– Всё, – отозвался Христенко. – Извини, опоздали на одну минуту.

Сунув ему деньги, я попыталась нащупать ручку дверцы, бормоча, что всё в полном порядке, не стоит беспокоиться. Понаблюдав за моими жалкими попытками, Христенко покачал головой и, потянувшись, открыл её сам. Я вылезла, пошатываясь, и жадно глотнула воздуха. Так быстро я ещё никогда не ездила. Так быстро я даже не летала.

***

Олег был дома. Мало того, он был не один. Заслышав голоса, я живо сбросила обувь и прошлёпала на кухню. Но не успела сделать и пару шагов, как Олег заговорил, и я инстинктивно замерла:

– Вот в том-то и дело! Сам не знаю, как быть! Она же ведь недавно упала, сотрясение мозга было. Раз прихожу – стол накрыт, сидит одна пьёт! Так что с ней… случается… То машина чуть её не сбила…

Поняв, что подслушиваю чужой разговор, я смутилась, не сразу даже сообразив, о ком идёт речь. Поэтому шагнула назад и громко хлопнула входной дверью.

На кухне сидели двое. Гость обернулся, и я опознала Климина.

– Здравствуйте… – растерялась я, моргая на кое-как порезанные куски колбасы, кучкой наваленные на суповой тарелке.

Рядом красовался батон белого хлеба, резать который и вовсе посчитали излишним, и наполовину открытая банка шпрот. Венчала это кулинарное великолепие полупустая бутылка водки. Продолжать настаивать, что стол в соседней комнате был также сервирован руками моего супруга, мог только абсолютно сумасшедший.

Словно услышав мои мысли, Олег театрально развел руками:

– Вот… Некуда гостя пригласить… – и кивнул на Климина.

Тот несколько смущенно улыбнулся:

– Здравствуйте, Любовь Петровна! – И выдвинул мне табурет. – Присаживайтесь!

– Спасибо… – пролепетала я, окончательно теряясь.

Зачем он приехал, если сказал, что позвонит? И почему они оба смотрят на меня с ласковой безнадежностью, словно сидят у смертного одра?

– Вот, мимо ехал, решил к вам заглянуть. Заодно взял АОН, чтобы время даром не терять… Поставим – мигом узнаем, кто хулиганит, – доходчиво пояснил гость.

Он объяснял ещё что-то насчет определителя номера, но меня интересовало другое.

– А что насчёт отпечатков? – вежливо встряла я в первую же паузу.

Тут капитан замялся. Сердце у меня ухнуло, и я испуганно глянула на мужа. Он тоже смотрел на меня, и во взгляде по-прежнему сквозило болезненное сочувствие.

– А насчёт отпечатков… – кашлянул в кулак Климин. – Отпечатки на посуде присутствуют. Ваши и вашей подруги… Вельниченко Лидии Максимовны…

Я ждала, вопросительно глядя на капитана. Однако казалось, что сказать ему больше нечего.

– И что же?

– Ничего, – пожал плечами Климин.

– То есть вы хотите сказать, что никаких отпечатков нет?

– Почему же нет? – возразил Климин. – Есть. Ваши и вашей…

– Это понятно, – перебила я, теряя терпение. – Странно, если бы их не было! Мы ведь брали в руки каждую тарелку. Но я имею в виду чужие отпечатки. Разве не странно, что их нет? Посуду же кто-то принёс, кто-то расставлял её на столе… Хотя бы продавец в магазине должен был держать её в руках!

Пока я разговаривала с милиционером, Олег жевал колбасу, задумчиво глядя куда-то в пространство над моей головой. Казалось, вся эта сумасшедшая история мало его интересует.

– Ничего странного, – пожав плечами, отозвался капитан, подливая себе и Олегу водочки. – Как правило, каждая женщина моет новую посуду перед употреблением.

– Как… – начала я, но сбилась, поскольку капитанская мысль до меня наконец дошла. – Что вы хотели этим…

– Люба! – встрял вдруг Олег голосом смертельно уставшего человека. – Тебе ещё не надоело? Что за глупость ты выдумала? Наверняка не одна, а с этой дурой Вельниченко… Будем! – Тут они с Климиным чокнулись и дружно выпили. – Она с самой школьной скамьи пыльным мешком трёхнутая! Ну зачем всё это нужно? Чего ты добиваешься?

Пока я, открыв рот, ошарашенно моргала на супруга, он выловил из банки истекающую маслом рыбку и забросил в рот, словно мяч в баскетбольную корзину. Гость проделал то же самое с куском колбасы. И теперь, активно двигая челюстями, они оба смотрели на меня с весёлым недоумением: что, мол, голубушка, не прошла твоя очередная женская глупость?

Я молча кусала губы, переводя взгляд с одного на другого, ясно чувствуя, что горькие слёзы обиды на вселенскую несправедливость уже где-то совсем близко.

«Что тогда сказала Лидка? «Интересно, чего он добивается: развода или психушки?» Действительно, интересно… Не постеснявшись выглядеть дураком в глазах посторонних, обращается к знакомому милиционеру… – Я мысленно хмыкнула, позабыв, что собиралась плакать. – Если, конечно, этот знакомый не помогал Олегу расставлять эти проклятые тарелки на нашем столе… А что? Мало разве продажных милиционеров? Милиция… Стоп! – вдруг вспомнила я. – Ведь что говорил псих? Что-то типа: «Беги от милиции, как чёрт от ладана»? Или вроде того… Зачем он это сказал? Может быть, он и имел в виду что-либо… подобное?»

– Я буду в гостиной, – тихо сказала я, поднимаясь.

И ушла в комнату.

Минут через двадцать появился Климин.

– Спасибо за ужин! – Если бы не серьезный тон, я бы обязательно решила, что он издевается. – Любовь Петровна, я вам, как и обещал, определитель установил. Никаких премудростей тут нет, главное, дождаться, чтобы номер телефона на панели появился. Вы его запишите, и мне перезвоните. Мы вашего хулигана вмиг достанем!

Я глядела на капитана, прикидывая, что же наговорил ему про меня муж. Климин говорил со мной внятно и ласково, словно с умалишенной. Не совсем, конечно, но частично.

– Да, – кивнула я. – Большое спасибо… Я всё поняла…

Климин обрадовался моей понятливости, попрощался и ушёл. Я задумалась. Поэтому не заметила, когда в комнату вошёл Олег.

– Ну, что? – Услышав его насмешливый голос, я вздрогнула. Он сидел в кресле возле двери. – Спектакль окончен?

Мне снова захотелось плакать. Жизнь показалась полной бессмыслицей, мерзкой, глупой и, самое главное, никому не нужной. Но я хорошо знала, что слёзы Олега лишь рассмешат.

– Олег, – с трудом подбирая слова, я отчаянно пыталась сохранять спокойствие,– что-то у нас не так…

– Да ну? – хрюкнул муж.

– Перестань! Нам надо поговорить… Я больше так не могу. Правда, не могу! Иногда мне кажется, что я начинаю сходить с ума! И не могу понять, чего ты от меня ждёшь. Но… если ты всё ещё хочешь… – судорожно сглатывая, я стискивала замёрзшие пальцы, словно перелезая через огромную, усеянную острыми ледяными шипами, гору, – …если хочешь… Я согласна на развод…

Однако потолок не рухнул, пол не разверзся, и сердце мое продолжало стучать, может, немного сильнее, но в пределах допустимого. Муж тоже не рухнул замертво, зато вполне банально усмехнулся:

– Вот как ты заговорила!

– Ты просто не хочешь понять…

– Куда уж мне!

– Пожалуйста, давай поговорим серьёзно! Я люблю тебя. Но так жить больше нельзя.

– Конечно, – снова усмехнулся он, и в его голосе появилось раздражение. – Я ведь не могу делать таких царских подарков! Извини! Ради любопытства поинтересовался, сколько стоит такой фарфор. Знаешь, я тебя поздравляю: он стоит целую кучу денег!

– Что ты имеешь в виду? – ахнула я. – Ты сошёл с ума!

– Слава богу! – зло рассмеялся Олег. – Теперь-то мы знаем, кто здесь сумасшедший! – Он вскочил на ноги и, шагнув к двери, оглянулся: – Что ж, можешь в тишине мечтать о разводе. Мечтать, как утверждают, не вредно!

Я долго смотрела ему вслед, сотый раз перебирая в уме сказанное мужем. Вывод поразил своей простотой и очевидностью:

– Кажется, он только что отказал мне в разводе…

***

Ближе к обеду в кабинет зашла дежурная сестра.

– Любовь Петровна, зайдите в перерыве к Исмаиляну.

– К Исмаиляну?! – охнула, вскидывая ладошки, Жанна. – Точно, нажаловалась старуха… Уволят… Теперь как пить дать уволят!

За несколько дней работы я уже немного освоилась с лабиринтами «Медирона», поэтому до кабинета замглава добралась довольно быстро. Однако в животе тоненько посасывало, и где-то в подсознании я тайно мечтала заблудиться. Но мечтать, как сказал любимый супруг, не вредно. И вот я стояла возле неплотно прикрытой двери Акопа Ашотовича, судорожно перебирая в уме, что сказать в первую очередь.

Внезапно до слуха донёсся женский голос. Я напряглась, поняв, что в кабинете находится Шушана Беркоевна Циш.

– Одумайся, Акоп! – воскликнула она, и я моментально юркнула в сторону. – С этим не шутят! Сейчас ты думаешь не мозгами, а совсем иным местом! А она явно ошиблась. Они же не виделись много лет. И это лишь слова! Со временем из ягненка вырастает баран, и слова надо проверять делом.

Послышался скрип стула, потом звук открываемого письменного ящика. Видимо, Исмаилян копался в своем столе. Он вздохнул:

– Перестань, Шушана! Ты же хорошо её знаешь и знаешь, что она никогда нас не подводила. Вот, прочти ещё раз… Ну что тебе ещё нужно? Исполнительность, преданность, скромность…

– Снова одни слова! – яростно взвилась Шушана. – Говорю тебе, одумайся, пока не поздно! Скромность и преданность – не совсем то, что нам нужно…

– Деньги сделают то, что надо, Шушана, не забывай, – тихо произнес Акоп Ашотович. – Она хороший специалист, и у неё мало денег…

– Мало? – фыркнула она в ответ. – У её мужа нет денег?

Я стояла, прижавшись всем телом к стене, боясь шевелиться. Странный разговор почему-то пугал, хотя у меня не было оснований считать, что он относится именно ко мне. Но сердце колотилось, внося смятение и тревогу, и теперь я думала о том, как бы незаметно отсюда убраться.

– Кстати, насчет исполнительности – уже был сигнал с поста… А скромность? О чём может идти речь, если она ни в грош не ставит пациентов? Ни с того ни с сего назвать почтенную женщину блохастой сучкой…

– Не сучкой, а валенком, – возмущенно поправила я, внезапно оказываясь в кабинете. – К тому же это был кобель. Здравствуйте!

Увидев выражение их лиц, я опомнилась и похолодела.

«Уже уволили…» – и поняла, что терять теперь практически нечего.

– Извините, я, кажется, забыла постучать! Дверь была открыта. – И, продемонстрировав лучшую из своих улыбок, уточнила: – Я не вовремя?

Первым пришел в себя замглав.

– Э-э-э… – затянул Акоп Ашотович, словно собираясь исполнить что-то национальное. – Что вы, Любовь Петровна, проходите… Здравствуйте! Ну как вам у нас работается?

Я подивилась изощренному коварству замглава, но вовремя вспомнила о повадках бабы-яги: сначала помыть-покормить и только потом слопать.

– Прекрасно! Замечательный кабинет, отличное оборудование, чуткие пациенты… Мне благодарности ещё не писали?

– Нет, – растерялся Исмаилян.

Не растерялась Шушана Беркоевна:

– Зато жалобы на вас были, голубушка.....

– Да? – безмерно удивилась я. – В этом центре жалобы на врачей медсестрам пишут?

Шушана так хапнула ртом, что прикусила язык. Может, и не прикусила, но рта больше не раскрывала.

По лицу Акопа Ашотовича трудно было понять, как он отнёсся к моей выходке. Не обращая больше внимания на главную медсестру, мы с ним вполне серьёзно поговорили о работе. Меня сильнейшим образом подмывало обсудить привычку местных терапевтов направлять к специалисту здоровых пациентов, но я сдержалась. В конце концов, я здесь без году неделя, и, возможно, у них есть на то свои причины.

В конце нашей почти дружеской беседы Акоп Ашотович сделал мне замечание:

– С поста доложили, что вас не было при сдаче ключа. – Я промолчала. – Постарайтесь больше такого не допускать. Порядок есть порядок, и правила должны выполняться неукоснительно.

На этом мы распрощались. Закрывая за собой дверь, я краем уха услышала:

– К чёрту, Шушана! Уж лучше баран, чем овца!

***

На выходе из «Медирона» меня ожидал приятный сюрприз – я бросила мимолетный взгляд на дорогу и увидела «Жигули» Христенко. Он выруливал из ворот швейного объединения, расположенного на противоположной стороне дороги метрах в пятидесяти от нашей проходной. Игорь Фёдорович активно вертел головой, пропуская встречный транспорт. Тут на глаза ему попалась я. Лихо развернувшись, он подкатил к бордюру:

– О! Это опять ты?

«Что значит «опять»? – с неодобрением подумала я. – Или он считает, что я его тут специально караулю?»

И сухо кивнула:

– Добрый вечер!

– С работы? – Не дожидаясь ответа, Христенко мотнул головой: – Ну, залазь!

– Спасибо. Но у меня денег нет.

В глазах водителя что-то погасло. Пару секунд он боролся с собой, победил и махнул рукой:

– Чёрт с тобой! По дороге что-нибудь интересное расскажешь.

Роль радио меня не слишком вдохновила. Однако в воспитании Игоря Фёдоровича, особенно по части обращения с женским полом, имелись явные пробелы. Решив, что именно эта тема и будет превалирующей в моём рассказе, я живо устроилась на переднем сиденье.

Очутившись дома, я первым делом собрала со стола злополучный сервиз и сложила в картонную коробку. Сверху пристроила амуров со свечками.

– И всех дел! – громко сказала я, вышла на лестничную клетку и позвонила к Ферапонтову.

Тот оказался дома.

– Коленька, – ласково улыбнулась я, исподволь выглядывая на физиономии молодого человека следы очередной попойки. После блестящей лекции, прочитанной только что Христенко, меня отчего-то потянуло в воспитательные дебри. Но ничего достойного внимания на лице соседа не отображалось. – Помоги, пожалуйста, поднять коробку на антресоль.