Мика рывком села. Голова кружилась, но рвоты не было. Только бы не сотрясение. Теперь водитель не пытался ее остановить. С холодным интересом посматривал он на Мику в зеркало. Иномарка. Мика медленно сняла с запястья часы Tissot, массивный золотой браслет с клеймом Cartier и нехотя добавила серьги – несколько скромных, но качественных бриллиантов в изящной оправе.

– Высади, – вещи падают на переднее сиденье.

Водитель одной рукой перебирает золото, косясь на Мику все более заинтересованно.

– Где ж они тебя такую наворочанную прихватили, а? По турбазам шаришься?

– Высади, – Мике почему-то не страшно. Если бы голова еще не так кружилась.

– Ах ты! – бешено закричал водитель. Но уже не Мике.

Не понимая, что происходит, Мика обернулась. Мелькнула машина, знакомая до боли с детства. Белую с синей полосой. Помощь. Резкий поворот руля. Вокруг кусты, кусты, кусты.

– Держись! – кричит водитель. – Мы…

Мика смотрела, но вокруг лишь кусты-кусты-кусты-кусты. Внезапно сиденье сбросило Мику, и она улетела, задевая передний подголовник, вперед. Странно – на высокой ноте замолк музыкальный хит, резиновая зверушка яркой наружности пронеслась рядом. Сама Мика успокоилась, падала, падала, падала.

Просто удивительно, откуда столько клюквы. Маленькие, шустрые ягодки не стояли на месте, они пробегали по серому велюру и скатывались вниз. Куда, Мика не видела. Ей очень неудобно сидеть, но выбираться она не хотела. Зато хотела спать. Но свет откуда-то сверху, холодный и резкий, заставил двигаться. Мика стряхнула остатки клюквы и почему-то левой рукой потянула за велюр. Голова медленно высунулась, за ней плечи. Это при ее-то росте поместиться в углублении для ног! Медленно, стараясь не смотреть по сторонам, только в себя. Все силы на то, чтобы развернуться и сесть на сиденье. Есть контакт. Мика замерла. Во рту соль. Сплюнула, но вкус не ослаб. Голова гудела. С правой рукой не все в порядке.

«О, возлюбленная наша, я не в порядке, совсем не в порядке.» Мика посмотрела на правое плечо. Оно неправильной формы, но думать об этом нельзя. Пальцы не слушались, расстояние от локтя до плеча нехорошее, нетвердое. Нос тупо болел, но кровь остановилась. Зубы целы, а это уже целое состояние.

Мика открыла глаза и посмотрела сначала вперед. Но это так неправильно и страшно, что тут же отвела взгляд. Белое стекло с черными трещинами, из которых выглядывали веточки. Нет, потом. Мика не хотела поворачивать голову направо. Совсем не хотела. Но непонятная сила, скрипя ее бедными, целыми, слава богу, позвонками, повернула голову.

Мика начала слышать, звук неприятен. Истошный бабий визг. Мика закричала сама, кричала долго. Ей виднелась только макушка с коротким ежиком светлых волос и откинутая кисть. Все остальное было занято какой-то шевелящейся серой массой. Масса двигалась.

Наверное, так выглядят легкие, наполненные воздухом. Мир кружился вокруг Мики, она ускользала от света.

Кисть пошевелилась. Волосы на макушке тоже. Но Мике уже все равно. Дышать стало труднее, и Мика опять начала падать.

Ее больную руку трясло, что-то тянуло шею, раскачивало и без того тяжелую голову. Мика открыла глаза и увидела совершенно незнакомое лицо. Под носом у мужчины две полоски крови, через лоб красная полоса.

– Никуда не уходи, – сказал мужчина, – сиди вот так и не двигайся, слышишь? Ничего не бойся и не уходи, я быстро, слышишь?

Мика кивнула, только бы он перестал прикасаться. Скрипнула дверь, мужчина ругнулся и прыгнул вниз. Мика не двигалась. Сон то накатывал, то отступал. Что-то сильно дернуло салон, и еще раз. Слышны голоса, но не здесь. Внезапно дверь со стороны Мики исчезла, и откуда-то снизу на нее посмотрел коротко стриженный человек. Один из тех, кто затащил ее в этот кошмар. Разум не поспевал за движением рук, да и остался ли он? Мика пригоршней зачерпнула кровь с лица и, выбрасываясь вперед, размазала по бритой голове темную жидкость.

– На тебе! Добить пришел?

– Да пошла ты!

Человек исчез, как провалился. Мика откинулась назад, сил не осталось. Все.

– Мика, – послышался теплый голос, – Мика, открой глаза.

Чьи-то холодные пальцы провели по лицу, но боли не причинили. Голос успокаивал. Он показался Мике так близок, что захотелось заплакать. Веки потяжелели. Бред.

Разбитый BMW 7 Series лежал на передних фарах, приподняв заднюю ось – теперь дверь переднего пассажира зияла в полутора метрах от земли. Антон потянулся вверх, но его пальцы лишь оцарапали порог: даже его сто восемьдесят пять сантиметров роста не хватало, чтобы достать до Мики в кресле. Сосед по подъезду, бывший друг детских игр и, говорят, влиятельный человек. Человек из другой жизни. Той, в которой дни рождения, бассейны, где тебя никто не обидит.

– Мика, я не могу взять тебя на руки. Сильно повреждено правое плечо. Дай мне левую и чуть-чуть подтянись. Я тебя поймаю. Только очень осторожно.

Мика протянула руку, и Антон, как рыбку, выхватил ее из салона. Но даже оказавшись в его надежных объятьях, Мика чувствовала себя плохо. Она посмотрела на машину. Огромная иномарка стояла на скомканном носу. Красивая. Была. Груда покореженного металла.

Окончательно она пришла в себя уже в машине Антона. Полулежа на переднем сиденье. Сзади незнакомые люди. Их негромкий разговор вывел ее из тумана.

– Показалось… – прошептала Мика, но фраза растворилась в гуле двигателя.

– …Тут же поворот такой. Надо сначала тормозить, а потом уже трах-тарарах, а тут еще рыльце в пушку. Зимой двое рванули. Парнишке не повезло, сразу отъездился. А девчонку чуть не через сутки вытащили. Самое смешное, мода тогда на парики была. Ее вытаскивали, а парик зацепился и висит на ветках. Кровищи на снегу было! На следующий день подогнали Камаз машину тянуть. Камазист здоровый такой мужик, ему в пору гвозди лбом заколачивать, пошел цеплять. Глядь, подстывшая лужа крови. Глаза поднял, показалось ему, что голова! Что ты думаешь, упал. Хватились, а он без сознания. Ох и матерился он потом, проклинал и баб, и все их причиндалы. В общем, мужики помимо всего прочего еще на ящик водки угорели.

Мика шевельнулась. Антон повернулся, шепнул с жалостью.

– Потерпи, дорогая. Уже все кончилось. Потерпи.

Антон не знал, что все только началось. И терпеть Мике придется еще очень долго.

***

Домой Мика попала только на следующий вечер. Часть спины, плечо и вся правая рука были надежно упрятаны в гипс. Тело обволакивал корсет. Кисть так развернули, что, казалось, Мика бесконечно просила милостыню. Лицо медленно оплывало тем, что на медицинском языке загадочно называется гематомами, а в простонародье – фонарями. Сотрясение мозга, зверски переломанное плечо – вот это повеселились! На фиг нам такие именины? Ряды сочувствующих и участвующих постепенно рассосались. Мика осталась с Честиком и собакой. Жить дальше.

***Мика проснулась, как от толчка. Темнота была липкой. Сердце бешено колотилось, воздуха не хватало. Любое движение было странным и очень неприятным. Тело не хотело двигаться. Старые надежные способы опоры не годились, а новых пока не было. Попыхтев, Мика наконец приняла почти вертикальное положение. Кое-как доковыляв до настольной лампы, оказавшейся теперь в тридевятом царстве, она зажгла свет. И разбудила забавную команду. Честик с собакой в обнимку спали у порога. Оба грязные и забытые. Мике, как, впрочем, всегда, даже после более благополучных отлучек, остро, до слез стало стыдно. Ну что еще женщине за тридцать нужно для полного счастья? Сиди дома, и сам цел, и братья меньшие довольны. Рука сама потянулась к огромному пакету с лекарствами от всех болезней. Вытащив необходимый набор пенталгина с валокордином, Мика на трясущихся ногах вернулась в постель. И, только взгромоздившись на подушки, поняла, что не взяла воду и не выключила свет. А так как проделать тот же путь второй раз было равносильно самоубийству, Мика, как все нормальные женщины, тихо заплакала. От всего вместе.

И тут же у нее перед сопливым носом оказалась распечатанная банка колы. Честик по-хозяйски сунул в банку трубочку.

– Где взял? – всхлипывая, спросила кающаяся мать.

– Подарили, – твердо ответил сын. – Да ты пей, не бойся. Дядя Антон дал. Велел за тобой присматривать.

– Ты с собакой гулял, а ел что?

– У меня все нормально. Мам, ну не реви.

– Ты очень испугался?

– Да ты что?! Дядя Антон сказал, ты теперь месяц в школу не пойдешь. Прикинь, да?

– Мечтатель! – вздохнула Мика.

С ковра, потягиваясь, уже поднялась собака. Не пропуская предоставленной возможности, подсунула свой длинный нос, чтобы почесали.

– Мам, давай свет не будем выключать, и спать я буду у тебя сегодня, ладно?

– Хорошо.

За окном уже светлело небо. Скоро дворник заширкает своей метлой. Мика не спала. Как все женщины, она думала: «Господи, ну почему это все со мной?».

Утро началось с мучительных водных процедур – приходилось обходиться одной рукой, каждое движение в ванной давалось с трудом. Завтрак на кухне, яичница Честика, чуть пригоревшая по краям, все равно казались светлой полосой после кошмарной ночи. Собака обижалась, на нее никто не обращал внимания. Без конца звонили знакомые и выражали сочувствие, обещая заехать и все привезти. Кажется, проблема питания решалась сама собой.

Приехала мама. И сказала, что именно так рано или поздно должно было случиться. Потому что нечего со всякими дело иметь и жить как придется. Но обед был готов, Честик отправлен в школу. Мике заплели французскую косу. Вместе с мамой они разрезали старые футболки и соорудили несколько распашонок. Вид был экзотично-неприличный, но вполне спортивный. Потом Мика выпила пару таблеток успокоительного и заснула. Ей снился сон. Она была на краю обрыва, а внизу, среди цветущей долины, стоял человек и махал ей рукой. В спину все время толкали, не так чтобы очень, но толкали. А долина была просто изумительна. Стоило сделать один шаг, всего один. «Я же тогда точно разобьюсь», – совсем не романтично подумала Мика. Толчки в спину стали сильнее, а лицо человека как будто стало узнаваемым. Ждал он ее.

Тут залаяла собака. Зло. С истеричными нотами. Толчки прекратились, но Мика все равно не могла шагнуть назад. Там так плохо. Вперед тоже не могла. Тогда она закричала, замахала тому человеку двумя руками. И начала падать. Уже падая, Мика заплакала, потому что знала, чем это кончится.

У нее сломается плечо, футболки разрежут, а Честик принесет колу. Но когда она уже почти долетела до долины, то удивилась. Полет не прекращался. Сама долина как-то превратилась в люминесцентно зеленую газовую массу. Мика все летела и летела, переворачиваясь. Легкость была удивительной. Скала, на которой она стояла вначале, осталась далеко вверху. А вокруг уже вообще ничего не было, только хрустальная чернота и зеленые сполохи снизу. Тогда Мика услышала. Это мог быть голос очень больного или безмерно уставшего человека. Голос без надежды и мольбы, как выдох. Он звал ее.

Мика вспомнила: Честик. Имя застучало в голове, сжало виски. И она, опять переворачиваясь, но уже вместе с кроватью, со всей комнатой, намертво вцепившись в простыню здоровой рукой, пискнула и не смогла подавить подступившую тошноту.

– Ну все, помогите ей.

Мика подняла голову от заплеванного пола. Прямо у ее кровати сидел толстый мужик в треснувших очках и белом халате. На журнальном столике стоял железный чемодан с красным крестом. Человек доедал яблоко и смотрел на Мику. Еще она поняла, что буквально висит на чьей-то руке. Во рту было сладковато-горько, болела голова. Очень хотелось опять подержаться за кровать. Она уже не переворачивалась – теперь и кровати нельзя было доверять.

– Да, дорогая, ДТП – это вам не детские игрушечки, – сказал человек в халате и начал что-то собирать в свой чемодан. – Родственникам вашим я уже объяснил. Теперь вот вам еще говорю. С головой-то шутить не приходится. В стационаре вы лечиться отказались? Отказались. Подписку дали? Дали. Так что теперь спасение утопающего в руках самого утопающего. Привыкайте не усложнять себе жизнь. Все что надо, выписано. Завтра по месту жительства подойдут, проверят. Пить, курить, волноваться, активно передвигаться не советую. Головой не трясти. Как известно, если больной хочет жить, медицина бессильна. Так что, когда будете себя жалеть, вспомните.

Человек встал и еще раз бочком посмотрел на Мику.

– А, к слову сказать, ничего интересненького из последних впечатлений не было?

– Нет, – почти с ненавистью просипела Мика.

– Вот и славненько, – успокоился доктор, – проводите меня.

Мика повела головой и опять увидела Антона. Тот проводил человека, закрыл дверь и вернулся. Выглядел он не очень. Присев на край кровати, заговорил, как с капризным ребенком.

– Мика, надо что-то делать. Плохо тебе. Если бы мама твоя не заметила, что синеешь, думаю, общались бы мы с тобой позже. Намного позже. И пойми меня. Хорошо, что эти дни какие-то пустые, но завтра я уже под завязку. Волка ноги кормят. Мама жить у тебя не сможет. Денег – нанять сиделку – у тебя нет. Честик так с тобой с ума сойдет. В общем, не один я. Мы тут посидели, подумали. Есть вариант. Где у тебя ключ запасной? Давай. В общем, завтра с утра жди в гости. И ты это… Гордость и достоинство плюс прошлые заслуги – дело хорошее, но жить-то как-то надо. Не ерепенься, в общем.

– Слушай, а когда вы тут все успели? Посидеть, подумать, решить? Что за паника?

– А я вот и говорю, не ерепенься! – чуть повысил голос Антон. – Хоть я за тебя пока спокоен буду. Дел у меня других нет, только тебя из страшных историй выколупывать. Про альтернативную службу слышала? Вот и услышишь.

Следующее утро началось ранним звонком в дверь. Честик поскакал открывать. Первым вошел Антон, за ним шло нечто человекообразное с огромной коробкой. Мика не могла не оценить крупногабаритного товарища. С ним даже перестроенная гостиная стала маленькой и тесной. Печать интеллекта не уродовала простое лицо.

– Не узнаешь? А ты присмотрись. Свидание у вас получилось кратким, но ярким.

Мика внимательнее пригляделась к вошедшему. Светлые короткие волосы, сломанный нос-картошка, большие руки… Руки, перебирающие золотишко.

Кисть из-под серой двигающейся массы… Мика прикусила губу, невольно откинувшись назад.

– Рекомендую. Сейчас не опасен, а полезен. Тебе нужен помощник, ему нужно немного изменить ритм жизни. Зовут человека Женя, можно Жека, можно Джек. Даму и пострадавшую – Мика, с остальными сам разберешься. Женя будет с тобой, Мика, столько, сколько это потребуется. Материальное обеспечение, лекарства, врачи, отвезти-привезти, по хозяйству – все с него. Я буду заходить так, чтобы не надоесть, – редко, но с удовольствием. Если что-то где-то не поделили – сообщите. Мы с Жекой обо всем поговорили, проблем не будет. Ну а в крайнем случае, телефоны никто не отменял.

– Подожди, подожди, – заволновалась Мика, – это кто придумал? Кто меня спросил? Ты привел ко мне постороннего человека, которого я даже в самых жутких снах видеть не хочу. И что? Ты его хочешь жить, что ли, здесь оставить?!

– Жить, Мика, жить. Причем как в армии. В шесть подъем, потом завтрак, и далее по расписанию. Извини, разберетесь постепенно, я ушел.

И ушел! Мика ошарашено посмотрела на свою новую няньку. Детина молча развернулся и пошел на кухню. Судя по звукам, он там разбирал коробку. Потом мыл руки. Затем что-то зашипело на сковороде. Мика с трудом сползла с кровати. Морщась, ругая на чем свет стоит Антона, похромала вслед за этим Джеком. Он сидел на табуретке, сутулясь, свесив руки между коленями, перегородив своими ногами не такое уж маленькое пространство. Мистер Шимпонзян. Услышав прискоки Мики, нехотя повернул большую голову.

– Собирайте свои манатки, – Мика покрепче ухватилась за стол здоровой рукой, – и будьте совершенно свободны. Я не сирота, у меня вполне хватит родных и близких. Всего доброго. Дверь захлопнете.

Джек отвернулся к плите и уставился на голубые язычки газа. В плоских зрачках блики.

– Что-то непонятно? Я сейчас… я не знаю, что сделаю! – Мика хватала ртом воздух и несла чушь. Пустить в свой дом чужака может каждая, но вот выгнать его – это искусство.

– Что ты кричишь? – голос у парня был глухой и какой-то безжизненный. – Мне что сказали, я то и делаю. Не могу я уйти, поняла?

– Черт-те что! – Мика круто развернулась и рванула к телефону. Ну сейчас она покажет Антону песни с плясками.

Однако рывок оказался слишком сильным. Тщательно выстроенное равновесие нарушилось, и Мика головой вперед попыталась выпасть в коридор. Именно попыталась, так как на полдороге была перехвачена и установлена в прежнее положение.

– Ты… вы бы лежала… ли, – мучаясь от вынужденной вежливости, сказало чудовище, – давай… те я вас провожу, ляжете.

Мика было дернулась, но пережитого на сегодня было вполне достаточно, она смирилась. Единственное, что ее радовало в данной ситуации, это вес. «Вот и пусть таскает, – мстительно подумала она, – не балерина».

Джек внес неожиданное разнообразие. Во-первых, он привез и установил посудомоечную машину, во-вторых, притащил кучу компьютерных игр, и теперь Честик всегда был занят. Верзила обладал одним бесценным качеством: он никуда не лез. Все, что он делал, подчинялось какому-то непонятному Мике ритму. Так хорошо отлаженная машина выполняет заданную ей программу. Никогда нельзя было сказать, доволен Джек или расстроен. Даже когда он улыбался, за невысоким лбом шла неведомая неторопливая работа. А улыбался он редко.

***

Мика к вечеру почувствовала себя хуже. Не проходил озноб, казалось, сломанная рука горит под гипсом. Приняла лекарства и забылась. Очнулась опять с колотящимся сердцем, задыхаясь, вся в поту. Горела настольная лампа, в кресле сидел Джек и играл в танчики. На столе стоял стакан с водой без газа и лимоном.

Увидев, что Мика не спит, молча протянул ей стакан. Давясь холодной минеральной, Мика сделала несколько глотков. Джек забрал стакан. Повертел его, поставил.

– Мне где лечь?

– Рядом, – съязвила Мика. – Тебе домой не пора бы?

– Не пора! – рука Джека невольно прихлопнула по столу. Звук получился громкий. Мика слегка подпрыгнула и решила, что иногда скромность лучше доблести.