Остальные приехавшие вошли в холл «Камелии» уже когда Олеся с родителями, прихватив благодушную пожилую пару, уехали вверх на лифте. Уксусное сообщество, едва оно вошло, как будто подменили.
– А что, здесь приятно, да, папа? – милостиво заметила Ирина. Масленый старик так же милостиво кивнул и улыбнулся почти дружелюбной улыбкой, глядя на женщину, протягивающую ему ключи.
– Да у нас тут всем нравится, – сказала женщина приветливо. – Никто еще недовольным не уезжал от нас… Что, Леночка?
Лена-сопровождающая, снова одергивая свою измятую юбку, подошла, и, наклонившись, беспокойно прошептала ей на ухо:
– Раиса Сергеевна, а из полиции человек к вам уже заселялся?
– Мне кажется, да… Как фамилия-то? – Раиса Сергеевна потянулась к большущей общей тетради с серыми листами.
– Петухов Владимир…
– Да, точно, вот отметила. За пару часов до вас пришел, такой хороший паренек, веселый…
– Правда? – удивилась Лена: по рассказам Михаила Ильича о Петухове у нее сложилось несколько другое впечатление. – А он сейчас где?
– А, наверное, обедает, ты сходи глянь, я остальных пока заселю.
Лена послушно прошла сквозь холл и свернула в дверь, располагающуюся у дальней стены: она вела на залитую солнцем застекленную террасу, где была столовая. Обед уже подходил к концу: за покрытыми нежно-розовыми скатертями столами сидело лишь несколько отдыхающих, которые, заткнув за воротники матерчатые салфетки, наворачивали борщ из супниц и котлеты с пюре. Повара у раздаточной витрины гремели огромными котлами.
– А кто тут Петухов, извините, можно на минуточку? – вполголоса позвала Лена.
Из-за столика у окна тут же вскочил высокий, очень белобрысый, почти до степени альбиноса, человек в ужасающе цветастой рубашке и укороченных брючках, которые сидели на нем тесно ввиду небольшого животика.
– Здравствуйте! – набрав полную грудь воздуха, воскликнул он в лицо Лене и уставился на нее большими, почти прозрачными глазами в белесых ресницах. – Вы из администрации? Большое спасибо передайте поварам за обед! Очень хороший вообще у вас отель!
– И вам спасибо большое, – закивала Лена, поспешно улыбаясь. – Да, я из администрации. Если что-то такое… найдете, сразу ко мне обращайтесь или к Михаилу Ильичу.
– Ага, обязательно, – равнодушно сказал лейтенант Петухов, рыская взглядом по сторонам и явно думая о солнечной улице и купании в море. – Пока все отлично, так что зря не волнуйтесь… Ну, пойду похожу по территории!
Он энергично кивнул Лене и удалился широким шагом. Лена задумчиво поглядела в удаляющуюся цветастую спину. В какой-то момент ей показалось, что несколько сережек с висюльками в ушах, длиннющие острые ногти и жесткие белые волосы, заплетенные в две косы, вроде бы не совсем характерны для лейтенанта полиции, но это ощущение почти сразу же пропало. Лене даже показалось, что полиции и положено ходить в таком виде, так что она успокоенно улыбнулась и пошла обратно.
…Лейтенант Володя Петухов, окончательно замерзнув в промозглом номере и так и не найдя, как закрывается дверь, снова спустился по темной лестнице в холл. Неприветливый черноволосый парень за стойкой исчез: шаги лейтенанта гулко звучали в совершенно пустом помещении, только вдалеке что-то вроде бы позвякивало и тянуло чем-то противным типа плесени и подгорелой каши.
– Столовая? – подумал вслух лейтенант и направился в конец холла. Там обнаружилась дверь, которая действительно вывела его на весьма мрачную, какого-то готического вида террасу со сводчатым потолком и огромными полукруглыми окнами, залепленными почти сплошь темной мозаикой. Помещение заполняли ряды низких и квадратных черных столов, чем-то похожих на старинные парты, разве только без наклона. Рядом стояли те же дешевые стулья из коричневой пластмассы, что и в номере. Кое-где за столами по одному-двое сидели люди: в большинстве своем вполне обычные, хотя и с очень недовольными лицами, но были и другие, похожие на парня, выдававшего ключи в холле: с острыми ногтями, очень странной, землисто-коричневой кожей, жесткими черными волосами и лимонно-желтыми зубами и белками глаз. Была еще парочка людей противоположного вида, то есть почти полных альбиносов, но тоже с когтями и жесткими волосами. Лейтенант заметил эти особенности внешности, и, будь он в обычном состоянии, то, конечно, сразу бы вспомнил все просмотренные фильмы ужасов, но сейчас он тут же забыл про странных людей, как только отвел от них глаза.
Снова сильно потянуло плесенью и гарью. Лейтенант пошел на запах и остановился, обнаружив, что добрался до пункта раздачи еды. На тянущемся перед ним столе из черного гранита стояли глубокие серебристые тазы, наполненные жесткими и большим, как кирпичи, кусками серого хлеба, такими же деревянными на вид ломтями непонятно чьего сушеного мяса и даже чьими-то костями в мерзком на вид холодце. Был также таз с кашей из круглой желтой крупы, от которого и шел горелый запах, таз жидкого супа и таз с крупно нарванными листьями какой-то травы, похожей на лопух. Но особенно Петухова потряс последний таз. Там в налитой воде лежали куски трухлявого мокрого дерева, распространяя сильнейший запах плесени. Была еще подставочка с неопознаваемыми плодами красного цвета: то ли фруктами, то ли овощами. Венчала этот ассортимент стоящая над ним, уперев когтистые руки в бока, очень пожилая черноволосая женщина с землистой кожей и беспросветно-черными глазами. На ней был белый балахон в грязных пятнах, подпоясанный замызганным синим платком. Надо полагать, повариха.
– Это у вас весь ассортимент? – иронично вопросил Петухов.
– А тебе чего еще надо? – ответила повариха ужасающим хриплым басом, хуже, чем у пацана в холле.
– Мне? Нормальную еду, наверное, сама-то как думаешь?
– Я продукты не поставляю. Жри чего дают, – грубо отрезала мерзкая карга.
– Да вы людей тут пачками травите, наверное!
– Боишься отравиться, так не ешь, – быстро нашла выход повариха и улыбнулась лимонными зубами. – Чего ты на дерево глядишь? Это вообще не твое.
– Да ну, блин?! – не выдержал лейтенант. – А что «мое»?
– Хлеб, суп и каша. Воду вон там возьмешь, в ведре, – подвела итог женщина и вручила ему глубокую миску. Лейтенант, как под гипнозом, наполнил ее горелой кашей, положил сверху кирпич хлеба и, отойдя, сел за ближайший столик.
Каша оказалась не только пригоревшей, а еще и без сахара и соли. Петухов так удивился, что молча съел четверть миски, откусил хлеб и убедился, что в нем есть примеси песка и камней. Хуже, казалось, стать уже не могло, но тут появился официант.
Такой злобной физиономии Петухов не видел отродясь, хотя за пять лет работы в полиции встречался с матерыми уголовниками. Официант был опять из тех, которые с землистой кожей и лимонными зубами: его выпученные, черные, как дыры, глаза, располагающиеся под сросшимися бровями, рыскали вокруг, будто ища жертву, а тонкие губы под огромным носом беззвучно шевелились. Из черных прямых волос он сделал конский хвостик на самой макушке, придававший ему вид людоедского вождя, а синий фартук был в несколько раз обмотан вокруг его тощего сутулого тела. В когтистых руках официант сжимал непонятную круглую штучку с красным раструбом, как на бибикалке детского велосипеда. Подходя к столикам, он закатывал глаза, дергал рукой в воздухе, и красный раструб со свистом втягивал крошки с поверхности стола. Иногда улетали и куски еды с тарелки обедающего, но официант не обращал на это никакого внимания. Так же, не дожидаясь разрешения, он выхватывал из-под носов зазевавшихся людей миски с недоеденным кормом, то есть супом или кашей, и молча удалялся, не слушая протестующих воплей.
Впрочем, протесты звучали редко. Большая часть жертв гостиницы «Камелия» находилась, как и сам лейтенант, в каком-то мрачном холодном оцепенении.
Женщина-альбиноска совершенно неопределенного возраста, в темном плаще с глухим воротником по самые уши, присев неподалеку от Петухова, поставила перед собой белую фарфоровую тарелку с кусками дерева. Задумчиво и сумрачно глядя в окно сквозь витраж, она сначала съела кусок деревяшки, а потом вдруг, подняв на уровень зубов, с треском откусила край тарелки и принялась медленно жевать.
– Посуду не портить! – рявкнул официант, подлетая и выхватывая тарелку своей когтистой рукой из ее когтистой руки. Женщина ничего не ответила, только свистяще вздохнула и снова уставилась в окно, дожевывая оставшийся во рту фарфор. Лейтенант Петухов смотрел на нее так же неподвижно, изо всех сил пытаясь понять, что не в порядке, но так ни до чего и не додумался и вернулся к каше, торопясь доесть, пока ее не выхватил злобный официант…
Он продолжал сидеть за своим столиком и в какой-то тяжелой прострации домучивал кашу еще примерно полчаса, после чего услышал в холле возмущенные голоса и сделал вывод, что это, видимо, приехали еще посетители.
И точно: через минуту в дверь столовой заглянуло сразу несколько голов и послышалось восклицание:
– Полный кошмар! Я так и знала!
– Мда, так сказать, условийца, ничего не скажешь…
– Вот видишь, Дима, нужно же было хоть один раз в жизни меня послушать! Так нет же! Вот теперь живи тут!
– Ты сама вечно вопишь, что хочешь сэкономить!
– Я хочу?!
Лейтенант с вялым интересом покосился в сторону переругивающихся и увидел хмурого мужчину с седыми волосами, торчащими козырьком над наморщенным лбом, и тощую женщину с длинной гусиной шеей.
– Вот куда ты нас притащил! – шипела она, как упомянутая птица-гусь. – Ребенку, видишь, здесь тоже не нравится!
Она обеими руками показала на стоящее рядом с ней создание, походившее на своих родителей примерно так же сильно, как жираф походит на ежа. Оно было опять из черных и когтистых: очень толстое, очень глазастое и очень хмурое, в чернющем балахоне до пят. Жесткие и прямые длинные волосы, пластмассово блестя, торчали в разные стороны. Лейтенант даже заинтересовался, мальчик это или девочка, а вопрос о том, откуда такой ребеночек у обычных на вид родителей, в который уже раз скользнул мимо его сознания.
Ребеночек разинул рот и капризно пробасил:
– Тут мерзко вообще! Чего вы меня сюда притащили?! Я ехать не хотела!
Девочка, машинально констатировал лейтенант и так же машинально проводил глазами страннейшую семейку, которая, продолжая обвинять друг друга во всех смертных грехах, двинулась к раздаточной витрине. Следом прошла еще одна семейка, с маленьким мрачным ребенком, охая что-то про грязь и микробы. Едва сев, мать начала протирать столик влажной салфеткой, а отец имел несчастье обратиться к официанту:
– Слушайте, у вас тут хоть какие-то санитарные нормы соблюдаются?
– Чего?! – уставился на него официант, потряхивая дикарским хвостиком на макушке от недоумения.
– Нормы, говорю.
– Ну, мне нормально. А вы можете не есть, – официант ухмыльнулся и втянул своим красным рупором крошки с ближайшего к нему стола, всосав заодно и пару салфеток из серой занозистой бумаги.
– Просто потрясающе! – воздела руки полная женщина в очках, сдвинутых на лоб. – Вот это сервис! Молодой человек! Дайте мне вашу жалобную книгу, я вам сейчас напишу отзыв!
– Не дам, – пробасил официант.
– Как это?! Вы не имеете права мне отказывать, я потребитель, и по закону о правах…
– А чего, я отказываю? Нету у нас никакой книги.
– Вы обязаны ее иметь!
– Угу. А у нас нету, – официант втянул еще несколько крошек и повернулся к ней спиной.
– Так у вас все поставлено, да, молодой человек?
– Че? Куда поставлено?
– Я о вас все напишу, что думаю, по интернету, во все инстанции обращусь, будьте спокойны!
– А чё я не спокоен, что ли, – сказала удаляющаяся спина официанта и исчезла, нырнув за ведьму-повариху, которая, молча и подбоченившись, продолжала царить у раздаточных тазов.
«Отзывы, – промелькнула у лейтенанта вялая мысль. – Вот откуда столько плохих отзывов бралось… Нет, скорее теперь интересно, откуда брались хорошие».
Поняв, что в столовой ему больше делать нечего, он поднялся и медленно побрел восвояси, выбирая, посидеть ему в номере или сходить на улицу и поискать куда-то пропавшее море. Единственная же разумная мысль: сейчас же покинуть отель – его голову почему-то упорно обходила стороной.
ГЛАВА 5
…Номер оказался небольшой, но светлый, с лоскутным цветастым ковриком на полу и такими же цветастыми покрывалами на кроватях. В круглом потолочном светильнике виднелась кучка упокоившихся навеки муравьев и ночных бабочек, но, на удивление, это первой заметила Олеся, в то время как ее родители обратили внимание на прекрасный вид из окна.
– Да тут же море прямо в двух шагах! – восхитилась мама, опираясь на подоконник. – Ох, какая красота! Иди сюда, дочь, посмотри…
Олеся подскочила к окну и воодушевленно затрещала, пока мама не потеряла положительный настрой:
О проекте
О подписке
Другие проекты