«Русский агент» Фациус

В ряду боннских любителей музыки обычно упоминается Иоганн (Иван) Фациус, находившийся на службе у российского правительства. Такие служащие назывались тогда агентами. Они выполняли различные обязанности и поручения, а некоторые могли из агентов стать дипломатами.

Учитель Бетховена, Кристиан Готлоб Нефе, в своем очерке о боннской капелле и городской музыкальной жизни, напечатанном в 1783 году, писал: «Три сына господина Фациуса, здешнего русского агента, весьма музыкальны. Двое старших играют на флейте, а младший – на виолончели»^[10]. Готфрид Фишер в одном месте своих воспоминаний писал, что семью Бетховен посещали «господин Фациус, гофмейстер английского посланника, и три его сына и две дочери», а в другом месте сообщал забавные подробности: три сына Фациуса, приходя в дом на Рейнгассе, пристально разглядывали хозяйскую дочку, хорошенькую Цецилию Фишер, всегда одетую как куколка, на что девочка сердилась и возмущалась^[11].

Из скупых слов современников, Нефе и Фишера, совершенно неясно, как звали этих сыновей Фациуса, какого они были возраста и кто из них на каком инструменте играл. Между тем вопрос этот не совсем праздный, поскольку семья «русского агента» была весьма многочисленной, а сам он – человеком чрезвычайно интересным и одаренным.

Историей семьи Фациуса в связи с музыкальными связями XVIII века подробнее всех занимался Павел Георгиевич Сербин, продолжающий работать над исследованием об одном из сыновей «русского агента», виолончелисте и композиторе Иоганне Генрихе, который в 1780 году уехал в Россию, служил в капелле графов Петра Борисовича и Николая Петровича Шереметевых в Москве и Петербурге, а с лета 1809 года проживал в глубокой провинции – Краснослободске в Пензенской губернии. После 1810 года его след теряется. Попутно П. Г. Сербин установил даты жизни всех членов семьи Фациус по метрикам, хранящимся в Регенсбурге, Нюрнберге и Кёнигсберге. Этой информации в столь полном виде нет ни в одном из печатных источников, и я выражаю коллеге глубокую благодарность за то, что он разрешил мне ею воспользоваться^[12]. Сербин изучил также переписку Иоганна Фациуса, хранящуюся в АВПРИ, и пришел к аргументированному выводу о том, что упомянутыми в мемуарах Нефе тремя сыновьями «русского агента», общавшимися с семьей Бетховена, могли быть Иоганн Кристоф (или Христофор, 1752–1812), Фридрих Вильгельм (1758–1815) и Иоганн Георг Септимус (1762 – после 1791). Вероятно, что среди братьев Фациус, посещавших дом Фишера, был также и Иоганн Леонард (или Леонхардт, 1754–1823). Все названные здесь сыновья Фациуса находились в Бонне в начале 1780-х годов, а Леонард бывал или проживал там вплоть до лета 1794-го. Даты жизни Иоганна Кристофа, Леонарда и Фридриха Вильгельма заставляют думать, что они могли водить дружбу не столько с подростком Людвигом, сколько с его отцом Иоганном (ок. 1740–1792); разве что их младший брат Септимус годился в приятели Людвигу, но все равно был на восемь лет старше него. Однако ощутимая разница в возрасте не исключает вероятного совместного ансамблевого музицирования всех членов обоих семейств.

Из сопоставления свидетельства Нефе с датами рождения сыновей Фациуса явствует, что на флейтах играли Кристоф и Фридрих Вильгельм (возможно, и Леонард), а на виолончели – Септимус, который в отличие от брата Иоганна Генриха профессиональным музыкантом не стал. Готфрид Фишер упоминал в числе частых посетителей квартиры Бетховена не только братьев, но и двух сестер Фациус. Ими, несомненно, были София Генрика Доротея (1765–1814) и Фредерика Луиза (1767–1835), которые по возрасту также могли быть приятельницами Людвига. В 1784 году обе девушки вместе с отцом и матерью покинули Бонн; замуж они не вышли и ничем не прославились, хотя в юности, скорее всего, обучались музыке.

Документы, выявленные и опубликованные в наши дни, помогли уточнить детали биографии и деятельности отца семейства. В отечественных анналах он остался как Иван (Иоганн Кристоф) Фациус (1721–1798). Родился Фациус под Франкфуртом-на-Майне, в молодости жил в Регенсбурге, там же обзавелся семьей, женившись в 1747 году на Элизабете Ауэрнхаммер (дата ее рождения неизвестна, а умерла она, как установил П. Г. Сербин, в 1787 году в Брюсселе). Уже в 1747 году у пары начали рождаться дети, которых всего было двенадцать: три дочери и девять сыновей. Лишь два мальчика умерли в раннем детстве, все остальные росли, радуя родителей, однако постоянно озадачивая отца семейства заботой об их пропитании и образовании.

Несколько лет Фациус служил на скромных секретарских должностях при дипломатах, связанных как с английским, так и с русским дворами. Регенсбург был в то время важным центром европейской политики, поскольку в этом небольшом городе с 1663 до 1806 года действовал постоянный рейхстаг Священной Римской империи, ее высший законодательный и представительный орган. Иметь своих послов в Регенсбурге считали необходимым все европейские державы, включая Россию. И вряд ли случайно многие немцы, поступавшие на русскую дипломатическую службу, происходили из Регенсбурга или работали здесь.

Как описывал Фациус этот период в автобиографии 1783 года, «с начала 1745 до 1755 года я был связан с Гольштейн-Готторпской дипломатической миссией в Регенсбурге, служа под начальством советника юстиции [Клауса] Реймерса, а после его смерти еще более года служил там ради его детей. Благодаря этой службе я снискал благосклонность покойного графа Кайзерлинга, милостивое расположение г-на Симолина и дружбу советника [Антона Себастьяна] Струве»^[13]. Эти подробности были бы для нас не очень интересны, если бы перечисленные Фациусом имена не встречались в биографиях великих музыкантов: Иоганна Себастьяна Баха (граф Кайзерлинг) и Бетховена (семья Струве). Иван Матвеевич Симолин (1720–1799/1800^[14]), происходивший из балтийских немцев, в будущем видный российский дипломат с длинным послужным списком, в те годы был министром-резидентом российского правительства при имперском рейхстаге в Регенсбурге. Именно Симолин склонил Фациуса, нуждавшегося в увеличении доходов из-за постоянного роста своей семьи, к поступлению в 1765 году на русскую службу в качестве агента по иммиграции. Екатерина II издала 22 июля 1763 года указ, приглашавший немецких колонистов поселиться в Поволжье. Однако для проведения указа в жизнь требовалась пропаганда этой идеи в Германии и организационные меры, обеспечивавшие благополучный переезд желающих. Симолин разработал схему, по которой три уполномоченных комиссара (одним из них стал Фациус) отбирали завербованных переселенцев (преимущественно молодых, здоровых, работящих и желательно семейных), снабжали их документами и деньгами и переправляли в Любек, откуда они морем прибывали в Россию и следовали к месту назначения^[15].

Такая деятельность иностранных агентов отнюдь не приветствовалась в германских городах и княжествах, не желавших терять значительное количество трудоспособных подданных, поэтому работа Фациуса оказалась нелегкой и часто сопряженной с неприятностями. Он начал вербовать поселенцев во Франкфурте-на-Майне, но его вынудили оттуда уехать, поставив невыполнимые условия – предъявить аккредитацию от императрицы Екатерины II и разрешение на вербовку переселенцев от императора Франца II^[16]. Гораздо лояльнее к деятельности Фациуса отнеслись в графстве Бюдинген, где ему на первых порах оказывали всяческую помощь. Но через некоторое время его попросили покинуть и Бюдинген. В общей сложности Фациус сумел переправить в Россию более 10 000 человек. Несмотря на большой поток проходивших через его руки документов и финансов, Фациус славился исключительной честностью и нисколько не разбогател на своем хлопотном поприще, между тем его семейство продолжало разрастаться.

В Бонне он находился с 1767 года, но уже не занимался делами переселенцев. Формально Фациус должен был помогать российским подданным, оказавшимся на берегах Рейна, – торговцам, путешественникам и прочим. Таких было совсем немного, но в обязанности Фациуса входило также регулярное отправление в Петербург депеш, в которых подробно описывались все важные события, происходившие при дворе курфюрста, в дипломатической среде и в окружающих Бонн землях и городах. При отсутствии нынешних средств информации и коммуникации такие депеши были очень важным источником достоверных сведений о том, что происходило на местах, особенно в периоды военных и политических катаклизмов. В этом качестве Фациус также проявил себя незаурядным, хотя отнюдь не беспристрастным наблюдателем и литературно одаренным человеком. Огромное количество его писем, хранящихся в АВПРИ, еще ждет заинтересованного исследователя; остается лишь мечтать об их переводе на русский язык и научной публикации. Хотя отечественные историки регулярно обращаются к этому богатейшему материалу, фигура Фациуса возникает в их трудах в связи с другими темами, а не как предмет самостоятельного интереса.

В 1782 году Фациус получил формальное назначение русским консулом в Остенде, а с 1784-го – генеральным консулом России в Брюсселе. Однако в 1783–1784 годах два его сына числились в списках студентов Академии Кёльнского курфюрста в Бонне, преобразованной в 1784-м в университет. По мнению П. Г. Сербина, хотя их имена в матрикуле не указаны, это могли быть Иоганн Кристоф и Вильгельм Фридрих, принятые летом 1783 года на русскую службу в качестве секретарей и переводчиков при отце с жалованьем в 200 рублей в год каждому^[17]. Видимо, отец счел нужным усовершенствовать их образование, направив изучать курс истории Германии. По этой или по другой причине вплоть до весны 1784 года семья Фациус оставалась в Бонне.

Между тем к этому времени Бетховен уже стал местной знаменитостью. Из печати продолжали выходить его новые произведения: два рондо для фортепиано WoO 48 и 49 (1783 и 1784), песни «Портрет девушки» WoO 107 и «Младенцу» WoO 108 (также 1783 и 1784). Понятно, что сам Фациус, будучи небогатым человеком, содержавшим многочисленную семью, не был собственно «меценатом» Бетховена. Более того, в определенный период времени (до рождения Людвига и в первые три года его жизни) семья Бетховенов занимала в Бонне более заметное и финансово выигрышное положение, чем семья «русского агента»: дед будущего великого композитора, Людвиг ван Бетховен – старший, был капельмейстером курфюрста и получал солидное жалованье, а также имел доходы от виноторговли. Иоганну ван Бетховену не удалось продвинуться выше должности придворного певчего, но благодаря полученному от отца наследству и широкому кругу знакомств он в начале 1780-х годов, как уже говорилось, вел вполне респектабельный образ жизни. Поэтому семьи Фациус и Бетховен могли поддерживать дружеские отношения примерно на равных. Речь о каком-либо покровительстве здесь не велась; к общению их побуждали взаимные симпатии и общие интересы. Правда, Фациус и его сыновья были намного более образованными людьми, чем Иоганн ван Бетховен, который за пределами своего ремесла мало в чем разбирался, да и в музыке его кругозор был весьма ограничен. До появления в Бонне проницательного Нефе, разглядевшего в Людвиге задатки гениального композитора, отец запрещал мальчику играть музыку «из головы», считая это вздорной прихотью; равным образом он забрал Людвига из школы, полагая, что, помимо умения читать, писать и считать, другие знания ему не понадобятся. Творческие же интересы семьи Фациус хотя и включали в себя музыку, в большей мере были связаны с изобразительным искусством.

Старшие сыновья Фациуса, Иоганн Готлиб (1748–1814) и Георг Зигмунд (1750–1819), стали известными художниками-граверами; с середины 1770-х годов они работали в Лондоне и с Бетховеном никак не соприкасались. Еще один брат, уже упоминавшийся Иоганн Георг Септимус, художник-миниатюрист и виолончелист, уехал в Англию примерно в 1784 году^[18]. Иоганн Готлиб и Георг Зигмунд до своего отъезда в Англию публиковали в Бонне гравюры, карты и ноты. О художниках и граверах из семьи Фациус существует исследование Ольги Байрд, и далее мы приведем сведения из ее очерка.

Среди продукции Фациусов оказалась, в частности, изданная в 1769 году за подписью обоих братьев «Точная карта части Российской империи и центральной Польши, включая Украину, Подол, Волынь, Русины, Малую Польшу, Мазовию и часть Литвы вместе с небольшой частью Тартарии, Молдавии, Валахии и Трансильвании» (Carte exacte d’une Partie de L’Empire de Russie et de la Pologne meridionale renfermant l’Ukraine, la Podolie, la Volhynie, la Russie, la petite Pologne, la Mazovie, et une Partie de la Lithuanie avec la petite Tartarie la Moldavie la Valaquie et la Transylvanie Suivant). В 1770 году Георг Зигмунд Фациус напечатал награвированную им карту Чесменского сражения, в котором русский флот одержал победу над турецким^[19]. Тот же Георг Зигмунд награвировал едва ли не первое в Бонне нотное издание, выпущенное в свет в 1772 году. Это был сборник сонат Андреа Лукези, который после смерти деда Бетховена, Людвига-старшего, занял пост капельмейстера капеллы курфюрста. Чтобы точно награвировать сонаты, нужно было достаточно хорошо разбираться в музыкальных материях.

В Брюсселе Иоганну Фациусу довелось стать свидетелем и отчасти летописцем Брабантской революции 1787–1790-х годов – восстания против политики императора Иосифа II, а по сути против владычества Габсбургов и феодального уклада жизни в Австрийских Нидерландах. Историк Алла Сергеевна Намазова подсчитала, что в АВПРИ хранится около тысячи писем Фациуса, причем «более 500 из них раскрывают события 1787–1790 гг. и представляют собой важный источник для изучения Брабантской революции»^[20]. По-видимому, личные письма от Фациуса постоянно приходили также в Бонн, и свежие известия из Брюсселя обсуждались в той самой среде, в которой вращался и молодой Бетховен. Более того, поскольку дед Бетховена был родом из Фландрии, Людвиг, вероятно, принимал поступавшие оттуда вести близко к сердцу. В 1788 году была опубликована трагедия Гёте «Эгмонт», сюжет которой, связанный с борьбой Нидерландов против испанского владычества в XVI веке, оказался необычайно злободневным. Возможно, в боннском Обществе любителей чтения, к которому принадлежали Нефе и другие старшие сослуживцы Бетховена, эту трагедию читали и обсуждали.

Фациус, человек уже пожилой, многое на своем веку повидавший и оставшийся убежденным монархистом, воспринимал любую революцию как катастрофу. Боннская же молодежь, либерально настроенные профессора университета и некоторые коллеги Бетховена по придворной капелле были, напротив, увлечены революционными идеями, которые в тот момент еще не повлекли за собой кровавых последствий и воспринимались как порыв человечества к более справедливому общественному устройству. Среди юношеских песен Бетховена около 1792 года появилась декларативно-плакатная песня на стихи Готлиба Конрада Пфеффеля «Свободный человек» WoO 117; она была напечатана в Бонне лишь в 1808 году во второй редакции 1795 года – в Вене такой текст цензура бы, разумеется, не пропустила. В Бонне же ее, несомненно, распевали друзья Бетховена во время совместных встреч и пирушек.

Иоганн Фациус еще раз появился в Бонне при весьма драматических обстоятельствах в 1794 году, когда Бетховена там уже не было. Хронику событий описал сам Фациус в своих регулярных депешах в Петербург, адресатом которых был тогдашний вице-канцлер Российской империи граф Иван Андреевич Остерман (1725–1811). Письма Фациуса написаны на французском языке очень аккуратным почерком его сына-секретаря Иоганна Кристофора (почерк Кристофора установлен П. Г. Сербиным). Первое письмо Фациуса из Бонна датировано 19 (30) июня 1794 года; в нем сообщается о вынужденном бегстве Фациуса из Брюсселя после начала там боевых действий между французскими и имперскими войсками и об эвакуации из города властей и правительства Австрийских Нидерландов^[21]. Не имея возможности заниматься своей основной служебной деятельностью в качестве консула, Фациус фактически стал военным корреспондентом (а в какой-то мере и шпионом), оперативно передававшим в Россию последние сведения о перемещениях враждующих армий, о действиях князей и полководцев, о поступках и передвижениях августейших особ и политически значимых лиц, о настроениях в войсках и в народе.

Каждое письмо снабжено в конце карандашной пометой на русском языке о дате получения. Обычно дипломатическая почта доходила в Петербург за 10–11 дней, иногда чуть дольше; бывали случаи, что два-три письма доставлялись одновременно (видимо, это было связано с датами отправки курьеров). С нынешними темпами распространения информации такие сроки сравнивать невозможно, но для XVIII века они выглядели весьма оперативными – в газетах новости появлялись с куда большим опозданием.

В Бонне Фациус находился до двадцатых чисел июля 1794 года, после чего перевез свою семью вместе со всем имуществом в баварский Ашаффенбург – резиденцию князей-электоров Майнца, откуда продолжал неутомимо слать депеши Остерману. Из этих писем можно извлечь немало подробностей, не имеющих, конечно, отношения к музыкальным материям, но раскрывающих исторический контекст этого бурного времени.

Бетховен, живший тогда в Вене, имел, очевидно, очень смутное понятие о том, что происходило летом 1794 года в его родном Бонне, и его вряд ли можно за это винить: официальная пресса строго цензурировалась, частная переписка также подвергалась перлюстрации, если не была отправлена с оказией. Два письма, отосланных Бетховеном летом 1794 года в Бонн Николаусу Зимроку его старому сослуживцу по придворной капелле, занявшемуся нотоиздательством, выдержаны в жизнерадостном тоне. Первое из них, от 18 июня, вполне безмятежно: Бетховен говорит о гравировке своих Вариаций WoO 67 на тему графа Фердинанда Вальдшейна и предлагает отослать с оказией рукопись этих вариаций из Вены в Бонн «к моему другу, графу Вальдштейну»^[22]