Глава 2. Горький сок полыни

На деревню опустилась непроглядная темень, какая бывает, когда небо заволокут тяжелые снеговые тучи, что лучику света не пробиться. Ночи стали холоднее. Сверчки не заводили свою обычную песнь, лишь изредка стрекотали в кустах. Матрена закончила мести пол на кухне, сгребла корзину непутевой девчонки, подивившись, что та за ней не вернулась.

“Суматошная, точно ветер в поле, неугомонная. Весь день как волчок, а по сторонам оглянуться некогда. Сколько раз одергивала, сапоги да шубу надеть. Люди ж не слепые, заметят, что не мерзнет. И в лес свой неосторожно бегает по тропке ведьминой”, – ругала про себя девушку Матрена, докладывая в корзину банку черничного варенья, шматок сала и пару красных яблок.

Тетка пошла задними дворами к лесу, пугливо озираясь по сторонам, хоть и знала, что в такую ночь самый глазастый дальше двора ничего не разглядит. Мерный шорох шагов нарушал лишь редкий лай собак да гул застрявшего в макушках сосен ветра.

В деревне все знали, где ведьму искать, да вслух сказать боялись. Не дай бог – увидят на пути к нечистой, так лучше помереть на месте, чем себя выдать. Но не было в деревне дома, который бы не обращался к ней за помощью. Все знали: ведьма от любой беды убережет, только вот от смерти не спасет, тут не в ее власти. Помнила и сама Матрена, как сестру спасти порывалась, когда та дитятко понесла. Да не вышло. Горький ком из воспоминаний встал посредь горла, мешая глубоко вздохнуть.

В покосившуюся дверь коротко постучали. С наступлением темноты Дарьяна привычно накинула старый бабушкин балахон. Днем деревенские не суются, а вот с наступлением ночи бегут, точно муравьи на сахар.

– Кто там? – Дарьяна подождала, но ответа не последовало, только шелест удаляющихся шагов.

Девушка несмело приоткрыла скрипучую дверь и вгляделась в темный лес, высматривая среди деревьев неясный силуэт. Глазами не разглядела, силу свою отпустила, да ощутила, что с леса следит за ней пара очей. Тяжелая корзина, оставленная на пороге, накренилась. По полу со стуком покатилось красное яблочко. Сгорбившись и притворно хромая на правую ногу, девушка затащила нежданный гостинец в избу и плотно затворила дверь.

Краюха хлеба, мытые овощи и кусок масла, что она приготовила в надежде забрать домой. Липкий пот выступил на руках. Девушка метнулась к окну, боясь, что корзина – подарок Митяя. Парень мог за ней и проследить, пока она в страхе уносила ноги. Снова призвала Дарьяна магию в помощь, но лес был пуст. Только полевки копошились в старой хвое, да совы проснулись и высматривали среди лесной подстилки добычу.

Уняв бешеное сердцебиение, девушка внимательно осмотрела подарки.

– А вот варенье, сало и яблоки не собирала. И хлеба вроде меньше отрезала, а морковки не три, а две было, – успокаивала себя Дарьяна. – Корзин таких, поди, по деревне сосчитай, до утра не управишься.

По стеклу застучали крупные капли дождя. Значит, посетителей можно не ждать. Девушка повесила балахон на ржавый гвоздь, завернулась в колючее шерстяное одеяло и уставилась в мутное стекло, размышляя о хозяйском сыне. В комнате сделалось сыро и темно. Дарьяна заложила хвойные дрова в старую, но хорошо слаженную печь. Поленья быстро занялись и с хрустом разнесли смоляной аромат на всю избу. Дым черной струйкой побежал в небо.

Девушка сняла с печи котелок с кипятком, заварила ароматный взвар из мяты и кипрея и, расположившись на потертой овечьей шкуре перед открытой заслонкой, принялась листать толстую бабушкину книгу.

– Ага, этот обережный я уже знаю, а вот этот, на удачу, что-то подзабыла, – бережно перелистывала хрупкие пожелтевшие страницы Дарьяна, вгрызаясь в сочное яблоко. – А вот это Митяю в самый раз будет. Пусть только еще раз сунется.

От ведьмовского фолианта ее отвлек шаркающий звук. Девушка отложила книгу, пытаясь определить его источник. Крадучась, она спустилась в подпол и приложила ухо к потайной дверце. Звук усилился. С наружной стороны кто-то старательно царапал старые деревяшки. Дарьяна осторожно приоткрыла проход, боясь спугнуть лису или мышь. Вместе со сквозняком в комнату просочилась маленькая черная кошка.

– Царапка! – обрадовалась любимице девушка. – Давно тебя не было, негодница ты такая! Что это там у тебя?

Маленький мохнатый комок потянулся и, сладко зевая, открыл розовый ротик. Кошка оставила свой приплод и скрылась за дверью. Через мгновенье она снова появилась, таща в зубах еще одного котенка. Да такого белого, что окажись он на снегу – не различишь.

– Ах, вот чего домой прибежала! – умилилась девушка пищащим комочкам. – Всех занесла или еще побежишь?

Кошка тщательно вылизала обоих котят, подцепила за загривок черныша и понесла наверх, в избу. Дарьяна подперла дверцу бочкой и, взяв в руки белого пушистика, последовала за мамкой.

Свободную от продуктов плетеную корзину она застелила старым одеялом и, придвинув к теплой печи, уложила в нее котят. На вид крохам было не больше месяца.

– Ты у нас будешь Пушинка, – придумывала имена новым жильцам Дарьяна. – А нет, все же Пушистик. – Звонкий девичий смех колокольчиком разнесся по маленькой комнате, утопая в толстых бревенчатых стенах.

– А тебя я буду звать Ночь. Ты такая же темная, как зимнее небо, только глазки блестят, точно звездочки. Как тебе, Царапка, нравятся имена? Пушистик и Ночь.

Кошка одобрительно заурчала, подставляя черные уши.

– Завтра схожу в деревню за молоком, – тяжело вздохнула девушка. – Огородами проберусь, глядишь, и не заметят.

Тонкие ребра выпирали из-под полинявшей шерстки. Котята росли, и кормить кошке становилось все тяжелее.

Печь потрескивала, отдавая тепло дому. Дарьяна замоталась в шерстяное одеяло, больше для уюта, чем для тепла, и, свернувшись клубком на овечьей шкуре у корзины с котятами, уснула.

***

Ночью пришли первые заморозки, и утро выдалось колючим. Девушка привыкла купаться в реке, пока тонкий слой льда не закроет бегущую воду, но, проворочившись всю ночь в беспокойных снах, сегодня не пошла.

Сила тревожным клубком вертелась и жгла, но Дарьяна привычно отбросила ее зов в сторону. Котята требовательно пищали и растягивали кошке соски. Не получая желаемого, они пробовали выбраться из корзины, но перелезть высокие бортики у них пока не получалось.

Девушка окинула покосившийся потолок взглядом, ища подвешенный на гвоздь бидон. Накинув на плечи пуховый платок жёнки Баяна и ее же старые сапоги, она огородами побежала в деревню.

Изба баб Нюры стояла на самом краю Лозовиц, и Дарьяна заглянула к ней первой. Бабка была приветлива с девушкой и угостила пирожком, но молока не дала. Корова в этом году поздно отелилась и еще кормила теленка. Скрипя зубами, Дарьяна пошла к дому Баяна.

Пройдя огородами с еще не убранными сухими листьями тыквы и ботвой от картошки, девушка прокралась через заднюю калитку и, стараясь не шуметь, пробралась на кухню. Оглядев безлюдную комнату, она прошмыгнула в кладовую. В углу стояла полная фляга свежего надоя.

Дарьяна налила половину бидона.

– На несколько дней котятам хватит, еще и на кашу останется.

Она мышкой прошмыгнула через дом и потянула на себя скрипучую калитку, когда услышала знакомый голос. На руках выступил липкий пот, а свежий морозный воздух сделался спертым и горьким.

– А все я гадаю, кто там, словно вор через огороды крадется? – елейным голосом протянул Митяй. – А это ты, Дарьянушка. Заслужить подарки не захотела, решила украсть?

Девушку передернуло от сказанного. Дня не прошло, как Баян уехал, а Митяй уже ходит важный, точно индюк на птичьем дворе.

– Чего молчишь, девка? Не нравится, когда с тобой по-хорошему? Так я могу и по-плохому, – слова сочились, точно змеи меж камней из плотно сомкнутых челюстей.

Митяй был уже совсем близко, и растерянная Дарьяна не знала – кричать ей или бежать. Убежать теперь она вряд ли успеет, а кричать было отчего-то совестно. Прибегут скотники, спросят: чего кричит? И что она им скажет? Молоко воровала, а хозяин поймал.

Растерянность девушки была парню на руку. Он не дал ей сделать правильный выбор и, с силой схватив тонкие запястья, притянул к себе.

– Знаю я вас таких, – цедил сквозь зубы парень. – Любите ломаться, парню голову морочить.

Вторую руку он положил Дарьяне на затылок и, до боли сжимая в объятиях, прильнул красивыми полными губами к испуганной девушке.

Отвратительная смесь из злости и полынной горечи разлилась по губам. Дарьяна завертелась в жестких объятиях, пытаясь увернуться и оттолкнуть настырного парня, но тот только крепче прижал к себе. Девушка замахнулась и со всей силы стукнула тяжелым бидоном. Митяй, не ожидая получить по голове, отшатнулся и разжал объятия, ошалело переводил взгляд с испуганного девичьего лица на бидон и обратно. Дарьяна бросила емкость на землю. Остатки молока разлились, обрызгав ее платье и Митяя, и впитались в пыльную землю.

С застекленными пеленой слез глазами убегая в дремучий лес, она едва разбирала дорогу, желая поскорее оказаться подальше от деревни и Митяя.

Парень, потирая ушибленную голову, удивленно смотрел ей вслед.

“Прежде с девками это срабатывало. Поломаются, строя из себя недотрогу, а после и рады в объятьях оказаться”.

Сам не зная почему, он поднял бидон, наполнил его доверху молоком и, оставив на тропе у чащи, медленно побрел домой, неразборчиво бурча себе под нос и виновато поглядывая на лес.

Тень густых елок укрыла Дарьяну. Сердце рвалось из груди, мешая дышать и мыслить. Опасаясь погони, девушка кинулась не домой, а к реке, с двух сторон густо поросшей ивняком.

Наконец, на берегу она смогла остановиться и, часто дыша, залезла на ставшую родной за долгие году иву. Дерево скрыло ее густой зеленой листвой и, трепеща на ветру, зашептало ласковую песнь.

Девушка, глотая соленые слезы страха и злости, затаилась. Первый поцелуй неприятно горел на губах. Дарьяна сорвала пару листков с ветки и, отплевываясь, вытерла ими рот.

Шелестящая песнь ивы и журчание реки немного успокоили бег сердца.

– Будь проклят этот Митяй! – в ярости шептала Дарьяна.

Девушке пришлось крепко зажмуриться и ущипнуть себя за руку, чтобы не поддаться злости и не наслать проклятие на голову парня.

Снизу раздалось знакомое мяуканье. Царапка, прося девушку спуститься, скребла толстую кору.

– Еще и котят без молока оставил! Ирод проклятый! – слезы с новой силой защипали глаза. – Нечем мне накормить твоих детей, – вытерев соленый поток и осторожно спускаясь с дерева, пожаловалась кошке Дарьяна. Слетать с макушки было привычнее.

Кошка не успокаивалась и, настойчиво мявкая, звала хозяйку за собой.

– Иду я, иду. Не кричи, – отвечала кошке девушка. – Может, у Проси хоть плошку молока взять выйдет? Главное, чтобы мачехи дома не было.

Дарьяна шла за животным по вытоптанной тропинке. По краям качался тысячелистник, желтые купавки тянули крохотные головки к солнцу, а шмели, не подозревая о несчастье девушки, шумно перелетали с одного цветка на другой. Кошка, нетерпеливо мельтеша черным в белую полоску хвостом, уверенно вела вперед.

Нехотя шли ноги к дому Проси. Стоит мачехе подруги узнать, что падчерица продукты раздает, так саму без еды оставит. Семья жила не бедно, да только для неродной дочери всего было жалко: и платья нового, и куска мяса. Частые тумаки и упреки приносили девушке много горя. Дарьяна часто видела, как пробиралась бедняжка к реке, садилась на покатистый берег и выговаривала Лагузке все печали и горести, прося быструю воду унести их.

Дарьяна думала, будь у Проси мать подобрее, как сложилась бы ее жизнь? Ототри золу с лица, наряди в платье целее, да заставь лицо светиться от радости – так краше и не сыщешь! Да только не одна Дарьяна красоту подруги заметила. Мачеха тоже видела, а потому злилась, источая зловонный яд и каждодневно поливая им с ног до головы падчерицу. Рядила в обноски, не пригодные для себя и родных детей. Парни зазывали Просю на вечерки песни попеть да присказки послушать, но мачеха не пускала.