4.

Комната Горацио в замке Кронберг, – тесное, неуютное помещение с одним высоким, стрельчатым окном в сторону моря. Заваленный бумагами стол, несколько стопок книг на полу и на подоконнике. Большая неубранная кровать с откинутым пологом.

Горацио сидит в кресле спиной к столу. Кажется, что он погрузился в глубокую задумчивость. На его коленях – раскрытая книга. На постели, среди разбросанных подушек, лежит Маргрет. Она полуодета, тонкая кружевная рубашка едва прикрывает грудь и ноги; волосы распущены. Подперев рукой голову, она смотрит на Горацио.

Пауза.

Маргрет (негромко): Эй! Ты уснул?.. Я, кажется, тебя о чем-то попросила.

Горацио (издалека): Я слышал.

Маргрет: Очень сомневаюсь.

Горацио: Нет, в самом деле.

Маргрет: Тогда скажи, о чем?

Горацио (неуверенно): Помочь тебе одеться?

Маргрет: Вот еще!

Горацио: Тогда не знаю.

Маргрет: Какой ты сегодня скучный, просто нет сил. Ты злишь меня ужасно.

Горацио: Правда? (Меланхолично). Бьюсь об заклад, сейчас мы узнаем, что все мужчины – свиньи.

Маргрет: И, как всегда, проиграешь.

Горацио: Хорошая новость. И кто ж это исключение?

Маргрет: Не ты.

Горацио: Ну, ясное дело. (Наклоняясь к Маргрет, негромко). Орландо?.. Да?

Маргрет молчит.

Орландо!.. Ну, скажи же!

Маргрет: А хоть бы и так.

Горацио: Орландо! (Дурачась). Ах! Непобедимый рыцарь! Вымысел, обвешенный оружием и добродетелью!.. Ах, Маргрет! Вот на кого ты променяла живую плоть! На вымысел!.. Тебе не стыдно?

Маргрет: Нет, милый. Если хочешь знать, он кажется мне живее многих разгуливающих по Кронбергу.

Горацио: Тут я не спорю. По сравнению с этими, живыми могут считаться даже дворцовые статуи… Ну, рассказывай, что же наш рыцарь натворил на этот раз?

Маргрет: Тебе не интересно.

Горацио: Еще как. Не успокоюсь, пока не узнаю.

Маргрет: Отстань.

Горацио: Нет уж, скажи.

Маргрет (неохотно): Освободил от турок целый город.

Горацио: Браво!

Маргрет (с вызовом): И при этом не получил ни одной царапины.

Горацио: Каков везунчик! Султан, наверное, был в ярости. Надеюсь, он на этом не остановился?

Маргрет молчит.

Эй, ты ведь не хочешь, чтобы я умер от любопытства?

Маргрет: Если тебе это интересно, то он убил Фергакля.

Горацио: Вот это правильно. Человек с таким именем ничего другого и не заслуживает… Постой, или это не человек?… Молчи, я догадаюсь сам… Ставлю свой обед, что это злой волшебник, который, получал удовольствие от того, что насылал порчу на добрых христиан… Я угадал?

Маргрет: Ты читал!

Горацио: И близко-то не подходил.

Маргрет: Читал!

Горацио: Клянусь, что нет. Скажи-ка лучше, чем закончил наш доблестный герой? Ведь чем-то он закончил?

Маргрет: Как и полагается настоящему мужчине, господин Горацио.

Горацио: Похоже, это камень в мой огород. Так чем же?

Маргрет: Сначала он убил Фергакля, а потом пробрался в спальню к своей возлюбленной, которую Фергакль околдовал, потому что хотел на ней жениться… Ты опять спишь?

Горацио: Я само внимание. Пробрался в спальню…

Маргрет: Да. К Алине. И там нанес ей триста поцелуев!

Горацио: Вот чудовище. Так вот взял и нанес?

Маргрет: Не мудрствуя понапрасну, как некоторые.

Горацио: Надеюсь, она осталась после этого жива?

Маргрет: Жива и счастлива, как была бы счастлива на ее месте любая женщина.

Горацио: Но, послушай, триста поцелуев!.. Хотел бы я взглянуть.

Маргрет: И только?

Горацио: А что еще?

Маргрет: Еще?.. Ах ты, судак с холодной кровью! «Взглянуть»!.. Ну, конечно, если ты ни на что больше не способен, тогда тебе остается только глазеть!

Горацио: Ты клевещешь, Маргрет. (Скромно). Тебе хорошо известно, что если бы я захотел, то мог бы нанести не меньше.

Маргрет: Скорее, посадить. Как кляксу на бумагу или пятно на одежду. Судак несчастный! (Отворачивается).

Горацио (помедлив, с мрачным изумлением): Эй, Маргрет… Мне показалось, что ты меня сравнила с рыбой.

Маргрет молчит.

Меня, мужчину в точном смысле этого слова – с рыбой? С животным столь далеким от совершенства, что Творец не дал ему даже ног? Мужчину, где-то даже приятного собой, как мне говорили?

Маргрет: Отстань.

Горацио: Мне это сравнение не нравится.

Маргрет молчит, отвернувшись. Короткая пауза.

(Без выражения, негромко). А не нравится оно мне потому, что это правда… (Помедлив, без выражения). Эй, ты попала в точку. В самое яблочко.

Маргрет (обернувшись): Правда?

Горацио: И при том, истинная… (Мрачно). Я – рыба и даже еще хуже… Я дождевой червяк. Улитка. Засохший огрызок яблока, если тебе так больше нравится. Слизняк. Мокрица…

Маргрет (удивленно): Эй, что с тобой?

Горацио: Ничего. Видит Бог, навозная куча – и та заслуживает большего уважения. Если бы я мог, то с удовольствием плюнул бы себе в глаза.

Маргрет: Да, что с тобою, наконец?

Горацио (не сразу): Ты будешь надо мною смеяться.

Маргрет: Охотно, если будет повод… Ну? Говори, в чем дело.

Горацио: Принц. Он мне снился сегодня.

Маргрет: Фортинбрас?

Горацио: Нет, Гамлет. А утром, стоило мне только открыть глаза, как я почувствовал, что он стоит рядом и смотрит на меня, словно укоряя, что я не тороплюсь исполнить данное ему обещание.

Маргрет: Вот новости! Ты видел призрак Гамлета?

Горацио: Не глазами – сердцем. Мне казалось, он где-то совсем близко, стоит только протянуть руку. (Помолчав, негромко). Я обещал ему, Маргрет…

Маргрет: Быть его устами. Я это уже слышала сто раз… За чем же дело? Будь, раз обещал.

Горацио: Легко сказать. Да, разве я не пытался? Но все выходит так бледно, как будто я пишу молоком… Что рассказать? О чем? Один убил, другой мстит убийце и гибнет сам, – да разве в этом дело? В конце концов, такое случается на каждом шагу… Нет, тут спрятано что-то другое. И хуже всего, что оно ускользает от меня, стоит мне только взять в руки перо.

Маргрет (беспечно): Так не бери.

Горацио: Ты, верно, шутишь.

Маргрет: Тогда возьми.

Горацио: И взял бы, когда бы смог поймать за хвост саму суть, – то, без чего все остальное – только шелуха.

Маргрет (подразнивая): Так не бери.

Горацио: Не брал бы, может быть, если бы нашелся кто-то, кто взял бы его вместо меня.

Маргрет: О, Господи, ну, какой же ты сегодня скучный! Лучше почитай мне еще.

Горацио: Нет, погоди. Мне кажется, ты все-таки что-то не понимаешь.

Маргрет: Это после того, как ты прожужжал мне об этом все уши?

Горацио: Я говорю о рассказе, Маргрет… Хочешь знать, что это такое?

Маргрет: Ах, Боже мой, Горацио, отстань!

Горацио: Нет, ты послушай… Знаешь, что это такое? Рассказ? Иногда – ничего, просто пустое сотрясение воздуха, после которого ничего не остается. Но иногда случается другое; тогда он сдергивает завесу с Небес и Преисподней и меняет ход созвездий, сбивает с ног или выводит на улицу толпу, скидывает с трона королей и возводит на него тиранов. Но самое главное не это. (Негромко). Самое главное, что иногда он переживает время. Нет, не переживает – он сам становится временем, – даже больше, чем время и больше, чем мир… Ты понимаешь, что это значит?

Маргрет: Это значит, что из тебя никудышный рассказчик, вот что.

Горацио: Это значит, Маргрет, что рассказ сам рассказывает себя, когда захочет, выбирая для этого место, и время, и того, кого он заставит заговорить. Поэтому тебе остается только ждать, когда он поймает тебя в свои силки и заставит взяться за перо, чтобы убедиться, что ему дана власть делать обыденное – тайным, а преходящее – вечным… Все же прочее, – это только пустое сотрясение воздуха.

Маргрет: Слова. Слова. Слова… Стоит тебе заговорить об этом, как я начинаю умирать со скуки. Лучше почитай мне еще.

Горацио: Тебе не интересно?

Маргрет: Да, читай же!

Горацио (открыв лежащую на коленях книгу, немного обиженно): Ладно, если хочешь. (Читает). «И поразил Господь дитя, которое родила жена Урии Давиду, и оно заболело. И молился Давид Богу о младенце, и постился Давид, и, уединившись, провел ночь, лежа на земле. И вошли к нему старейшины дома его, чтобы поднять его с земли; но он не хотел и не ел с ними хлеба. На седьмой день умерло дитя и слуги Давидовы боялись донести ему, что умер младенец; ибо, говорили они, когда дитя было еще живо, и мы уговаривали его, и он не слушал голоса нашего; как же скажем ему теперь: «умерло дитя»? Он сделает с собой что-нибудь худое. И увидел Давид, что слуги его перешептываются между собою, и понял он, что дитя умерло, и спросил Давид слуг своих: умерло дитя? И сказали: умерло. Тогда Давид встал с земли, и умылся, и помазался, и переменил одежды свои, и пошел в дом Господень и молился. Возвратившись домой, потребовал, чтобы дали ему хлеба, и он ел. И сказали ему слуги его: что значит, что ты так поступаешь? Когда дитя было еще живо, ты постился и плакал, а когда дитя умерло, ты встал, и ел хлеб, и пил? И сказал Давид: пока дитя было живо, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, не помилует ли меня Господь, и дитя останется живо? А теперь оно умерло; зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а не оно ко мне…» (Подняв голову). Ты плачешь?

Маргрет: Вот еще. (Смахивает слезы).

Горацио (негромко): Маргрет…

Маргрет: Ну, что ты ко мне привязался? Я не плачу.

Горацио: Нет?

Маргрет: Да!

Горацио: Так плачешь или нет?

Маргрет: Ты мне надоел! (Швыряет подушку в Горацио).

Горацио: Моя подушка!

Маргрет: Вот с ней и обнимайся.

Горацио: Ты, кажется, ревнуешь?

Маргрет: Еще чего.

Горацио: Ревнуешь! (Швыряет подушку в Маргрет).

Маргрет: Ты мне сделал больно!

Горацио: Не я, – соперница.

Маргрет (швырнув подушку в Горацио): Так на ее обратно!

Стук в дверь. Горацио и Маргрет молча смотрят друг на друга. Короткая пауза.

Маргрет: Ну, открывай же.

Горацио: Хоть что-нибудь накинь.

Маргрет: И не подумаю.

Поднявшись, Горацио отпирает дверь.

Бернардо (входя): Мы ищем вас с утра. (Заметив Маргрет, смешавшись). Простите, мы не знали…

Марцелл (входя): Здравствуйте, Горацио. (Заметив Маргрет). Ох, извините. (Пятится к двери).

Бернардо (негромко): Может, нам зайти позже?

Горацио: Да, проходите же. Не стойте на пороге.

Маргрет: Смелее, господа офицеры. Я вас не съем.

Бернардо: Мы будем вам за это очень признательны.

Горацио: Она питается только брачными объявлениями и романами о рыцарях, поэтому проходите без страха.

Марцелл (Бернардо, шепотом): Я чувствую себя так, как будто меня поджаривают на сковородке.

Бернардо (шепотом): Придется тебе навестить своего духовника, приятель. (Громко). Мы на одну минуту.

Маргрет: Да, проходите же!.. Какие скромники, оказывается, живут у нас в Кронберге!

Горацио: Перестань, бесстыдница. (Бернардо и Марцеллу). Позвольте вам представить – Маргрет. Моя ученица.

Бернардо и Марцелл переглядываются.

Я учу ее латыни и греческому.

Бернардо (негромко): Хорошо, хоть не закону Божьему.

Маргрет: Вы что-то сказали, господин офицер?

Бернардо: Я говорю, какое это должно быть удовольствие говорить на языках, на которых разговаривал Александр Македонский.

Маргрет: Огромное, можете мне поверить.

Горацио (Бернардо и Марцеллу): Вы с новостями или просто шли мимо?

Бернардо: И то, и другое. Проходили мимо с новостями.

Марцелл: Да еще с какими. (Бернардо). Скажи.

Бернардо: Нас требуют… как это называется? В Комиссию. Вот словечко-то. Хотят услышать наши показания. Мои и, стало быть, Марцелла.

Марцелл: Но вот что странно. Нас вызвали по одному. Бернардо – в полдень в среду, а меня только на следующий день… Что вы на это скажите?

Горацио: Скажу, что меня там ждут во вторник.

Бернардо: Вас тоже? Но почему же тогда не всех вместе?

Горацио: О, это старый трюк. С одним всегда легче справиться, чем со всеми вместе.

Бернардо: Я вас предупреждал. Стоило вам заикнуться о призраке, как вы разворошили улей.

Горацио: Зато наградой нам будет мед правды.

Бернардо: Вот уж сомневаюсь.

Маргрет: Что это за призрак?

Бернардо: Призрак?.. Как сказать?.. Обыкновенный. (Горацио, негромко). Она не знает?

Горацио: Нет. Я дал слово принцу, что до поры сохраню все в тайне.

Маргрет: Я так и знала, что ты от меня что-то скрываешь. Ну, берегись.

Горацио: Ей-Богу, пустяки.

Маргрет: Да, ну? По вашим лицам этого не скажешь. (Бернардо). Скажите хоть вы.

Бернардо: И рад, но не могу.

Маргрет (Марцеллу): Вы тоже не можете?

Марцелл с сожалением разводит руками.

Так вы все заодно?.. Ну, ладно. Берегитесь. Я все равно узнаю.

Бернардо (Горацио, негромко): Теперь держитесь. Похоже, эта осадная машина может оказаться посильнее, чем крепость вашего молчания.

Горацио: За него не беспокойтесь. Надеюсь, оно окажется таким же прочным, как и ваше обещание.

Бернардо: Можете спать спокойно, Горацио. Мы не подведем.

Горацио: Марцелл?

Марцелл: Расскажем все, как было.

Горацио: И все же приготовьтесь. Может быть жарко.

Марцелл: Думаю, не жарче, чем во время последнего похода, когда поляки прижали нас к побережью.

Горацио: Ну, дай-то Бог.

Бернардо: И вам. (Марцеллу). Идем, Марцелл. (Маргрет). Прощайте.

Марцелл: Прощайте.

Маргрет: Прощайте, господа.

Марцелл и Бернардо уходят.

Какие смешные. (Вскочив). Ну, быстро говори теперь, что это за призрак!

Горацио: Да, так, одной девицы, которая страдает чрезмерным любопытством. Ее зовут Маргрет.

Маргрет: Фу, какой ты гадкий!.. Ну, погоди, я все равно узнаю… (Подходя к столу). Почему у тебя тут всегда такой беспорядок? (Берет в руки один из лежащих на столе листов, читает). Трагедия… (Читает). Принц. Король. Королева… Боже милостивый! Ты пишешь трагедию?

Горацио: Скорее, она меня. (Обняв Маргрет одной рукой, другой отнимает у нее лист).

Маргрет: Отстань. Уже четвертый час. Я слышала, как трубили в гарнизоне… Горацио…

Горацио (обнимая Маргрет): Мне что-то расхотелось тебя отпускать.

Маргрет: Сначала расскажи о призраке.

Горацио: Во всяком случае, не сейчас.

Маргрет (пытаясь освободиться): Тогда когда?

Горацио: Позднее.

Маргрет: Завтра?

Горацио: Может быть. (Целует Маргрет).

Маргрет: Горацио… Пусти.

Горацио: Пока не нанесу все триста, даже и не думай. (Целует Маргрет). Нет, пусть для ровного счета будет четыреста. Считай. (Целует).

Маргрет (слабея): Горацио…

Горацио: Один. (Целует). Второй. (Целует). А это третий. (Целует). Понравилось, как я его нанес?

Маргрет: Понравилось. (Слабо). Эй, ты меня задушишь…

Горацио (подталкивая Маргрет к постели): Пусть будет тысяча.

Маргрет (чуть слышно): Горацио…

Горацио: Когда об этом узнает Орландо, у него случится разлитие желчи. (Целует Маргрет, одновременно увлекая ее на постель; полог падает; из-за закрытого полога). Шесть… Семь… Восемь…