Услышав шаги на лестнице, я сразу понял, что это она. Больше никто не ходил по бару с таким хозяйским видом, даже Брукс, а он и вправду был хозяином.
Чтобы избежать встречи, я поспешил спрятаться в кладовке. Так что можете представить мой «восторг», когда она влетела туда, как торнадо, бросила мне на ногу огромную коробку и захлопнула дверь, оставив нас в полной темноте.
«Охренеть! Просто великолепно», – подумал я.
Она стояла так близко ко мне. Слишком близко.
– Открой дверь, Тедди.
Она изо всех сил крутила ручку двери, навалившись всем своим весом.
– Я пытаюсь, никак не получается, – ответила она.
«О боже! У меня нет на это времени».
– Отойди!
Протискиваясь к двери, я задел ее плечом, и меня будто пронзило электрическим током. Не самое приятное чувство, к вашему сведению.
Больше всего в Тедди раздражала ее… обыденность. Она была частью пейзажа – всегда рядом, всегда на расстоянии вытянутой руки, хочешь ты того или нет. Была, есть и, похоже, всегда будет.
«Стоп, хватит об этом думать».
Семь лет прошло, а я никак не мог забыть. Самый прикол в том, что Тедди мне даже не нравилась. Ни капельки. Она всегда была ходячей проблемой. Очень громкой ходячей проблемой.
– Если я не смогла открыть эту чертову дверь, у тебя уж точно ничего не выйдет, – сердито проворчала моя соседка по заточению. – Хотя, может, если она неравнодушна к засранцам…
Последняя фраза прозвучала совсем тихо, но я все отлично расслышал.
Тедди посторонилась, пропуская меня. Я нащупал в темноте дверь, попробовал повернуть ручку. Нет, заклинило намертво.
Вот дьявол!
– Я же говорила, – голос Тедди прозвучал совсем близко. Очень близко.
– Как ты вообще умудрилась такое натворить? – резко спросил я.
Она закатила глаза:
– Ты серьезно? Да эта дверь старше тебя. То есть очень древняя…
Конечно, очередная подколка в мой адрес.
– …И ты еще обвиняешь меня?
– А кто из нас ее захлопнул?
Я начинал закипать. Тедди умела выводить меня с пугающей скоростью.
– Ну я. Но случайно. Зацепилась курткой, и теперь в ней дыра размером с твое раздутое эго. А это, между прочим, винтажная замша.
Просто невыносимая девица!
– Мы заперты в чертовом подвале неизвестно насколько, а ты переживаешь из-за дурацкой куртки?
– Никакая она не дурацкая. И заперты мы тут ненадолго. Нужно просто позвонить Эмми или Бруксу.
Разумное предложение, однако я не собирался признаваться в этом Тедди. Я полез в карман за телефоном и тихонько выругался, вспомнив, что тот остался лежать на переднем сиденье пикапа.
– Что ж, телефона у тебя нет? – сказала Тедди.
В темноте было не видно, но готов был поспорить, что она стояла, сложив руки на груди и укоризненно качая головой, а ее нелепый конский хвост болтался в такт из стороны в сторону. Так и хотелось дернуть за него, как в детстве.
– Да, я забыл телефон в машине. Звони ты.
– Гусси, – произнесла она с приторной сладостью, прекрасно зная, как меня раздражает это прозвище, – я тоже без телефона. Он наверху.
Черт!
Я закрыл лицо руками и тихо зарычал от бессилия. Меньше всего на свете мне хотелось быть запертым в кладовке с Тедди Андерсен. Хотя я знал, что многие с радостью оказались бы на моем месте.
Никогда не сказал бы этого вслух, но Тедди была чертовски хороша. В детстве я этого не замечал, ведь она младше меня на восемь лет. Но когда на выпускной в колледже Тедди пришла в том зеленом платье… Ладно, неважно. В общем, я понимал, что Тедди – настоящая красотка. Красива, как львица или еще какой дикий зверь. Смотри издалека, но не подходи близко, если не хочешь, чтобы тебя разорвали на куски.
Я принялся стучать в дверь и громко звать Эмми и Брукса.
Тедди тяжело вздохнула:
– Успокойся. Эмми все равно скоро пойдет меня искать.
– Откуда такая уверенность?
– Просто я знаю Эмми. Она не бросит меня в этом жутком подвале надолго.
Это было похоже на правду, но я не хотел ждать и продолжил долбить в дверь.
– Ради всего святого, Август, прекрати.
– Не указывай мне, что делать, – огрызнулся я.
Само присутствие этой женщины действовало мне на нервы. Почему Эмми не могла найти себе нормальную лучшую подругу, а не эту ходячую катастрофу? Разве нельзя было выбрать милую, адекватную девушку, рядом с которой не хочется биться головой о стену, которая не втягивала бы сестру в безумные авантюры?
– «Не указывай мне, что делать», – передразнила она.
Я глухо зарычал.
– Ты боишься темноты, Гусси?
– Нет, – ответил я. – Раз уж на то пошло, это ты боишься темноты.
Я знал Тедди буквально с пеленок. Ее отец стал работать на нашу семью, когда ей было всего три месяца. Я прекрасно помнил тот день, когда Хэнк Андерсен впервые подъехал к ранчо «Ребел блю» на своем «шевроле эль-камино». Мне тогда было лет семь или восемь, а Тедди еще не успела превратиться в источник хаоса – может, просто потому, что не умела говорить.
– С чего ты взял, что я чего-то боюсь?
Тедди шлепнула меня по руке. Что за дурная привычка размахивать руками!
– А зачем тогда ты неслась по подвалу, как напуганная лошадь?
– Понятно зачем: чтобы не встретить тебя.
– Что ж, твой план, видимо, не сработал!
Она стояла так близко, что я чувствовал ее дыхание. Слишком близко. Как в тот раз, ее дыхание на моей шее… Черт!
«Райдер, соберись!» – одернул себя я.
– Сработал бы, не будь ты идиотом, который прячется по кладовкам. Что ты вообще здесь забыл?
Не мог же я признаться, что хотел избежать встречи с ней. Это была бы победа для Тедди.
– Может, помолчишь хоть минутку? – огрызнулся я. – Голова от тебя раскалывается.
Это было правдой лишь отчасти. Голова и впрямь болела, но скорее от хронического недосыпа: неделя выдалась просто адской.
Тедди уже приготовилась выдать очередную колкость, но тут где-то в глубине подвала раздался протяжный скрип.
Она ахнула и вцепилась в мою руку:
– Ты слышал?
Я закатил глаза. Ее прикосновения всегда были особой пыткой.
– Ты же вроде ничего не боишься? – проворчал я, высвобождая руку. – Это старое здание, тут все время что-то скрипит.
Тедди промолчала, хотя в этом молчании явственно читалось: «Ага, так я тебе и поверила».
– Не знал, что ты боишься темноты, – добавил я с усмешкой.
– Я боюсь не темноты, а тех, кто в ней прячется. Две большие разницы.
От серьезности ее тона я даже немного растерялся. Она выпрямилась и теперь стояла еще ближе, чем раньше. Я чувствовал ее дыхание.
Черт.
– И кто же там, по-твоему, «прячется»? – язвительно уточнил я, изобразив кавычки пальцами, хотя в темноте все равно ничего не было видно.
– Демоны, – отрезала она. – И вряд ли особо сексуальные.
Я с трудом подавил смешок. Что? Демоны?
– Ты сумасшедшая!
Я поднял руку, чтобы поправить волосы, но нечаянно коснулся ее талии. Она замерла, и я поспешно отдернул руку, чувствуя, как учащается пульс.
– А ты идиот, – пробормотала Тедди, но ее голос был тише и… неувереннее, чем обычно.
Надо было срочно выбираться. Я снова принялся колотить в дверь. Тедди, видимо, решив, что других вариантов нет, присоединилась ко мне.
Через пару минут, слава небесам, раздался голос Брукса:
– Густ? Почему ты в кладовке?
Я вздохнул:
– Потому что Теодора сеет хаос и разрушение везде, где ступает ее нога.
Тедди дернула меня за рукав. Если она сделает это еще раз, я…
«Нет, даже думать об этом не буду!»
– Тедди с тобой? – спросил Брукс.
– Да! – крикнула она. – И хочет поскорее отсюда выбраться!
– Выпусти нас, друг, – сказал я. – Эту чертову дверь заклинило.
– Хм… – Брукс замолчал, как будто он что-то задумал. – А может, оставить вас тут? Уверен, Эмми это оценит.
– Только попробуй! – в голосе Тедди прозвучали металлические нотки.
– Эмми будет не слишком довольна, если мы убьем друг друга, – добавил я. – И клянусь, Брукс, если ты нас не выпустишь, я выбью из тебя все дерьмо.
– И я тоже! – подхватила Тедди.
– Постойте-ка… Вы что, впервые в жизни согласны друг с другом? – рассмеялся он.
Нет, на самом деле не впервые. Однажды мы уже договорились хранить одну тайну.
– Смотри-ка, работает, – подытожил Брукс.
Дверь скрипнула, широко распахнулась, и в темноту кладовки хлынул яркий свет.
– Скорее выходите, пока я не передумал.
Мы с Тедди поспешили наружу. После кромешной тьмы даже тусклое освещение подвала показалось ослепительным и пришлось поморгать несколько раз, чтобы привыкли глаза.
– Наконец-то, – выдохнула Тедди. С растрепанными волосами и пылающими щеками она выглядела так, словно в кладовке мы занимались чем угодно, только не выяснением отношений.
– Как вы вообще туда попали? – с подозрением спросил Брукс.
– Ураган Теодора, – закатил глаза я. – Что еще тут сказать?
Тедди довольно ухмыльнулась и картинно отбросила волосы через плечо, будто услышала изысканный комплимент.
– Ты же понимаешь, что быть ураганом не очень здорово? – уточнил я.
– Разве? – Тедди изобразила удивление. – Почему нет? Они мощные, неукротимые…
– …беспощадные, разрушительные… – продолжил я.
– …и завораживающе красивые, – закончила она, глядя на меня с таким видом, будто выиграла словесную дуэль.
Я открыл рот, чтобы что-то ответить, но… ничего остроумного в голову не пришло. Худшее, что могло случиться при общении с Тедди.
– Ладно, Гусси, – прошептала она с лукавой улыбкой, – я сохраню твою тайну. Никому не скажу, что ты считаешь меня красивой. А вот насчет Брукса… тут не уверена.
Брукс приготовился отнекиваться, но на лестнице послышался голос Эмми:
– Тед? Ты там жива?
– Да, все в порядке! – крикнула Тедди, разворачиваясь ко мне.
Я внутренне напрягся, ожидая очередной выпад, но она просто прошла мимо, ткнув пальцем мне в грудь:
– Что это у тебя?
Я машинально опустил взгляд, она тут же щелкнула меня по носу.
Черт! И почему каждый раз я велся на эту уловку, как последний дурак?
Ее смех эхом разносился по подвалу, пока она поднималась по лестнице, а я стоял на месте с идиотским выражением лица.
– Да ты издеваешься?! – в отчаянии простонала я, уставившись на свою винтажную швейную машинку «Бразер Колорадо».
Моя верная мятно-зеленая помощница, никогда прежде не подводившая, выбрала для бунта самый неподходящий момент – когда я пыталась спасти любимую куртку с огромной дырой.
Узнав о происшествии в подвале, Эмми не упустила шанса подразнить меня.
– Ты вроде бы собиралась убегать от демонов, а не падать в их объятия, – сказала она.
– Во-первых, никаких объятий не было, – возразила я. – И я хочу, чтобы это было официально зафиксировано, учитывая, что твой жених – главный разносчик слухов в Мидоуларке. А во‑вторых, получается, ты сама признаешь, что твой брат Густ – посланник ада?
– Ада вообще? Конечно, нет. – Эмми хитро улыбнулась. – Твоего личного ада? Вполне возможно.
Я снова взглянула на машинку. Она издевательски делала пару ровных стежков, а потом превращала изнанку в катастрофу из спутанных ниток. Я перепробовала все: новую иглу, другую шпульку, перезаправила нить, поиграла с натяжением. Безрезультатно. И что было хуже – эта поломка или нелепая история с Густом, – я уже не знала.
Обессиленно уронив голову на швейный столик, я чуть не расплакалась. На тонкой замше даже ручная работа вряд ли спасла бы положение, шов все равно остался бы заметным. Мысль о том, что придется выбросить куртку, была невыносимой.
Для других это была просто вещь, но только не для меня.
Я купила ее, когда мне было всего шестнадцать. В конце того лета мы с Эмми отправились в Коди. Мне пришлось разбудить ее еще до рассвета, хотя подруга всегда любила поспать подольше. По сравнению с Мидоуларком Коди казался целым мегаполисом, а в местных секонд-хендах после отъезда сезонных рабочих можно было найти настоящие сокровища. Несколько часов мы перебирали корзины с одеждой, морщась при виде странных пятен, а Эмми чуть не сцепилась с какой-то пожилой леди за джинсовый жилет как у ковбоя Мальборо.
Именно тогда я нашла ее – куртку своей мечты. Отмыла, отчистила, подарила ей новую жизнь. Она была единственной и неповторимой, абсолютно вне времени и совершенно в моем стиле. Я любила в ней каждую строчку. А теперь не могла ее спасти.
Конечно, было бы проще свалить все на Густа, но я сама виновата: кто просил меня носиться по подвалу, спасаясь от демонов?
К глазам подступили слезы.
Наверное, глупо было так расстраиваться из-за куртки. Но я оплакивала не ее – я оплакивала все моменты и воспоминания, что были с ней связаны.
В те времена мы с Эмми были неразлучны. Идеальные сообщники. А потом все изменилось.
Я так обрадовалась, когда она вернулась из Денвера. Думала, все будет как прежде. Но вскоре Эмми начала встречаться с Бруксом, и за два года наша дружба сильно изменилась. Для меня, но не для нее. Я никак не могла смириться с тем, что прежней жизни – где были только мы вдвоем против целого мира – больше нет.
Теперь я всегда приходила к ней сама. Мы проводили время у нее дома: иногда вдвоем, иногда с Бруксом. Он мне, в общем-то, даже нравился. Но наши веселые, беззаботные дни остались в прошлом. Если я хотела увидеться с Эмми, приходилось подстраиваться под ее планы. Не как раньше, когда мы могли спонтанно сорваться в Коди.
Принять новую реальность оказалось тяжелее, чем я ожидала. Я искренне радовалась за подругу и одновременно жалела себя. Странное чувство, будто внутри живут два разных человека.
И вот теперь эта куртка. Потерять ее – все равно что потерять еще один кусочек прошлого, еще одну частичку себя прежней.
Недавно одна знакомая на работе объявила, что ждет ребенка. Сначала в голову пришла мысль, что в нашем возрасте еще рано думать о детях. Потом – что надо бы узнать, кто отец ребенка. И только после этого до меня дошло, что нам уже под тридцать, а коллега почти пять лет как замужем.
Как будто все вокруг двигались вперед… кроме меня. Даже Люк Брукс, сердцеед и гуляка, решил остепениться. А я в свои двадцать восемь застыла на месте: все тот же городок, где родилась, тот же бутик, куда устроилась после колледжа, и ни единого намека на перемены.
В детстве я во всем была первой. Постоянно что-то придумывала, упрямо шла к цели и не знала страха. Я была лидером.
В начальной школе, возмутившись, что пиццу на обед дают только раз в две недели, я организовала настоящий бунт. Весь первый класс, за исключением предателя Кенни Вау, отказался ходить на уроки, пока директор не выслушал наши требования. И хотя петиция так и осталась пылиться в папке, в следующем учебном году пиццу давали уже каждую пятницу.
В средней школе я увлеклась модой. Выучилась шить. Подрабатывала няней и выгуливала собак, чтобы покупать ткань и фурнитуру. Я хотела быть лучшей – и я ею стала.
Ко мне всегда приходили за советом. Что надеть? (Я всегда была образцом стиля.) Стоит ли расстаться с парнем? (Почти всегда ответ «да».) Как убедить полицейских не звонить родителям, если тебя застукали на вечеринке? (Лить слезы, да побольше.) Это был мой способ заботиться о близких.
Эмми всегда мечтала сбежать из Мидоуларка. Родной город казался ей тесным, словно клетка. А я только в Мидоуларке могла дышать полной грудью. Я уезжала в колледж, путешествовала по Европе, но меня неизменно тянуло домой. Здесь была моя жизнь. Этот город выбрал для нас отец. Мне просто было здесь хорошо.
В Мидоуларке я блистала. Люди смотрели на меня с восхищением, и мне это нравилось. Тедди Андерсен, единственная и неповторимая, всегда на шаг впереди.
Так почему же теперь я чувствовала, что безнадежно отстала от жизни?
Я всегда любила Мидоуларк, но в последние месяцы меня охватывала необъяснимая злость. Казалось, город поддерживает и оберегает всех, кроме меня. У друзей жизнь била ключом – свадьбы, дети, новые дома и отношения. А я словно застыла в сторонке, испытывая какую-то детскую обиду на город, который вдруг перестал быть моим союзником.
День за днем маленькие детали напоминали о том, как все изменилось. Вот Эмми развесила фотографии в рамках – они с Бруксом в горах, в отпуске, на ранчо. А на снимках в моей комнате по-прежнему были мы вдвоем: я и Эмми.
От этого на душе становилось невыносимо тоскливо.
В горько-сладком коктейле под названием «жизнь» мне почему-то доставалась лишь горечь, а все вокруг наслаждались сладостью.
«Не плачь», – приказала я себе. Я не любила плакать. Не хотела смотреть на мир опухшими глазами.
Другим я часто советовала дать волю слезам, но себе такой роскоши позволить не могла. Разве что в исключительных случаях.
Момент был как раз подходящий – вокруг никого, только я, моя куртка и пластинка Боба Сигера. Его хриплый голос всегда помогал мне в минуты тоски и одиночества. Слезы хлынули сами собой. Не знаю, сколько времени я просидела, уткнувшись в швейный столик, перебирая бахрому на своей куртке. Услышав шаги, я выпрямилась, сделала глубокий вдох и натянула на лицо улыбку.
Пришел отец. Он опирался на трость, а значит, чувствовал себя неплохо для прогулки. Это меня немного успокоило. Его пальцы сжимали набалдашник, и на костяшках выделялись буквы: «ТЕО» – на одной руке, «ДОРА» – на другой. Эти татуировки отца я любила больше всех остальных.
Хэнк Андерсен всегда был крутым парнем. Его длинные волосы, когда-то угольно-черные, а теперь с проседью, были собраны в хвост. Футболка с группой Thin Lizzy, светлые джинсы и голубые носки с таксами завершали образ.
– Как ты, медвежонок? – спросил отец.
Он облокотился о дверной косяк, чтобы немного разгрузить правую ногу – ту самую, что доставляла больше всего хлопот. Долгие часы за барабанной установкой не прошли даром.
– Боб Сигер замолчал еще десять минут назад, – он кивнул в сторону проигрывателя.
Пластинка еще крутилась, а из колонок доносился мягкий потрескивающий шум.
Надо же, я и не заметила, как закончилась музыка. А ведь финальная песня альбома – Mary Lou – всегда была моей самой любимой.
– Все нормально, – ответила я, быстро поднялась, убрала иглу с пластинки и выключила проигрыватель. – Не самый простой день выдался.
– Похоже, далеко не первый такой день, – заметил отец.
Я пожала плечами.
– По шкале от одного до десяти? – спросил он.
Это была наша с ним фишка – оценивать сложности, боль, грусть и прочие неприятности.
Я задумалась на секунду:
– Наверное, шесть…
В глазах отца мелькнула тревога.
– …хотя, учитывая твои носки, скорее пять.
Он посмотрел на разноцветных такс на своих ногах и улыбнулся.
О проекте
О подписке
Другие проекты