– У всех людей должен быть свой «островок недосягаемости», – вдруг сказал Феликс. – Я вижу, что тебе он очень нужен. Я это чувствую, и не буду туда даже «плыть» или пытаться что-то разузнать. Захочешь – расскажешь. Если нет, значит, нет. Для меня важнее твоё отношение ко мне и твоё желание сохранить то, что есть. Но это в большей мере зависит от меня самого. Знаешь, придёт время, ты найдёшь мужчину, и однажды он запретит тебе общение со мной. Он будет ревностно относиться к тому, что я – твой друг. А ты, в свою очередь, чтобы сохранить семью и ради любви, конечно, не станешь играть на его чувствах и доставлять ему волнение, и сама примешь решение, что нам нужно увеличить дистанцию, сократить встречи, а потом и перестать доверять друг другу.

Она смотрела на его давно знакомое, изученное, такое привычное лицо и не верила в то, что он может так думать.

– Ты не смеешь говорить так… и даже думать об этом… – Алекса пододвинулась к нему вплотную и прижалась лбом к его руке. – Те отношения, что мы построили – это для меня особый мир, в который нет доступа никому. Ты – мой лучший друг, и ты знаешь меня настоящую со всеми моими прибамбасами. Я никому не позволю войти в мою жизнь и разрушить наши отношения. Если я почувствую хоть какое-то притеснение или недовольство в отношении нашей дружбы, значит, это не мой мужчина. Любимым не ставят ультиматумы. Любимых не ставят перед выбором. Любимым не причиняют боль. Доверие и стремление сделать человека счастливым – вот настоящие искренние чувства. Я всегда выберу тебя, потому что я тебе доверяю. А как можно доверить свою жизнь тому, кто захочет, вопреки моему желанию, нас разлучить?

– Мне дорого всё, что ты говоришь. Дорого и то, о чём ты лишь помышляешь в своей фантастической головке.

– Я надеюсь, ты всё ещё помнишь, как сделать меня счастливой, – промурлыкала Алекса, чувствуя, как постепенно нагревается его кожа в месте их касания.

– Эээ… купить тебе шоколадную фабрику?

– Брось. Когда-то ты поклялся стать крёстным отцом моим будущим деткам.

– Ты хочешь меня подловить на том, чего я не делал и не сделаю?

– В смысле? – оторопела Алекса и буквально проникла в него взглядом.

– В том смысле, что я никогда не даю клятв.

– А… эти твои религиозные предубеждения, – закатила глаза Алекса.

– Скорее принципиальные вещи. Я не даю клятв, потому что для меня не существует так называемого бога. Но зато я даю обещания, которые, как мужчина, всегда выполняю железно.

– Значит, ты обещал стать крёстным отцом моим будущим детям, хотя на самом деле мне вообще трудно поверить в то, что они у меня когда-то будут. Каким-то нереальным кажется сейчас это событие.

– Всё у тебя будет! И даже больше, чем ты можешь себе представить, – заверил он. – А вообще, я хочу тебя поправить… Обещание обещанием, но я и сам горю желанием взять на себя эту роль. Так что в тот самый момент тебе не пришлось бы об этом просить, было бы достаточно просто согласиться на моё предложение.

– Ну вот, такое течение разговора мне нравится больше, – удовлетворённо скорчила она личико.

– А что, было когда-то по-другому?

– Я о том, что когда мы затронули эту тему в первый раз, ты заподозрил меня в корыстных целях…

– В тех, что ты хочешь привязать меня пожизненно, заполучив в крёстные?

– Да!

– Я и сейчас так думаю, – открыто рассмеялся Феликс и, дурачась, потрепал её за шею.

* * *

Частая хмурая задумчивость в потемневших глазах Феликса, его странная зацикленность на своих, только ему одному ведомых мыслях, и его вечная наблюдательная позиция вызывали в Алексе эмоции, которые не остывали ещё и потому, что в этом человеке не было той самой предсказуемости, какой обладали люди более лёгкого, незатейливого и болтливого характера. Напротив, двойственность его натуры, неудержимость, ироничность, безупречный вкус, а также категоричность, скрытность и невозмутимость настолько нравились ей, что Алекса просто не успевала отслеживать его резкие переходы из одного состояния в другое, и уж тем более не могла потерять интерес к его внутренней природе. Единственное, что всегда было в нём неизменным, как молекула ДНК, так это его непоколебимая решительность во всём, чего бы не коснулся вопрос.

До этого дня, который казался одним из жемчужных дней лета, они с Феликсом никогда не отдыхали в окружении лесной природы, как и не гостили на её даче, расположенной в недрах соснового бора, неподалёку от прекрасных видов на серо-голубой Финский залив. Неоднократные размышления Алексы над тем, чтобы пригласить его в загородный дом оставались лишь на уровне её мыслей, не произносимых вслух по причине того, что их совместное времяпрепровождение, происходившее в многолюдных и шумных местах, не могло быть истолковано превратно, в отличие от мест тихой уединённости. И всё же, отбросив все сомнения и оставив предрассудки, Алекса решилась провести с ним время вдали от города, в местах чистейшего воздуха, и в абсолютно естественной для себя манере озвучила ему своё предложение. Расценив эту идею, как прекрасную возможность чуть лучше узнать друг друга и не видя в этом никакой подоплёки, Феликс мгновенно приободрился, и уже через полчаса они стояли на Балтийском вокзале, изучая расписание поездов.

– Мы не успеем. Наша электричка отходит через пять минут, – расстроилась Алекса, глядя на длинную очередь у кассы, – следующая будет только через полтора часа.

– Сейчас решим, – он бегло взглянул на толпу людей, примыкавших друг за другом к кассе, и решительно направился к девушке, чья очередь подошла обращаться за билетами. Моментально на его губах заиграла улыбка, и он с изысканными манерами заговорил с ней, близко наклонившись к её уху. Изворотливая девушка сначала взглянула недоверчиво и претенциозно, но уже через мгновенье её лицо преобразилось в карамельную любезность, и она, хихикнув, пропустила его перед собой, отстранившись от окна. А ещё через несколько секунд Феликс, провожаемый взглядами нетерпеливой и слегка возмущённой толпы, спешил к Алексе с двумя билетами в руке.

«А ты ещё тот лис, Феликс Дрекслер! Умеешь расположить, ввести в заблуждение и добиться желаемого!» – не без восторга подметила про себя Алекса, сгорая от любопытства узнать, что такого он мог шепнуть этой девушке в очереди.

– Бежим! – спокойно скомандовал он и, не дав ей опомниться, потащил к турникету через весь зал вокзала.

– Не успеем, Фил! – прокричала она, чувствуя, как буквально отрывается носками от земли.

– Сомневаешься во мне? – выпалил Феликс и разогнался так, что Алекса не удержалась от хохота.

– Ещё немного, и я взлечу!

– За это не переживай! Двойная шаверма не позволит тебе этого сделать.

– А ты умеешь поддать жару в огонь!

– Дружочек, если уж тебе не суждено взлететь, то хоть поднажми немного, – громко смеялся он в ответ, ускоряясь всё больше. – Электричка отходит.

Даже промчавшись по платформе и запрыгнув в вагон тронувшейся электрички, они не смогли укротить настигшее их веселье, и, балансируя по вагону разгоняющегося поезда, дошли до конца и упали на скамейку, чтобы отдышаться и реанимировать свои взбудораженные сердца.

– Сколько у нас времени в пути? – поинтересовался он, ставя пакет с армянским коньяком себе в ноги.

– Около часа.

– Тогда у нас есть возможность развлечься, – потеребил он кончик своего носа и, достав свой мобильный, вплотную пододвинулся к ней. – У меня есть несколько приложений, которые могут быть очень полезны для развития интеллекта, логического мышления и реакции. Тебе, скорее всего, будут интересны ребусы и графические картинки.

Солнце проникало сквозь окно и ярко светило на них, отчего Феликс сильно зажмуривался, вглядываясь в дисплей телефона. При каждом движении его головы её обдавало волной мужского парфюма.

– Как хорошо, что ты сегодня так надушился, – отметила Алекса.

– Что, учуяла пренеприятный запах электрички? – поднял бровь Феликс, и она утвердительно кивнула.

– Ну тогда нюхайте на здоровье, мне не жалко.

– Спасибо, Фил. А что это ты мне показываешь? – встрепенулась она.

– Это неплохая вещь. Применяется, в основном, для развития тех или иных составляющих нашей памяти. В целом, это тренировка мозга.

– И давно ты этим увлекаешься?

– Не столько давно, сколько стараюсь почаще… Как только у меня появляется перерыв, я сразу ползаю по этим программам, загружаю разные уровни и выполняю их.

– И в чём суть заданий?

– Вот из простых. Например, тренажёр человеческого внимания. Смотри на картинку, ты должна найти на ней лишний кусок. Сосредоточься и сконцентрируйся, необходимо объять её всю целиком. В какой-то момент в ней произойдёт изменение, появится что-то лишнее, или наоборот что-то исчезнет. Оно проявляется так медленно и плавно, что становится практически не осязаемо человеческим зрением.

Им оставалась последняя станция, когда в их вагон вошёл мужчина, одетый в военную форму, с гитарой в руках, с маленькой колонкой в рюкзаке за плечами и прикреплённым к лацкану камуфляжной формы микрофоном. Он вошёл и, по-доброму оглядев вагон, будто ища поддержки, после короткой паузы взял первый аккорд. Его лицо осунулось в грустной мимике, а голос загрохотал: «Отчего так в России берёзы шумят? Отчего белоствольные всё понимают?.. А на сердце опять горячо-горячо, и опять и опять без ответа, а листочек с берёзки упал на плечо, он, как я, оторвался от веток».

– Мда… дружочек мой… Сентиментальности тебе не занимать, – усмехнулся Феликс, заметив в глазах Алексы слёзы.

– У меня сердце сейчас выпрыгнет от тоски…

Её лицо отражало печальную нотку, пойманную настроением песни, и поэтому Феликс всё больше расходился в улыбке, стараясь её растормошить.

– Алекса, он обычный алкаш, который завывает по вагонам. Таких миллионы и расстраиваться из-за него – полная глупость.

– Это… это талантливо…

– Я не знаю, – отмахнулся он, – я не сторонник всего этого творчества. Пусть идёт работать на завод.

– Но если это кому-то доставляет удовольствие?

– Это попрошайничество!

В её глазах совсем потемнело от назревающих слёз, скулы задрожали, и застенчивая улыбка поползла по лицу. Электричка выпустила толпу спешащих людей, среди которых были Феликс и Алекса.

– На такую реакцию и рассчитан этот спектакль. Чтобы ему захотели помочь и дали денег. Только вот поверить не могу – ты сама актриса, знаешь это всё изнутри, ты-то не должна вестись на все эти приёмчики, срабатывающие со стариками и наивными дурачками. Нет людей, которые не могут сделать свою жизнь полноценной, есть лень, слабость и тупое, упрямое мнение, что когда-то всё изменится само собой!

Прогулявшись по широкой тропе в шуршащей таинственности леса и выйдя к высоким воротам, они вошли на участок. Трёхцветная кошка встретила нового гостя тонким интеллигентным писком, медленно прокатила по его ноге бочком, оставив рыже-чёрно-белый пух на лёгких вельветовых джинсах.

– Линяет, зараза, – беззлобно сказал он, и с ответной лаской почесал ту за ухом, доводя кошку до экстаза и пронзительного мурлыканья.

Тут же из кустов к ним навстречу прыгнула вторая бестия и, прошмыгнув мимо Феликса, вспорхнула на кирпичный столб, всмотрелась в него своими большими ярко-жёлтыми глазами и, стремительно приняв атакующую позу, изогнула гладкошёрстное пепельное туловище и мгновенным броском влетела обратно в кусты.

– Эта не такая гостеприимная, – от души рассмеялся Феликс, – дикарка.

– Настоящая охотница, которая ничего не боится. Ест всё, что поймает. А первая – аристократка и крайне брезглива. Питается исключительно паштетами.

– Сколько у вас их тут?

– Три кошки и сторожевая овчарка. Это всё любовь мамы к животным. Мне кажется, что была бы её воля, она бы с радостью развела здесь целую ферму.

Обойдя дом и выйдя на задний участок, Феликс остановился и с особым удовольствием огляделся вокруг. Зелёный ковер свежестриженной травы, переливающейся от яркого солнца, открылся их взору и будто подвёл их к плетёным качелям, присев на которые, они вдохнули воздух, наполненный ароматами цветов. Пышные, высокие кусты роз, распустившиеся по всему периметру участка, притягивали взгляд своей насыщенностью цветов, будто вся палитра красок наполнила сад. Ухоженные альпийские горки, каменистые ручейки, орнаменты, круглая беседка, заросшая зелёными листьями и тонкими изящными стебельками, скрытая в тени высоких елей лавочка, робинзоновский островок для костра, открытый бассейн – всё это было теперь на месте того запущенного, огрубевшего от ветров и дождей, покрытого земляными природными буграми участка, который превратился в маленький рай на земле.

– Откровенно сказать, я предполагал увидеть здесь нечто иное…

– И что же?

– Слово «дача» ассоциируется у меня с определёнными бытовыми условиями и подразумевает обычно дома другого типа… – со шкодливой улыбкой пояснил он, обводя взглядом всю эту сочную зелень и силуэтные масштабы дома из тёмного камня и декоративной отделки. – Пока мы ехали, мне представлялось, что у вас уютный деревянный домик в лесу со своим огородом, теплицами, а вместо этого я попадаю в большой и красивый особняк, оборудованный всеми коммуникациями и окружённый великолепным садом.

– О таком доме мечтала моя мама, – с улыбкой подтвердила Алекса. – И она отчасти воплотила свою мечту в жизнь. Правда, это стоило ей невероятно тяжёлых временных, физических и моральных затрат. И всё ради того, чтобы этот дом стал любимым, родным местом, способным сплотить всю нашу семью, домом со своими традициями и семейными ценностями, со своими памятными воспоминаниями и радостными переживаниями, а главное, чтобы он всегда был полон людьми и несмолкающими голосами детей и внуков.

Алекса сидела, подогнув одну ногу под себя, а второй плавно раскачивала качели.

– Я тебе очень благодарен, Алекса… – тихо сказал он и посмотрел на неё умилённым, нежным взглядом, – за то, что ты взяла меня с собой. Я уже и не помню, когда в последний раз выбирался куда-нибудь загород. А здесь то место, откуда не хочется уезжать. Даже вставать не хочется.

– А ты не утруждай себя и отдыхай. Дом я покажу тебе чуть позже, а сейчас я заварю тебе чай со свежей мятой по особому рецепту, – она тут же вскочила с качели и направилась к участку, где зеленели крупные листья. – Могу заверить, что ты не пробовал ничего подобного.

– Ну, тогда удиви меня, детка, – весело и отрывисто засмеялся он, покачав головой. – Хотя ты и так никогда не перестаёшь меня удивлять.

После распития ароматного чая с натуральным ягодным джемом под тёплым, играющим солнцем, Алекса, наконец, пригласила его в дом. Провожая его из одной спальни в другую, из коридора на террасу, с террасы на лестницу, она увлечённо рассказывала ему обо всех редких вещицах и настенных картинах, присутствующих в обстановке дома, сделанной в современном стиле. Следуя за ней, как за гидом обзорной экскурсии, Феликс не переставал одобрительно улыбаться и подробно изучал те предметы, о которых она говорила столь самозабвенно.

– Что на третьем этаже? – кивнул он в сторону лестницы, которая упиралась в потолочную затворку.

– На мансардном этаже пока ничего особенного. Большое пространство, обитое деревом. Мы предполагали обустроить это место под домашнюю библиотеку, а один угол оставить под бильярд. Всё дело в том, что уже никто из родных и не помнит, как к нам в руки попало такое количество бесценных книг, что хранится сейчас наверху. Там столько старинных изданий, научных энциклопедий, художественной литературы, библейских книг… это тысячи томов, среди которых есть пергаментные рукописи на латинском, иврите и древнеславянских языках. Я держала эти рукописи в руках, но даже не смогла перелистнуть. Их страницы настолько хрупки и истёрты временем, что я боялась лишний раз дотронуться до них, чтобы не превратить в пыль. В общем, для такой золотой коллекции нужно достойное обрамление и не менее достойное хранение. И теперь ты знаешь, что как только у тебя возникнет желание полистать лучшие издания, милости просим в самую укромную и тихую библиотеку нашей северной столицы.

– Спасибо, дружочек, – он скептически растянул губы, и его руки спрятались в карманах джинсов, – но я не люблю книги.

– Почему?

– Книги крадут много реального времени. И при этом чтение для меня слишком утомительное и бесполезное занятие. Я привык строить свои теории на жизненном опыте и собственной практике, поэтому и предпочитаю учению действия. И вместо того, чтобы читать о тех, кто уже стал великим, я хочу двигаться к своим целям. А если серьёзно, Алекса, то эти старинные собрания, о которых ты рассказала, могут иметь хорошую цену. Попробуй отнести их в магазин антиквариата, чтобы узнать их стоимость.

Обратив свой взор на синюю стену, на которой висели два чёрно-белых портрета в стеклянных рамах, Феликс вдруг замолчал и, подойдя ближе, заинтересованно изучил эти два прекрасных молодых лица.

– Это мои родные бабушка и дедушка, – с лёгкой улыбкой ответила она его немому вопросу и встала рядом.

Феликс зорко перевёл взгляд с молодой женщины на молодого мужчину и тут же сделался совершенно серьёзным. Гипнотизируя переменчивого Феликса взглядом, Алекса предполагала, что проявленная заинтересованность к памятным снимкам – не что иное, как любопытство, касающееся её семейных уз и реликвий. Алекса неоднократно слышала, с каким уважением, терпением и глубокой благодарностью он говорил по телефону со своими бабушкой и дедом, и теперь она предполагала, что ему важно знать, какие у неё отношения со старшим поколением.

– Бабушка с дедушкой рано ушли из жизни. Мне не посчастливилось узнать их лично, – с сожалением вздохнула она.

От этого мимолетного осознания у неё дрогнули губы, ведь каждый раз, проходя мимо их портретов, Алексе казалось, что с уходом этих людей судьба отняла у неё шанс познать нечто большее, лишив возможности перенять опыт, передающийся от старшего поколения к следующему.

– Тоскуешь о них? – всё ещё разглядывая фотографии, спросил Феликс.

– Терять близких – это страшное горе, но нет ничего горче, чем терять родителей. Для моей мамы они были родителями, а для меня бабушкой и дедушкой, которых я даже ни разу не видела.

– Ты похожа на своего деда…

Это наблюдение приятно тронуло Алексу.

– Моё сходство с дедушкой начали замечать всего несколько лет назад. И с каждым годом оно становится все явственнее. Он был очень молод, когда делали этот снимок, другие не сохранились. Каждый раз, когда я смотрю на него, мне кажется, я вижу человека с внешностью земного ангела и глазами мудреца.