеить накладные ногти. Зачем ему ногти? Да не нужны абсолютно. Просто в голову ничего не лезет, кроме этой ерунды. Так как бы она отреагировала, если бы он вздумал возмущаться теми многочисленными манипуляциями, которые, как он слышал, женщины вынуждены производить со своими собственными ногтями, прежде чем прилепить к ним искусственные? Наверняка попросила бы помолчать и не вмешиваться не в свое дело. И он бы понял, что нельзя соваться к профессионалу со своими советами.

К Артему обращались разные люди: банкиры, которым он никогда не рассказывал о том, как вести дела на фондовой бирже; актеры, которым не советовал посмотреть на роль с другой стороны; домохозяйки, с которыми не делился рецептом борща; учителя, которых не проверял на знание преподаваемой дисциплины, и многие другие люди, в рабочий процесс которых он себе вмешиваться не позволял. Зато, в отличие от него, мало кто из клиентов совершенно воздерживался от попыток принять участие в дрессуре, и совершенно точно, что ни один из них так и не понял, зачем так настойчиво тренер просит перед первой тренировкой подписать бумагу об отсутствии последующих претензий. Пускай не понимают, только бы подписывали. Конечно, прецедентов пока не было, но, как говорится, и на старуху бывает проруха, а рисковать Артему не хотелось. Люди заводят собак, совершенно не задумываясь о последствиях. Сколько раз доводилось ему наблюдать на птичьем рынке избитую сцену, когда вызывающий умиление комок приобретается практически мгновенно и забирается без лишних вопросов об особенностях породы, характерных чертах поведения, истинном предназначении собаки. Артем делил любителей друзей человека на три категории. К первой относились те, кто знает, зачем и какую собаку хочет купить. Вторые приобретают животное под давлением бесконечно ноющих детей, но, как правило, предварительно все же изучают литературу и консультируются со специалистами, чтобы, уступая просьбам ребенка, не попасть впросак. Ну, а третьи при покупке руководствуются принципом «просто понравился щенок», и этих Артем остерегался больше всего. Особенно таких, которым «просто понравился щенок» бойцовой породы. Эти люди не отдают себе отчета в том, кого берут в дом, и, приводя собаку на обучение, просят «научить песика чему-нибудь». Артем уже привык ежедневно объяснять, что учить надо не чему-то абстрактному, а весьма конкретному. Но все же недоумение людей, их непонимание того, зачем он так настаивает, чтобы они подписали бумаги об отсутствии со своей стороны претензий к дрессировщику в случае, если когда-нибудь животное выйдет из-под контроля, каждый раз выводило Артема из себя. На процедуру снисходительной выдачи автографа под словом «заказчик» уходило обычно от пяти до пятнадцати минут. Все зависело от степени общительности клиента, или его желания досконально вникнуть в суть вопроса, или от количества безуспешных попыток отговорить занудного дрессировщика от затеи подписания какого-то договора.

– Какой контракт? – не раз слышал Артем удивленные возгласы. – Речь идет всего лишь о собаке.

– О вашей собаке, – всегда отвечал дрессировщик, как правило, располагая к себе людей этой фразой. Он знал, что, добавь он еще одно слово, которое, бесспорно, следовало добавить, – и от этого расположения не осталось бы и следа. Он и не говорил его, но всегда повторял про себя: «О вашей бойцовой собаке».

Сегодня процедура подписания соглашения сторон заняла совсем немного времени. Девушка выслушала Артема со скучающим лицом и поставила автограф, даже не взглянув на содержание документа. Она не только всем своим видом демонстрировала дрессировщику, что именно думает обо всех этих нелепых предосторожностях, но и осмелилась произнести это вслух. «Ерунда», – сказала она, и такого выпада Артем оставить без внимания не смог.

– Рядом, Дзен, рядом! – громко командует он, периодически дергая и без того короткий поводок. Он водит за собой по периметру площадки огромного пса, не забывая раздавать поощрения и не переставая возмущенно бурчать себе под нос.

Ерунда! Фила бразилейро для нее ерунда! Все для них ерунда. И бультерьер, и кане корсо, и доберман, и даже мастино. Так, игрушки забавные больших размеров. Можно подумать, скажи таким собакам: «Пойди сюда! Стой там!» – и все, дело в шляпе. Ты – хозяин, твоя воля – закон, ослушание – невозможно. Чушь! Чушь собачья! Вот именно, что собачья. Чушь какая-то про собак, и больше ничего. Люди думают, что дрессированная собака – это робот, автоматически и беспрекословно выполняющий указания владельца. Они не понимают, что дрессура – это всего лишь умение договориться с животным. Причем собака не визирует контракт своей подписью и не платит неустойку в случае его неисполнения. Захочет иметь с тобой дело – будет слушаться, передумает договариваться – ни за что не заставишь. И откуда может Артем заранее знать, не решит ли однажды по совершенно неведомым причинам какой-нибудь бойцовый четырехлапый оболтус забыть обо всех достигнутых ранее соглашениях и попробовать остроту своих клыков не только на несчастных кошках, задиристых шавках или специальном костюме тренера, но и на теле собственных хозяев. Им это кажется ерундой? Что ж, хозяин, как говорится, барин. Только так кого угодно можно ерундой обозвать. Даже льва.

– Львы? Алексей Николаевич, это несерьезно. Это просто «Укротительница тигров» какая-то получается.

– Ну, не придумывай, – директор цирка недовольно нахмурился. – Ты все же потомственный дрессировщик. Можно сказать, профессионал своего дела, а не ассистентка мотогонщика.

– И все же львы...

– А что львы? Те же кошки.

– Да я с кошками всю жизнь на «вы».

– Что же мне, тебе Куклачева из Москвы в учителя выписывать? Давай, Артем, не трави душу. Если не ты, то никто. Что мне прикажешь делать: Кузнецовых просить или Байарасовых? У одних голуби, у других мартышки. Нет, Тем, кроме тебя, других кандидатур нет. Или бери в нагрузку к пуделям львов, или будем хищников по зоопаркам распределять.

– Как по зоопаркам? Они же еще не старые, их рано с арены списывать. Да и номер такой жалко из программы убирать.

– Так и я о том же.

– Не знаю, Алексей Николаевич, не знаю.

– Послушай, Артем. – Директор встал из-за стола, неторопливо подошел к сидящему напротив молодому человеку, по-отечески положил ему руку на плечо. Имел полное право: Артему было всего двадцать пять, директор знал его с пеленок. – Я тебе не говорил никогда. Мне и сейчас нелегко, но придется сознаться: твой отец ведь просил у меня львов.

– Как просил?

– Как? Как обычно просят. Тогда, десять лет назад, помнишь, когда погиб Багиров?

– Папа хотел взять львов, которые порвали дрессировщика?

– Ну Амура ведь застрелили. Другие были смирные.

– Все равно это не похоже на папу. Зачем ему понадобились львы?

– Мечтал он о них, Тем. Мечтал, понимаешь? А я не позволил. И из-за него не позволил: побоялся за друга. И из-за себя: испугался, что не вытащит номер. Тем более что мне в Госцирке обещали хорошую кандидатуру подобрать.

– Подобрали, – осуждающе вздохнул Артем.

– Да уж, – не стал скрывать чувства вины директор. Дрессировщика действительно прислали. У него был диплом эстрадно-циркового училища, пятнадцатилетний опыт работы с хищниками и отсутствие какого-либо желания прозябать до конца своих дней в провинциальном цирке. Возможность уехать представилась через десять лет, и он не преминул ею воспользоваться, оставив без зазрения совести и труппу, и шикарный номер, и своих царственных артистов. – Ну, его тоже понять можно. Все-таки Питер – это не...

– У нас тут тоже, поди, не тмутаракань.

– Это ты правильно говоришь. Так что, берешь львов? Отец бы тобой гордился, жаль, не дожил до этого дня.

– А мама? Она волноваться будет.

– Ну, на то она и мама, чтобы волноваться. У нее, знаешь ли, Темочка, предназначение такое – о тебе беспокоиться.

– А Лена?

– Лена? А что Лена? Она ведь замужем. Значит, должна за мужем следовать. Если она, конечно, хорошая жена.

Лена была хорошей и понимающей, хоть и не из цирковых. На сообщение Артема о том, что с сегодняшнего дня к пяти пуделям, с которыми ее муж проводил большую часть времени, добавится дюжина львов, она отреагировала на удивление легко. Восторга и энтузиазма не выражала, но и не задавала лишних вопросов, не осуждала и не смотрела испуганными глазами, безмолвно вопрошая: «Что же ты наделал?» Единственной реакцией, которой удалось добиться Артему, стала легкая ухмылка и ласковая просьба:

– Только ты не рычи!

– В каком смысле?

– В том, что с кем поведешься – от того и наберешься. Наговоришься там с хищниками и будешь на нас ворчать.

– Не буду, – Артем с благодарностью посмотрел на жену, потом перевел взгляд на семимесячную Анютку, что-то увлеченно лепечущую в своем манеже. Внезапный порыв чувств резко подхватил не слишком щедрого на нежные признания мужчину: – Я люблю вас!

Лена смешно сморщила вздернутый носик и, для того чтобы вернуть смущенному мужу потерянное душевное равновесие, потрепала его по щеке, беззаботно хохоча:

– Какая ерунда!

– А львы, Дзен, – это, скажу тебе, никакая не ерунда! – Артем предостерегающе натягивает поводок, строгий ошейник начинает впиваться псу в шею, и он останавливается. – Вот так, мальчик. Когда тебе говорят: «Стоять!» – надо стоять, а не тянуть куда-то в сторону. И нечего обижаться, глаза отводить. На правду не обижаются. Давай посмотрим, что ты запомнил.

Артем быстро экзаменует четвероногого ученика, затем, удовлетворенный результатом, с явной неохотой подводит фила бразилейро обратно к хозяйке.

– Основные команды он уже запомнил. Способный пес. На следующем занятии можно попробовать вводить потихоньку вас.

– Может быть, лучше мужа? – неожиданно пугается блондинка.

Артем раздумывает недолго.

– Нет, лучше вас.

– Почему? – Она позволяет себе задать вопрос кокетливо, давая понять, что его давешняя грубость прощена.

«И что я должен ответить? Что фила бразилейро выбирает себе одного хозяина и подчиняется только ему? Что если таким хозяином станет мужчина, то неожиданно взбесившаяся собака набросится именно на женщину, у которой в таком случае останется не слишком много шансов выжить? Все-таки в схватке с бойцовым псом у мужчины теплится хотя бы надежда на чудо, а женщине ждать чудес не следует ни при каких обстоятельствах. Вряд ли эта информация придется ей по душе».

– Потому.

– И все же? – Эта бестолковая девица продолжает строить глазки.

– Потому что я так сказал, – откровенно хамит Артем. Он смотрит на собаку почти сочувствующе. «Бедняга, ну и хозяйка тебе досталась!»

Несколько секунд блондинка растерянно хлопает ресницами, потом возмущенно шипит:

– Вы со всеми так разговариваете или только с женщинами? Я бы не стала завидовать вашей жене.

Артем резко бросает ей поводок и цедит сквозь зубы:

– Нет у меня никакой жены. Нет! – повторяет он чуть громче, а потом кричит, не отрывая взгляда от расширенных от ужаса глаз клиентки: – Нет! Нет! Вы слышите меня? Нет!