Том ждал этого и не удивился.

– Ты не хочешь рассказать мне, как провел время?

– Да, собственно и рассказывать нечего. Обычные счастливые молодожены.

Майкл отвернулся к окну.

– Майк, давай так, если ты не можешь ничего сделать с собой, лучше не подходи и близко к ней, зачем портить жизнь Мэгги. Она счастлива, и ты можешь нарушить ее покой. Не общайся с Джеральдом, невыносимо в Лондоне, давай уедем куда-нибудь. Тебе нужно немного времени и все пройдет, я уверен. Сейчас удержись, не навреди ей. Пойми, ты и она оба важны для меня, и я не хочу, чтобы кому-то было больно. Но я буду вынужден остановить тебя, если попытаешься ….

– Замолчи, Том, – с таким яростным, и в тоже время режущим болью и отчаяньем, взглядом повернулся Майкл, – зачем ты говоришь мне все это, мы вместе уже десять лет, ты прекрасно знаешь, я не сделаю ей больно, не скомпрометирую ее или что ты там еще хотел сказать мне! Вот только ты не думал, вдруг ей больно сейчас?!

– Да с чего ты это взял? Ну почему решил, что она не любит Джеральда?!

– Потому что я видел ее глаза. Вот ты говоришь, мне забудь, уезжай, смирись. Ты и сам не понимаешь, что говоришь. Я согласен с тобой, всегда нужно думать. Должны быть ограничения, но я не ради забавы хочу соблазнить чужую жену, не от скуки. Ты знаешь хоть один такой случай со мной? Да и не в том дело, что я весь такой добропорядочный, примерный, жаждущий, что меня за это погладят по головке. Многие думают именно так обо мне, что вся моя серьезность, следование правилам, делается напоказ, для публики и наград. Я просто поступаю исходя из своих принципов, убеждений, не для кого-то. Но Том…. Никакие преграды и самый трезвый разум не удержат тебя, когда ты поймешь – это твоя судьба, твоя судьба, наконец, она нашлась, наконец, ты понял, что ждал ее не зря, не напрасно верил, вот она! Ты видишь ее и все исчезает, ничего больше нет, ничто не имеет значение. Ты готов бросить все, пройти сквозь время, да что угодно! И как ты можешь предлагать мне жить без нее? Как можно ее заменить другой, пусть в тысячу раз красивее, хоть я и сомневаюсь, что на земле есть женщина красивее Мэгги. Это твоя судьба, эти руки не могут и не хотят обнимать другую, потому что принадлежат ей. Мне даже странно подумать, что я буду обнимать, целовать другую, когда-нибудь прикоснусь к чужой женщине, противно. Все что у меня есть, принадлежит ей, моя жизнь принадлежит ей. Господи, Том! Неужели ты не понимаешь меня?! Хоть тысячу раз меняй подруг, ты будешь чувствовать – все это не то, не твои волосы и губы, не твои руки, не твои глаза, не твои женщины, чужие.

Слова упреков застыло на губах Тома. Так убедительно, как непреложная истина звучали слова Майкла, возразить казалось не возможным. Он подумал, ведь и, правда, это его затаенные мысли. Всегда расставаясь с одной и встречая другую, он не мог отделаться от мысли, что это посторонняя, чужая девушка, это не она. Поначалу он, как и все молодые люди, менял подруг с интересом, можно даже сказать спортивным, но со временем, он стал ощущать какую-то пустоту. Какое, наверное, он испытал бы облегчение, найдя ее, какой камень тягостных сомнений свалился с души. Постоянно искать, боясь пропустить, вглядываться в разные лица, мучить себя вопросом: «Может она?» и не находить ответа. Как ему хотелось обнять свою родную, единственную, свою судьбу.

– Позволь мне только убедиться в твоей правоте, обещаю, когда я буду уверен, что мне показалось, ты перестанешь беспокоиться. Я не произнесу ее имени, не посмотрю ей в след, что ты там еще предлагал, уеду, если будет слишком трудно. А пока я не буду уверен, что не нужен ей лучше не становись на моем пути.

Глава VI

Лучи солнечного света давно стучались в ее спальню и никак не могли пробиться сквозь плотные шторы. Мэгги спала, легко дыша утренней розовой нежностью. Но вот ее ресницы дрогнули, глаза распахнулись. Она улыбнулась. Мгновения пробуждения, когда из мира грез возвращаешься к реальности, самые счастливые. Начало нового дня, солнце за окном вселяют чувство неограниченных возможностей, свободы, жизни, ты можешь все на свете, в предвкушение неведомого, прекрасного, ты можешь побыть собой. Поэтому Мэгги улыбнулась. Но проходят секунды, эта невесомость улетучивается, и ты окончательно возвращаешься к реальности, начинаешь вспоминать какой сегодня день, вспоминаешь кто ты в этом мире и все вытекающие отсюда последствия, что нужно сделать, можно ли еще полежать или нужно вскакивать, опять погружаясь в суету. В этом мире Мэгги была миссис Томпсон, а потому она протянула руку и с облегченье поняла, что его нет рядом.

В дверь постучали.

– Войдите.

– Добро утро, мисс Мэгги, – сказала горничная.

– Доброе, Мэри.

Служанка распахнула шторы, позволив, наконец, свету ворваться в комнату.

– Мистер Томпсон дома?

– Нет, мисс, он уехал и просил передать, что будет около двух.

– А Джейн не приехала?

– Еще нет.

Девушка поставила поднос с завтраком для Мэгги на столик.

– Повар спрашивает, что лучше подать сегодня вечером на десерт.

– Разве кто-то приглашен?

– Мистер О,Генри приглашен на семь.

– О,Генри, кто такой О,Генри? Я знаю только одного О,Генри, сенатора Николаса.

– Скорее всего, это не он, мисс.

– Почему ты так думаешь?

– Я слышала, как милорд отправлял приглашения, их было два одно мистеру О,Генри, другое мистеру МакКалестеру и тогда милорд сказал, что они лучшие друзья.

Мэгги поняла, что в лице Мэри будет знать все новости в этом доме. И поняла также, что Том нравиться служанке, она запнулась, произнося его фамилию. Впрочем, кому не нравился этот несносный Дон Жуан. Но все же, спросила для формы.

– Ты имеешь в виду Эрика Маккалестера?

– Нет, мисс, я говорила о младшем, Томасе, вашем друге, – слегка покраснев, ответила Мэри.

– Близкий друг Тома, которого я не знаю, – сама с собой говорила Мэгги, – кто бы это мог быть?

Служанка собиралась уходить, но она задержала ее.

– А как имя этого загадочного джентльмена, не знаешь, Мэри?

– Не знаю, вернее я забыла.

Мэри уже взялась за ручку двери, но остановилась: «Я вспомнила, мисс, его зовут Майкл».

Мэгги выронила ложечку, которой мешала кофе.

– Спасибо, Мэри, иди.

Мэгги сидела на постели, тяжело дыша, губы дрожали. Боль разрывала сердце, но не могла вырваться наружу, иначе она кричала бы и рыдала, разнесла в клочья комнату, разбила бы вазы, разорвала подушки, все, что смогла, уничтожила бы. Но этим бы не успокоилась, нужно было что-нибудь сделать с собой, чтобы боль тела, хоть на время отвлекла душу, порезать руку, прыгнуть в ледяную воду, она даже не знала, но только чем-нибудь, как-нибудь на минуту, на секунду, только заглушить ее, потому что она невыносима.

Резко повернувшись, она уткнулась в подушку, и сколько могла сдержать звук эта преграда, плакала. «Почему, зачем так несправедливо?! Ей и так больно! Зачем сильнее, зачем видеть его, зачем приводить его в ее ад и насмехаться над ее мечтами, что он мог бы увести ее отсюда. НЕТ!!! Из ада выйти нельзя, а она сама добровольно заточила себя в него, с улыбкой надела цепи. Смотреть на него и знать, будь я не так труслива, все могло быть по-другому! Почему ты не был ангелом, призраком, показавшимся мне тогда, зачем ты реален, зачем ты будешь ходить рядом, и я никогда не смогу сказать тебе всего, никогда не прикоснусь к тебе, никогда, никогда, никогда……»

Через час Мэгги немного успокоилась, тело было измождено и, не имея больше сил биться, она лежала на постели.

Ветерок приподнял штору, Мэгги проследила за ним взглядом и наткнулась на небо за окном, безумно голубое небо, взор тонул в этом святом, бесконечном пространстве. Чувство захватывающей свободы, свежей, благодатной, желанной, любимой, не сказать словами, не сказать! Сердце открывается и не может надышаться, насмотреться на него. Нежное тепло разливается по телу, даже не разливается, а наполняет, тонешь в нем.

Это твое раскаянье, которое приняли, это молитва, это любящая улыбка Бога и ты возвращаешься на землю чистым, умиротворенным, желание жить и лететь, в двух шагах от Бога и рая, жизнь, настоящая жизнь. Понимаешь жизнь по-новому, все становится другим, не хочется отрывать глаз и погружаться в земную суету. Небо – это все! Только оно принесло ей успокоение. «Пока ты со мной, я буду жить!»

Мэгги встала и распахнула окно.

Джеральд приехал, как и обещал, в два, веселый и даже счастливый.

– Я сейчас летел домой и думал, – стоя в дверном проеме, сказал он, – что еще никогда не хотел так быстро вернуться! А все потому, что здесь ты! Я думал: войду в залитую светом гостиную и увижу тебя, твои волосы в солнечных лучах будут невесомо-нежными белыми и золотистыми лучиками. Ангел мой, как я люблю тебя!»

Мэгги действительно стояла у окна и ее волосы, рассыпались по плечам. При первых его словах она обернулась и улыбнулась ему. Джеральд не спешил подходить – любовался ей. А потом вдруг сорвался с места и обнял.

– Здравствуй, любимая!

– Здравствуй.

Хорошо, что он держал ее в объятиях и не видел лица, потому что, «любимый», так и не смогла она произнести.

– И зачем я сегодня уходил? Целый день, не видя тебя. Не хочу больше никуда уезжать, только быть с тобой.

«Как жаль, – подумала она, – как жаль, что ты так влюблен». Мэгги не могла простить себе, что обманывает его, а он ведь любит. Она считала себя виноватой, бесконечно обязанной ему за любовь. Когда кто-то делал ей даже маленькое, неприметное добро, она была безумно благодарна и отдала бы полмира взамен. Ей было не по себе, озноб охватывал тело, было стыдно за свою безответность на его чувство, и Мэгги старалась, как могла не сделать ему больно, и в каждом слове, взгляде, движении, жесте просила прощения, но любить не могла.

Сидя за столом, она поднимала на него взгляд и вновь опускала, дольше пяти секунд не выдерживая смотреть на него. А Джеральд был, насколько мог себе позволить, безрассуден и счастлив.

– Я забыл тебя предупредить, сегодня приедут Майкл О'Генри и Том.

– Знаю, горничная сказала утром. А что у тебя с ним какие-то дела? – беспечно спросила Мэгги, а сердце замерло.

– Майкл хотел бы набраться опыта в моей фирме, он юрист. Ты знаешь, он был лучшим учеником на курсе, наверное, день и ночь не спал, только учился, я бы так не смог.

– Боже мой, а я думала, мой муж самый умный юрист в Англии! – улыбнулась она.

– Так и есть. Просто я не фанатик и помимо учебы еще и жил.

– Значит он фанатик?

– Я говорю в общем. Майкл, насколько я понял весьма интересный человек. У него кипучая, бешеная потребность действия, мне кажется это фанатизм. А с другой стороны, он совсем не скучен, раз они дружили с Томом с детства.

– Да, кажется, Том говорил, они давно дружит.

– Я был на последнем курсе, когда поступил Майкл и Том так преобразился. У них год разницы, но мне всегда казалось, что Майкл старше, он на него хорошо влиял. Вот только я не могу понять одного. Позволь спросить, милая. Ты знала Майкла в детстве?

– Нет.

– А почему? – почти смеясь, спросил Джеральд.

– Как почему? Какой-то странный вопрос, не знала и все, ты же не знал в детстве всех детей в высшем свете, да и меня, – улыбаясь, сказала она.

– Нет, понятно, наши родители никогда не дружили. Но почему твой самый близкий друг, с которым вы выросли, ни разу не нашел случая познакомить вас. Такое ощущение, что вы жили в разных мирах.

Мэгги почувствовала, что наткнулась в темноте на стену, даже в глазах потемнело. Какой правильный, совершенно естественный вопрос. Правда, почему? И вся жизнь, вся жизнь могла бы быть совсем другой. Но почему?! Если бы раньше я знала его, знала, что он есть на свете, реальный и живой, а не только в моих мечтах и снах, я бы не ошиблась так. Что это, опять насмешка судьбы, сколько можно смеяться надо мной?!

Она молчала несколько минут, и Джеральд весело рассмеялся, видя в какой ступор ее ввели его слова.

– Мэгги, перестань, я пошутил. Просто подумал, задавалась ли ты когда-нибудь таким простым вопросом.

– Как видишь, Том очень скрытный человек, – стараясь заглушить горькую боль в голосе, ответила она.

– Да нет, скорей всего здесь все проще.

– Как? – Мэгги жаждуще посмотрела на супруга. Пусть сейчас же объяснит, кто во всем этом виноват, хоть будет виновник, будто от этого легче.

– Я думаю, ваши родители просто не очень ладили, вот и все.

Она пожала плечами.

– Не знаю, я до недавнего времени знала только Николаса О'Генри, отец при жизни довольно дружески с ним общался.

– Расскажу по секрету, – заговорчески начал Джеральд и опять рассмеялся над сосредоточенным лицом миссис Томпсон, – я однажды слышал, как Эрик МакКалестер вскользь жаловался отцу, что не знает, как устроить Тома на каникулах. Он хотел ехать в деревню к О'Генри, а вы с Энн будете скучать по нему. Эрик сказал, что знакомить вас не решается из-за Джона.

– Что? Из-за папы?!

– Он объяснял, что твой отец давно не держит зла на Филиппа, но опасается так ли это, с другой стороны.

– Но почему?!

– Понятия не имею, они не распространялись.

Вскоре Джеральд ушел в кабинет, рассмотреть бумаги, оставив супругу одну.

«Неужели, – думала она, охваченная каким-то паническим страхом, – сердце впервые обмануло меня?! Как это может быть? Столько страданий из-за одного лишь воображения? Красивая внешность! Так жестоко обмануться! А что тогда был тот взгляд на мосту?! Случайность?! Это ведь неправда! Как так можно? Что за глупое сердце, чего ему не хватало?! Но отец не мог просто так ненавидеть человека. Почему ненавидеть? «не держит зла», – так сказал Джеральд, что же между ними произошло? Я никогда не узнаю, не расспрашивать же дядю Эрика или маму…Но если отец не хотел даже знакомить своих детей с его сыном! Что же он такое сделал?!» От этих мыслей она холодела, все смешалось, реальность и бред. «Я ошиблась в чувствах? А если нет, значит, полюбила не достойного человека. Как это страшно, ужасно, низко, стыдно в конце концов… Как мое сердце могло сыграть такую злую шутку?!» Для Мэгги это действительно было ужасно, она никогда не могла понять людей, влюблявшихся в подлецов, мерзавцев. «Как – спрашивала она себя – видя все гнусные выходки такого человека, можно любить его?!» Это было выше ее пониманию, она всегда знала, что может полюбить только красивую душу, но никак не тело. А сейчас сама попала в ловушку. Как стыдно. Она еще сама не осознавала насколько легче ей будет, если он правда окажется негодяем. Тогда не придется страдать, можно будет день за днем убеждать себя и пытаться его разлюбить. Постоянно сравнивать Джеральда с ним и убеждаться, что сделала правильный выбор. Как бы это было легко! Тогда, по крайней мере, исчезло бы это чувство о мечте – какой могла бы быть счастливой ее жизнь с ним!

Но стоило ей закрыть глаза, и она видела Майкла и все обвинения казались глупостью, пустяком. «Разве могут быть такие невинные глаза у низкого человека. Как же я люблю тебя!» И разум быстро нашел множество оправданий, во всяком случае, это отец, а сын может быть совершенно другим. И Том считает его лучшим другом. Сердце прощало ему все прегрешения, если они были.

Сейчас Мэгги думала о другом. Мысль, не дававшая ей покоя столько же времени, как и ее неразделенная любовь. «Почему я так ошиблась? Джеральд и умен, и красив, и ласков, мне казалось, я люблю его. Он вполне подходил на роль мужа, которую и занял. Но здесь с самого начала было что-то не то, чему я не пожелала уделить внимание, заглушив другим. Все подходило здесь, на земле, но не на небе, наши души там не соединены. А вот моя и Майкла одно целое и понимаешь это только, когда встретишь судьбу. Кажется, у нас одинаковые мысли и говорить мы можем, о чем угодно и всегда будем понимать друг друга. А сколько лет прошло зря, как долго мы не говорили. Как это не самоуверенно, я все же знаю откуда-то, что права. Понимаешь и любишь не сделанной любовью, а первозданной, искренней и чистой. Тогда у тебя открываются глаза на жизнь, и ты ясно понимаешь, что это настоящая любовь, само это знание, когда можешь отличить ее среди остальных, бесценно! Она! Которую много раз звала, искала, пыталась представить, пока не пришло время, она молчала, словно ее и нет совсем или нет для тебя, молчала и ждала.

Да за одно это, можно отдать жизнь. Когда чувствуешь – он твоя судьба, вашу вселенскую неразлучность, пусть он и не знает об этом.

А Джеральд был простой, придуманной любовью, человеком, а не Богом, любовь тела, которое решило, что пришло время и нужно влюбиться.

Но откуда мы знаем ее время, вот тебе исполнилось столько– то лет и значит пора. А может она придет через десять, двадцать лет, это не нам решать. И точно нас она не спросит. Человек всегда плохо решает сам для себя разумом, что бы ни было.

Обычная любовь перерастает в привязанность, обычная и смертная, как человеческое тело. Да тысячи семей живут так, и раньше я думала, это и есть любовь. А сама знала – в моем сердце есть место и силы для другой, совсем другой любви.

Боже! Милый, если бы не ты, я никогда не узнала бы этого великого счастья. Кто-то не верит, кто-то ищет и не находит, кто-то думает, что нашел, а я просто не знала, что это. Наверно, очень мало людей знают ее в лицо.

Только она не может перерасти в привычку. Эта испепеляющая и воскрешающая, мощная, неудержимая сила завладевает человеком и не дает жить спокойно, по мнению окружающих.

Но, не смотря на ее бешеную силу, в ней и есть покой для двоих, светлый, умиротворяющий. Если ей не с чем бороться она затихает и становиться кроткой, но, ни на градус не остывает. А попробуйте ей помешать, и вы увидите всю ее силу, все грозное величие крепкого духа.

И вот, узнав ее, я не могу быть счастливой до конца. Непреодолимая преграда. Как странно, у многих есть благополучие, нормальное течение дней, когда все складывается хорошо, дети влюблены, родители довольны, юристы подписали договор, есть все, кроме редкой любви, то есть нормальной, когда и нужно жениться.

Не всякое чувство может называться высоким именем «любовь». И почему у него всегда все не благополучно. Или может из-за этих преград она и рождается, но я полюбила Майкла до свадьбы. Почему бы так не поступить с простой телесной любовью, она ведь не такая чувствительная, а настоящей дать дорогу? А может, настоящая всегда трагична, потому она и настоящая? Кто вообще может определить ее, кроме самих любящих. Или люди просто не ценят ту любовь, которая у них есть? Но почему я должна скрывать истинные чувства в угоду всему свету?!! только бы не нарушить их спокойствие, не ломать и не опровергать правил жизни, ими придуманных правил!!! Я должна умереть со своей тайной, прожив жизнь с хорошим, но не любимым мужем и никогда не быть счастливой! Могу ли я что-нибудь изменить, не приносить себя в жертву условностям?! Могу, если бы он любил меня, но этого я не узнаю никогда – Мэгги закрыла глаза полные слез – Как же я люблю тебя! Мне кажется, я знаю все твои чувства и мысли, знаю, как ты поступишь в разных ситуациях, я чувствую тебя, и ты так близко».