Хрустнувшая за спиной ветка напугала до чёртиков: Алиса, подавившись бутербродом, резко развернулась и приготовилась отбиваться от неведомого врага голыми руками.

– Всё привидений высматриваешь? – покачала головой Нинка. Под мышкой она держала несколько сухих сучьев, среди которых торчали и тонкие веточки. – Тебя только за смертью посылать.

– Не идёт она ко мне, – угрюмо пожаловалась Алиса. – Вот пытаюсь зазвать, но не идёт. А сама не могу – религия не позволяет.

– Это какая? – фыркнула подруга. – Ты вроде о буддизме мечтала.

– Угу, в старшей школе. Перед тем как ты в Москву свалила. – Она торопливо дожевала бутерброд и взяла у Нины пару сучьев. – Времена меняются.

– А ты – нет.

– То-то и оно, – совсем расстроилась Алиса. – А когда человек не развивается, он – что?

– Деградирует.

– Нет, идёт на поводу у Игоря.

Нинка усмехнулась и, помолчав, спросила:

– У вас совсем ничего не вышло? Я, когда уезжала, была уверена, что по возвращении увижу счастливую семейную пару с тремя детьми и котом.

– И как всегда, ошиблась. – Алиса бросила дрова на краю полянки, на которой они расположились. – Уже должны быть где-то здесь.

– Странно, чего этих москвичей сюда понесло.

– Игорь сказал, что мужик к нам работать приехал на несколько месяцев и решил с семьёй окрестности изучить.

– Да, но я спрашиваю именно об этом месте.

– Никто не знает, – дёрнула плечом Алиса. – Игорь у них интересовался, но, как я поняла, безуспешно. А ещё ему не очень нравится этот… Герман вроде бы. Да, точно, Герман.

– Почему?

– Не в курсе, – безразлично зевнула девушка. – Но ты же помнишь, какая у него интуиция.

– Помню, – невольно поёжилась Нинка. – Ладно, займись костром, а я пока со снимками разберусь.

– Что там с ними разбираться? Ты же всё подряд фотографируешь.

– А вот и нет. Хочешь посмотреть?

Поскольку перспектива ведения хозяйства Алису не слишком прельщала, она согласно кивнула и взяла в руки камеру, которая оказалась неожиданно тяжёлой.

– А чего ты хотела? Профессиональная ведь.

– Скажи честно: ты могла не ходить в столице на курсы для богатых бездельников и просто купить эту штуку? То есть работает всё равно она, а не ты…

Нинка презрительно скривилась и начала прокручивать отснятый материал с бешеной скоростью.

– Эти, как ты выразилась, курсы, на самом деле – серьёзное учебное заведение, и принимают туда далеко не всех. Пришлось пройти жёсткий отбор, и до сих пор я считаю, что мне безумно повезло.

– Потому что как фотограф ты не очень?

– Потому что те, с кем я конкурировала, были очень, – закатила глаза Нинка. – И вообще, зависть плохое чувство.

– Да было бы чему…

– А вот этому? – Она наконец нашла нужный снимок и с гордостью его продемонстрировала. На матовом фоне виднелись верхушки елей и две звезды невероятного оттенка, ближе, крупным планом – угнездившаяся на листе подорожника дождинка, переливающаяся всеми цветами радуги и сияющая в солнечных лучах.

– Это как? – От удивления у Алисы открылся рот. – Темно ведь. Это что, ночь?

– Это вечер. Сразу после захода солнца, точнее – когда оно ещё не полностью зашло. Ну что, может камера без моего участия поймать такой момент?

– Природа у нас уникальная, – буркнула Алиса. – Тут любой дилетант… А это что?

– Имение. Неужели не узнала, мы же там в детстве всё облазили…

– Как-то по-другому оно тогда выглядело. – Девушка прищурилась, пытаясь понять, откуда шла съёмка, но так и не разобралась. – Лестница?

– Сама ты лестница. Это часть стены, там, где левый флигель. Помнишь пруды? Если встать к ним спиной…

– Нет больше твоих прудов, – безрадостно сообщила Алиса. – Осушили.

– Я видела, – возмущённо поделилась подруга. – Спрашивается – зачем? Классные были пруды.

– Там какую-то ценную рыбу собирались разводить, но что-то пошло не так, подробностей не знаю. Слушай… Ты чего вернулась-то? – Она отбросила шутливый тон и посмотрела на Нинку со всей серьёзностью. – Снимки и правда отличные, даже я готова это признать. Спокойно могла бы найти работу в Москве или в любом другом месте.

– Вот я его и выбрала. Любое другое.

– Вероятно, ты не в курсе, но здесь твои навыки мало кто оценит. Вот если бы ты печи могла чинить или хоть варенье заготавливать…

Нинка усмехнулась, и в её глазах мелькнула едва заметная грусть.

– Помнишь, как я в детстве с дешёвой «мыльницей» бегала?

– Да я только это и помню. По-моему, ты с пелёнок такая.

– Потому что умела видеть то, чего не видят другие, и пыталась им это показать. А теперь показывать умею и хочу научить кого-нибудь ещё.

– Свою школу откроешь? – не поверила Алиса.

– Таков план, – кивнула Нинка. – Буду заниматься с детьми, пусть тоже учатся замечать прекрасное там, где им, казалось бы, и не пахнет. Всё лучше, чем по подъездам сидеть и табачным дымом пропитываться.

– Так у мадам есть миссия?

– У мадам есть деньги, – лукаво улыбнулась подруга. – И желание потратить их на что-то стоящее. Да и на малую родину потянуло, как мама умерла. Ты её помнишь?

– Конечно, – кивнула Алиса. – Слышала, что когда она заболела, ты её в Москву забрала.

– Толку-то, – вздохнула Нинка. – Но вообще, меня всегда сюда тянуло, наверное, просто пришло время.

– Пришло время обеда. А его ещё должен кто-то приготовить. И нет, я не могу, я наслаждаюсь искусством. – Она демонстративно уткнулась в камеру и, игнорируя тяжёлые вздохи подруги, принялась просматривать фотографии. Нинка не обманула: чтобы так снимать, одних, даже очень хороших курсов, мало. То ли училась она гораздо дольше и серьёзнее, чем говорит, то ли обладает поистине уникальным, природным талантом, который просто грех растрачивать на обращение чужих детей в свою веру. Нет, это, конечно, тоже важно, но с созданием собственной школы Нинка могла бы повременить и ещё лет тридцать путешествовать по миру, работать в самых интересных и экзотических уголках планеты, знакомиться со множеством потрясающих людей, становиться свидетелем переломных моментов истории… Что она здесь забыла, совершенно непонятно, ведь уезжая в столицу, возвращаться вообще не планировала. Хорошо хоть, не изменилась совсем, нет с ней этого дурацкого ощущения дискомфорта, когда встречаешь друга детства и просто не знаешь, о чём с ним говорить. Или того хуже – видишь, как он преобразился не в лучшую сторону, и до дрожи боишься, что производишь на него аналогичное впечатление.

Она украдкой взглянула на Нинку и решила, что с выводами поспешила. Облик подруги претерпел приличные изменения: вместо двух тонких косичек на голове красовалась модная, почти мужская стрижка с фиолетовыми прядями в короткой чёлке, в левом ухе болталось какое-то неимоверное, позвякивающее на ветру сплетение из нескольких цепочек, в правом была только одна серебряная серьга, зато – в виде летучей мыши; руки оказались расписанными цветными татуировками, в фигуре появился намёк на регулярные занятия спортом, которого она старательно избегала всю сознательную жизнь.

– Что? – Нинка поймала её взгляд и, непонимающе нахмурившись, оторвалась от походного котелка.

– Вот думаю, что ж Москва с людьми творит…

– Это не Москва, а круг общения, – рассмеялась подруга. – Честно говоря, я была уверена, что ты тоже сильно изменилась, но нет, такое ощущение, что и не было этих десяти лет.

– Приму за комплимент, – безрадостно буркнула Алиса, хотя на самом деле придерживалась совсем иного мнения.

– Да что ты, это же здорово! Должно быть в нашем мире что-то вечное…

– Балда, – невольно фыркнула девушка. – Я как те призраки – всё та же и там же…

– На медведей-то ещё охотишься?

– У меня с ними пакт о ненападении. Но на особо языкастых знакомых он не распространяется… А это что? Мой дом, что ли?

– Ага, сфоткала, когда заходила и не застала тебя. Нравится?

– Гораздо больше, чем в реальности. – Она отчётливо вспомнила разваливающуюся халупу, доставшуюся ещё от прадеда, и недоверчиво воззрилась на снимок. – А где моя дражайшая дыра в крыше и окно с фанерой вместо стекла?

– Говорю же, во всём надо видеть прекрасное.

– В людях тоже?

– Людей мне не очень нравится снимать, просто не моё.

– Ну, для себя-то, любимой, как я погляжу, исключение сделала…

– В смысле?

– Я о твоей тяге к автопортрету. Ничего вообще-то, но я бы это никому не показывала: другие, не такие благородные как я, могут и засмеять… Особенно сей незаезженный сюжет с сонной, помятой физиономией и слюной на щеке. Смело, очень смело.

– Да о чём ты? – Нинка перестала нарезать хлеб и подошла ближе. Алиса, ядовито усмехаясь, продемонстрировала столь примечательные снимки, а потом с некоторым беспокойством наблюдала за тем, как стремительно вытягивается лицо подруги.

– Ты фотографировала? Прошлой ночью, пока я спала?

– Очень надо. Я, вообще-то, тоже изредка сплю. И с камерой твоей обращаться не умею. То есть разобралась бы, конечно, но явно не в темноте. Просто смирись, что при полной луне твоя страсть к прекрасному перерастает в нечто зловещее, абсолютно подчинённое природе, слегка саркастическое…

– Да не снимала я этого! – взвыла Нинка. – Как бы я могла, если спала?

– Ну, ваши профессиональные штучки мне до лампочки…

– И очень зря, потому что сейчас они тебя касаются как никогда! Сравни с моими работами, разве я стала бы так халтурить?

Алиса внимательнее всмотрелась в снимки и нехотя признала:

– Да, это не рука мастера. С другой стороны, если мастер собирается кого-то напугать…

– А может, это мастера собираются напугать? Колись давай, зачем меня сюда притащила!

– Затем, что у тебя есть байдарка и иммунитет к выкрутасам Игоря. Ну кого ещё я могла позвать?

– Вернее – над кем ещё ты могла поиздеваться?

– Я тебя не снимала, – отрезала она. – И вообще… – Девушка запнулась и, не веря своим глазам, уставилась на очередную фотографию.

– Что вообще? – начала терять терпение Нинка. – Договаривай уже.

Алиса несколько раз моргнула, словно надеясь, что кошмарное видение исчезнет, но, не добившись результата, молча протянула камеру подруге.

– К-какого чёрта? – охнула та, практически рухнув на поваленное бревно.

Неизвестному фотографу не мешало бы посещать её уроки: в углу кадра виднелось тёмное пятно от пальца, и Алиса непременно высказалась бы о чьих-то кривых конечностях, но была вынуждена сосредоточить своё внимание на собственных – уютно сложенных под щекой. Подруга мирно дрыхла рядом примерно в той же позе.

* * *

– Артём, помоги мне с шашлыками.

– А приставка?

– А наказание?

– Какое ещё наказание? – очень удивился парень. – Знать не знаю, что за зверь.

– Вот именно это меня и беспокоит. Марусь, слезь с огурцов, пожалуйста.

Девочка послушно встала с пакета и зябко поёжилась.

– Мы что, действительно останемся здесь на ночь?

– Как в старые добрые времена.

– Когда у тебя не было денег даже на общагу?

Её брат громко фыркнул, но под строгим взглядом отца веселье прекратил.

– А что такого-то? Маруська права: когда это мы под открытым небом ночевали?

– Когда у тебя ещё не было приставки, – буркнул Герман. – Просто отнеситесь к этому как к школьному походу.

– К школьному чего? Мы с классом в Чехию ездили. Ты бы знал, если бы…

– Хватит! – Мужчина всучил сыну шампуры и демонстративно повернулся к костру.

– Да что с ними делать-то?

– Засунь в…

– Отец, как не стыдно!

– В воду. – Герман не удержался от лёгкой улыбки, но тут же посерьёзнел. – Промыть надо, я ими сто лет не пользовался.

– С тех пор, как у тебя не было денег даже на плиту?

Маруся хихикнула и повернулась к Марине:

– Хлеб тоже будем жарить?

Игорь за семейной идиллией наблюдал из прибрежных кустов, в которых усиленно притворялся заядлым рыбаком. Вообще-то в рыбной ловле он действительно разбирался, но тратить свои таланты на сумасшедших туристов совершенно не планировал, тем более что надолго странноватая экскурсия всё равно не затянется. Наступления темноты он ждал с возрастающим нетерпением; нервно косился на часы, отсчитывавшие минуты чересчур медленно, и активно посылал Алисе мысленные сигналы, суть которых и сам не до конца понимал. Пока всё идёт по сценарию, даже время удалось рассчитать почти точно, и если накладок не будет… Хотя откуда им взяться? Удовольствие от путешествия получает только Герман, да и то какое-то сомнительное. Его жена явно не в восторге и с каждым часом всё тревожнее всматривается в сумрачную чащу, дети своих эмоций даже не скрывают… После того, что случится ночью, они насильно запихнут неуёмного отца семейства на борт и больше никогда не воспользуются услугами проводника – будут сидеть в квартире за семью замками в обнимку с иконами и телефоном. Может быть, даже в Москву свою вернутся…

– А невеста у него была? – Маруся возникла за спиной настолько бесшумно, что Игорь едва не сверзился в реку и ехидно подумал, что иконами не мешает обзавестись не только приезжим экстремалам.

– У кого?

– У упыря этого. Вы про его семью ничего не рассказали.

– Жена была, но о ней мало что известно. Вроде из обедневшего дворянского рода: бесприданница, поэтому родители девушки на бесчинства зятя смотрели сквозь пальцы, радовались, что смогли пристроить.

– А она сама? Разве можно всё это видеть и ничего не делать?

– Наверное, за себя боялась, – пожал плечами Игорь.

– А дети у них были?

– Вроде нет, не могла она родить. Если и были, то только побоч… В смысле…

– Да я поняла, – отмахнулась девочка. – Просто не догоняю, почему никто не попытался его остановить, раз такие ужасы творились. Хорошо, что мы в другое время живём.

– Хорошо, – эхом отозвался Игорь, с сомнением присматриваясь к ребёнку. Не отразится ли на ней сюрприз, который он готовит? Артём однозначно выдержит, ему даже сейчас, в этом возрасте, сам чёрт не брат, характер виден за версту, хоть и ноет постоянно; взрослые, конечно, тоже переживут, а вот Маруся… При первой встрече в городе она выглядела старше и смелее, но теперь, в незнакомой обстановке, явно тушевалась и слишком часто норовила оказаться рядом с отцом.

– Ты это… Не бойся привидений. Они, даже если и встретятся, ничего плохого не сделают.

– Вы нарочно меня пугаете?

– Наоборот, говорю, что здесь есть вещи и пострашнее. То есть…

– Пойду-ка я обедать, – насупилась Маруся.

Темнота опустилась как-то резко: буквально только что странноватая семейка с азартом резалась в карты, и вот уже не видно даже импровизированного стола, которым служил старый пластмассовый ящик. От болот повеяло промозглым холодом, налетели стайки комаров; всё вокруг шуршало и стрекотало, напоминая о том, что лес полон жизни. Река теперь казалась бездонной чёрной пропастью – манящей и вместе с тем отталкивающей, – в небе то и дело сверкали зарницы, вдалеке слышались раскаты грома.

Зная, какой неистовой может быть гроза в этих краях, Игорь на всякий случай готовился к худшему и пытался предугадать действия Алисы – она изначально не горела желанием ему помогать, а бегать среди болот во время настоящего потопа её вряд ли заставит даже самая приятная сумма. Впрочем, существует некоторая вероятность того, что её услуги и не понадобятся: туристам явно не по себе, Марина так и вовсе с надеждой посматривает в сторону катера, похоже не понимая, что в нём будет ещё веселее. Хотя на воде по крайней мере дерево на голову не свалится.

Он взглянул на раскачивавшиеся под порывами ветра верхушки елей и ощутил смутное душевное родство с Марусей – девочка далеко не трусиха, просто достаточно умна, чтобы хорошо осознавать последствия любой глупости.

– Его не унесёт? – Герман кивнул на катер, предварительно убедившись, что его семейство вопроса не слышит.

– Не должно.

– А нельзя ли чуть больше уверенности в голосе?

– Нельзя, – огрызнулся Игорь, но тут же сбавил тон. – Он прочно сидит на мели и вон к тому деревцу привязан. Если и унесёт, то уже вместе с нами.

– Уверенности прибавилось, но почему-то она не радует.

– Меня тоже много чего не радует, – буркнул молодой человек. Разговаривать с Германом было неприятно, в его присутствии так и хотелось вытянуться в струнку и бодро рапортовать о безукоризненном выполнении приказа. Любопытно, кем он работает и отчего не слишком близок с детьми. О последнем можно догадаться лишь по вскользь брошенным фразам, но этого вполне достаточно, чтобы сделать определённые выводы. К Марине они, правда, тоже не особенно тянутся – отца хоть уважают, судя по всему, а она у них больше как предмет декора: вроде и присутствует, и в общении участвует, однако что есть она, что нет…

– Например? – свёл брови мужчина. Широкая молния, внезапно разрезавшая небо, полыхнула прямо в глаза, и Игорю пришлось зажмуриться.

– Например, погода. Ещё скажите, что вам нравится.

– Нравится, отчего же нет? В такие ночи всё самое интересное случается.

В голосе Германа слышалась откровенная угроза, но к чему она относится, было совершенно неясно. На секунду Игорь даже подумал, что это не он заманил ни в чём не повинных людей в ловушку, а совсем наоборот. Однако, вспомнив о детях, дурацкую мысль он отбросил.

Наконец беспокойное семейство полным составом удалилось в свою палатку; молодой человек уже намеревался последовать их примеру, но вдруг почувствовал в окружающей обстановке некое несоответствие. В чём именно оно заключается, сказать было сложно, и в другое время Игорь просто махнул бы на него рукой, однако гроза произвела неприятный эффект: неуютно было не только детям. Он обошёл лагерь, убедился, что всё на своих местах, и обратил внимание на катер, лишь когда по нему забарабанили первые тяжёлые капли. Находилось плавсредство примерно в том же состоянии, что и днём, но вода поднялась немного выше, а борта покачивались в такт волнам. Заподозрив, что Герман со своими расспросами был не так уж далёк от истины, Игорь подбежал к любимой посудине и попытался плотнее усадить её на мель. Дождь становился всё сильнее, небо почти беспрерывно освещалось ветвистыми молниями, вековые деревья грозно трещали от ветра, с болот доносились совсем уж странные, непривычные звуки.

Катер не поддавался. Игорь уже был по пояс в воде, до предела напрягал мышцы и в голос выкрикивал проклятия, однако чем больше он старался, тем дальше посудину уносило от берега. В какой-то момент он понял, что всё реже чувствует под ногами дно и всё чаще брызги попадают в нос и даже в горло. Придя к бесспорному выводу, что способностью дышать дорожит сильнее, молодой человек выбрался на берег, откашлялся, отдышался и только тогда вспомнил о деревце, к которому так удачно привязал катер. Тонкая корявая сосна, по причудливой прихоти природы выросшая прямо у самой реки, раскачивалась из стороны в сторону и явно готовилась проститься с жизнью, но пока ещё продолжала сопротивление. Возрадовавшись, Игорь рванул к дереву, нащупал верёвку, изо всех сил упёрся ногами в песок и тут же на нём оказался. По неизвестной причине связующая нить между сосной и катером была безвозвратно потеряна.

– Что ты делаешь? – проорали над ухом. Из-за грохота обезумевшей природы Игорь вопроса не разобрал, но суть, естественно, уловил и молча продемонстрировал бесполезный конец верёвки.

Герман выругался, уставился на уплывающий катер с лёгким ужасом (молодой человек даже не предполагал, что отец невменяемого семейства способен на такие реакции) и, зачем-то скинув обувь, которая наверняка уже промокла, бросился в воду. Игорь, по опыту зная всю тщетность усилий, продолжал флегматично сидеть на берегу и двинулся с места, лишь услышав короткий приказ:

– Немедленно сюда!

Судя по тону, Герман кричал и раньше, однако его слова тонули в бушующей пучине; Игорь с некоторым опозданием сообразил, что мужчина вполне может звать на помощь – кто знает, какой из него пловец… Молодой человек снова забежал в реку, с изумлением отметил, что чокнутому экстремалу удалось совершить невероятное, и принялся оказывать содействие. Вдвоём они довольно быстро вытолкали катер на мель, после чего Игорь связал концы порванной верёвки в тугой узел, и противоугонная система была восстановлена в почти первозданном виде.

С облегчением переведя дыхание, он уже собирался воспользоваться своей палаткой, чтобы хоть немного подсохнуть, однако был остановлен тяжёлой рукой, внезапно опустившейся на его плечо.

– Что? – проорал Игорь, не особенно надеясь перекричать грозу.

– Какого чёрта ты это сделал?!

– Что? – повторил молодой человек, то ли не слыша, то ли не понимая.

– Верёвка! – Для наглядности Герман указал в нужную сторону. – Какого чёрта ты с ней сделал?