Бретт наклонил голову вперёд и осмотрел себя. Он был одет в лёгкую замшевую куртку, лимонного цвета рубашку, светло-серую брючную пару… и бороду Янга, которая закрывала ему весь обзор. Бретт залез под рубашку рукой и потрогал правый бок. Бок был целым и нисколько не болел. Но это был бок Янга, а не его. Тогда он легонько ощупал затылок. Никакого намёка на боль. Побаливала только левая скула, но очевидных причин для этого Бретт в своей памяти отыскать не сумел. Со стула Янг упал на правый бок. Скалу Янг гладил правой щекой… Быть может, у него на днях в местном баре состоялось рандеву с кулаком. Учитывая темперамент Янга, это едва ли было удивительно. Закономерно, скорее…

«Всё это может быть безопаснее, чем кажется, – с интересом подумал Бретт. Он снова посмотрел на себя в отражении бокового стекла и прошептал: – Ну здравствуй, Янг. Что же мы с тобой будем делать?..»

И тут Бретт заметил²², что прямо у него над головой горит маленький красный огонёк, помеченный схематическим изображением человеческого глаза. «Твою же мать!.. Я же в вэм:т… – прошептал он. – Датчик сработал, наверное, ещё тогда, когда я только приоткрыл глаза. Минут пять или даже десять назад… Сейчас сюда придут проводники и заставят меня снова войти в про:о».

Бретт лихорадочно соображал. Он знал ритуал выхода, но и понятия не имел о ритуале входа. Более того ему нисколько не хотелось вновь возвращаться в заснеженный лес. Кто знает, может быть, на этот раз мистер Янг стоит у той самой двери и ждёт его с обломком пепельницы. Или с ножом. Или с нацеленным дробовиком. Это могло быть хоть тысячу раз безопасно, у него не болел ни бок, ни затылок, но смерть в чужом про:о не вызывала никаких приятных ассоциаций. Неясно, так ли это плохо, как в реальности, но всё равно совсем не то, чего стоит попробовать. А что ещё хуже, так это быть пленённым в про:о… Бретт уже сделал это с Янгом и не горел желанием в ближайшее время поменяться с ним местами.

С другой стороны этот лес с агрессивным бородачом внутри был сейчас единственным доступным Бретту про:о. Без смещения сознания он превращался в кусок мяса с истекающим сроком годности. У него в запасе есть часов двадцать, тридцать от силы, а затем он перестанет трепыхаться и начнёт всерьёз умирать от истощения центральной нервной системы.

Если проводники найдут его прямо сейчас, всё усложнится ещё больше. Незнание собственного ритуала входа, наверняка, вызовет кучу вопросов, подозрений и вытекающих из них проблем. Его под бдительным присмотром направят в ближайший синх:ц для обследования… И выяснят, надо думать, много интересного.

Можно было, конечно, открыть временное отделение театра кабуки: закрыть глаза и притвориться, что он в отрешении. Но что, если он никчёмный актёр? Что, если ему не поверят? Многое зависело ещё и от того, сколько именно нужно притворяться. Всё, что меньше часа было вполне реальной задачей, но вот несколько часов с закрытыми глазами, без движения, без про:о… Проще было встать и уйти. Уйти вот в этом?.. Чёрт! А где же он сам? Где его тело? Ведь он сейчас, надо думать, выглядит ну точь-в-точь загремевшим в кому про:о. Если кто-нибудь заметит это, его тело отправят в госпиталь и подключат к аппаратам жизнеобеспечения. Но если никто не будет платить, то насколько долго? На день? На два? Бретт знал наверняка, платить за него было некому. Хорошо хоть, что за Эми можно не беспокоиться ещё пару недель…

Интересно, много ли денег у Янга?.. Надо найти своё тело, а ещё важнее, способ поскорее вернуться в свою голову.

Бретт отстегнул ремни, и над ним в ту же секунду вспыхнул второй красный огонёк. На этот раз с пиктограммой толстой горизонтальной линии, накрест перечёркнутой двумя линиями потоньше. Ну это уж точно за пределами всяких норм. Теперь они придут без всяких сомнений. Бретт свесился со своей полки и глянул в проход вагона. Разглядеть что-либо через толстые стекла гермодверей было непросто. Состав продолжал лететь по туннелю, извиваясь словно увлечённый слаломом удав, и лишь в редкие момент времени позволял посмотреть сквозь несколько вагонов разом. Налево, насколько можно было видеть, было совершенно пусто, но справа, вдалеке, Бретт уловил взглядом движение каких-то коричневых пятен. Проводники… Он изо всех сил стиснул зубы. Проводники! Ему нужно было срочно выйти из этого поезда!

Над выходом из вагона светилось большое белое табло с указанием ближайшей станции и времени прибытия:

Москва Новгород Центр, одиннадцать минут.

Это было, пожалуй, огромной удачей, учитывая тот факт, что общая продолжительность маршрута вэм:т во временном эквиваленте значительно превосходит количество остановок на нём.

«МНЦ… Где же… Где же это? Звучит до боли знакомо, но, чёрт побери, я же всегда в про:о на этих станциях!» – мысли мелькали перед глазами и неудержимо выскальзывали в правое ухо.

Бретт спрыгнул с кровати и, пригнувшись, побежал. Он пробежал пару метров, чертыхнулся и вернулся назад к своему месту. Ему требовалось узнать об этом новом себе хоть что-то. Хотя бы станцию назначения Янга и его полное имя. Бретт залез в маршрутную панель, вмонтированную в низкий потолок: Монтана Центр. Янг Л. Комото. И тут ему в голову пришла ещё одна идея. Он поднял крышку отдела ручной клади и забрал оттуда чёрную кожаную сумку, которая, без сомнения, принадлежала Янгу.

Затем Бретт снова дотронулся до панели и развернул список станций. Москва Новгород Центр?.. Так рядом? Прошли только восточные промзоны, Урал Юг и… всё. Даже под воду ещё не скользнули. Как такое вообще возможно? Ведь он провёл в дурацком лесу не меньше двух суток, а тут и четырёх часов не прошло. Это было из ряда вон. Про:о не сон, там не случается причуд со временем. Никогда не случалось… Может быть, его по какой-то дикой случайности не сняли с поезда на терминальной станции, и это уже его четвёртая поездка из края в край? Трижды не сняли с вэм:т, ну да… Чёрт, зато теперь всё стало ясно с возвращением Янга. Не будь он в вэм:т, он бы ни за что не вернулся назад. Он наверняка бы сразу побежал в синх:ц, чтобы просканировать всё своё пространство отрешения, а может, и перезаписать его подчистую. Но он был тут. Он открыл глаза, датчик сработал. К нему тут же пришли и настоятельно попросили «ради его же комфорта и безопасности» поскорее вернуться обратно.

И тут Бретта кольнуло. Мысль была дискомфортной. Она не была плохой, она просто никак не вписывалась во всё то, что он знал и чем он жил каждый день, изо дня в день последние десять лет. Так же как не вписывалась в его привычные представления разница во времени, которую он провёл тут и там. Он вспомнил, что спал в про:о. Он спал, и ему снились сны. Да, он не знал, что это было пространство отрешения, но это в сущности ничего не меняет… Или меняет?.. Голос системы оповещения прервал ход его мыслей.

Десять минут до прибытия.

Бретт попытался переназначить станцию прибытия Янга, заменив её на одну из уже пройденных, но все они были заблокированы. Тогда он выбрал ближайшую. Это должно было охладить интерес проводников к нему и его пустому месту. А может быть, и нет. Насколько он мог вспомнить, обычно мало кто менял станции во время движения вэм:т.

Бретт снова двинулся в сторону двери. Очутившись в непосредственной близости, он провёл рукой по зелёному квадрату в центре. Створки с тихим шипением расступились, впуская его в соседний вагон, и без промедления закрылись следом за ним, стоило лишь ему оказаться внутри. Абсолютно нелишний элемент системы безопасности для вида транспорта, который одну треть своего пути проделывает под водой на глубине свыше километра.

Каждый вагон представлял собой отдельную капсулу, имеющую гермодвери в передней и задней части. Вагоны сцеплялись посредством гибких шлюзовых камер, которые в свою очередь были оборудованы станционными выходами. Поскольку внутри вагонов девяносто восемь процентов всего времени пассажиры проводили в про:о, то никакой рекламы там и в помине не было – слишком низкий КПД. Зато огромный информационный дисплей располагался на потолке каждого шлюза, одного из редких мест этого поезда, хотя бы время от времени наполненного большим количеством людей в сознании.

Реклама новой модели внедорожника сменилась рекламой новой модели духовки, которая под самый конец прервалась на новости.

Бретт стоял у выхода и напряжённо посматривал в сторону движущихся к нему проводников. Они шли, внимательно осматривая ряды пассажиров.

Девять минут до прибытия.

Приглушенный голос донёсся до него из динамиков:

«Нападения на людей, находящихся в про:о продолжаются. Напомним, почти месяц назад группой террористов, называющих себя «p51», что, предположительно, является искажённым написанием греческой буквы Psi²³, но так же широко известных как «Неспящие», был похищен переносной синхронизатор, не так давно введённый в использование для удобства всех граждан Объединённой Республики, а особенно тех из них, для кого в силу ограниченной мобильности посещение центров синхронизации было затруднено. В течение этого периода было зарегистрировано свыше пятидесяти нападений. Нападения чаще всего происходили непосредственно в домах жертв, а также в отелях, кинотеатрах, залах ожидания и на всех видах общественного транспорта. Состояние пострадавших тяжёлое, но стабильное.

Медики пока не дали внятного ответа о возможных методах реабилитации, но сообщили, что ими делается всё возможное. В то же время официальный представитель Министерства здравоохранения уже заявил, что данное состояние не представляет прямой угрозы для жизни и здоровья пострадавших и пообещал полное государственное покрытие всех их больничных счетов вплоть до тех самых пор, пока проблема не будет решена.

Имеются неподтверждённые сведения о том, что про:о жертв были похищены в ходе нападений. Предположительно, похищения могли быть совершены с целью последующего вымогательства. Однако по нашим данным никто из родственников жертв до сих пор так и не получил требований о выкупе.

Другая версия, выдвинутая множеством экспертов, предполагает угрозу не отдельным людям, а государственной системе в целом, справедливо сравнивая столь массовые нападения со взрывами в публичных местах. Однако ни террористическая группировка «p51», ни какая-либо другая до сих пор так и не взяли на себя ответственность за данные преступления.

Следствие продолжается. Охрана всех видов общественного транспорта усилена и приведена в состояние повышенной боевой готовности. Мы в свою очередь присоединяемся к полиции, которая призывает всех без исключения граждан быть бдительными, не входить по возможности в про:о в незащищённых общественных местах, обеспечить максимальную безопасность своих домов от проникновения перед входом в про:о, а также сообщать о любых подозри…»

Проводники уже вовсю маршировали по вагону, соседнему с тем, где осталось покинутое им место. Слишком близко… Бретт провёл рукой по панели входной двери и вышел в следующую капсулу. Он стремительно двигался по коридору из безмятежных сместившихся, стараясь как можно скорее попасть в ближайшую шлюзовую камеру. И тут, заставив его от испуга дёрнутся всем телом, снова ожил голос в динамиках:

«Пять минут до прибытия на станцию Москва Новгород Центр. Всех пассажиров, следующих до станции, просим подготовиться к высадке заранее. Время стоянки – десять минут».

С разных сторон вагона до Бретта почти синхронно донёсся целый гомон приглушенных «бипов». Популярная, однако, станция. Пробегая мимо, он увидел краем глаза, как люди приходят в себя: трясут головами, потирают слипшиеся глаза. Некоторые уже отстёгивали ремни, а другие даже вытаскивали вещи из встроенных по бокам багажных отделений.

Когда дверь с шипением закрылась за ним, он снова бросил взгляд в сторону проводников. Что-то происходило. Они уже были в том самом вагоне, где совсем недавно ехал он сам, господин Янг Комото. Вероятно, они уже нашли пустое место, но что, чёрт побери, могло так привлечь их внимание? Первый проводник, энергично отдавал приказы двум другим, указывая рукой то вперёд, то назад. А позади этой троицы стоял полицейский и разговаривал с кем-то по рации.

Четыре минуты до прибытия.

Теперь Бретту казалось, что чёртовы двери открываются и закрываются слишком медленно. Он скользнул в следующий вагон и ринулся вперёд. Пригибаться теперь не было смысла. Некоторые пассажиры уже встали, другие шли к выходу. Бретт добежал почти до самой двери, когда боковое зрение выхватило нечто такое, что заставило его немедленно остановиться. Штаны! Дурацкие штаны… Это был он. Он сам. Он лежал на нижней полке – Бретт Корнер, Саскатун Север. Никаких странностей. Никаких видимых отклонений. Казалось, что он просто находится в своём про:о, как и положено по всем правилам. Бретт нащупал запястье и проверил пульс. Пульс был редким, но прощупывался хорошо. Он был жив. Его тело продолжало жить. Оно дышало. Наполняло кровь кислородом, выгоняло прочь углекислоту и, возможно, до сих пор сражалось с подозрительной лазаньей, съеденной им на обед. Первым его позывом было забрать тело с собой – Бретт делал так всю свою жизнь и порядком привык к этому. Только вряд ли ему удастся выйти из поезда незамеченным в обнимку с обмякшим другом. А даже если удастся, то без систем жизнеобеспечения его тело через несколько дней с большой вероятностью превратится в труп.

Две минуты до прибытия.

Он поменял станцию назначения Бретта Корнера на самую дальнюю – конечную станцию этой ветки – Британская Колумбия Центр. Так он должен был выиграть часов пять. Несмотря на всё, что он услышал в новостной ленте о бесплатном жизнеобеспечении жертв нападений, несмотря на соблазн сойти за одну из них, ему отчего-то сейчас казалось более важным не попадать ни в какие официальные списки. Чувство вины… Вот правильный ответ. Бретт не только чувствовал себя виноватым, он точно знал, в чём виноват. А ещё он ужасно боялся, что об этом станет известно кому-то другому.

Бретт повторил манипуляцию с отделом для ручной клади и извлёк оттуда свой рюкзак. И тут один из самых очнувшихся и особо бдительных пассажиров, заметил что-то неладное. Полная женщина в оранжевом пуховике замахала на него руками и крикнула: «Эй, ты! Ты что там делаешь?! А ну верни эту сумку на место!..»

Благодаря гермодверям и шлюзовым камерам, даже зов ищущего самку кита не смог бы привлечь к себе внимания проводников, которые в это время ещё только входили в соседний вагон. Но вот танец разгневанного сигнальщика легко справился с этой задачей. Проводников было трое, и теперь они, судя по всему, хорошо его видели – идущий впереди остальных делал ему повелительные жесты рукой, что-то вроде «стой там и не двигайся, сука!».

Одна минута до прибытия.

Апельсиновая женщина продолжала кричать и пытаться взлететь. Бретт в последний раз бросил взгляд на своё тело и, накинув рюкзак на одно плечо, что было сил рванул к выходу. Было что-то дикое в том, чтобы смотреть на себя со стороны. Но ещё более диким было вот так покидать своё тело. Со всех ног и под неунимающиеся вопли.

«Добро пожаловать на станцию Москва Новгород Центр. Напоминаем, время стоянки – пять минут,» – проговорил жизнерадостный девичий голос.

Когда дверь в шлюзовую камеру перед ним почти полностью открылась, Бретт услышал негромкое шипение в другом конце вагона и крик проводника: «Стоять на месте!». Он оглянулся назад и увидел, что весь вагон заполнен готовящимися к высадке людьми, которые, повинуясь властному возгласу, замерли в нелепых позах и развернули головы в направлении бегущих проводников. А ещё он увидел самих проводников, которые, похоже, уже поняли, что совершили самую дурацкую ошибку, какую могли. Они с трудом пробирались среди пассажиров, деревянных, вялых, плохо соображающих после восьми часов в про:о, и теперь принялись кричать «с дороги!» и «вернитесь на свои места!». Но время было потеряно. Бретт бросился сквозь открытую дверь в шлюз и оттуда прямиком на ярко-освещённую станцию.

***

Спустя два года они окончили университет. Нашли работу, сняли квартиру и остались жить в той самой спальной зоне. Родители были далеко и, как Бретт и Эми быстро убедились во время поездок домой на каникулы, не особо радовались их приездам. Ну или, по крайней мере, не слишком-то горевали в их отсутствие. Год назад родители Бретта и вовсе решили, что климат Саскатуна не лучшая декорация для золотых лет их спокойной старости. Они законсервировали семейное поместье и отправились жить в Европу, время от времени присылая красочные открытки, не обременённые даже подписями, по которым было легко понять, что они нигде не задерживаются слишком уж надолго. Это был новый этап в их «возвращении жизни себе», как любили называть свой беспредельный нарциссизм родители Бретта. Началось всё с момента выхода на пенсию. Тогда отец и мать объявили, что отныне живут только для себя, и начнут они этот праздник жизни с того, что теперь каждый год будут отправляться в «повторное» свадебное путешествие. Это звучало как отличное напоминание того, что Эми и Бретт были отныне и навсегда единственной настоящей семьёй друг для друга.

Они жили, потихоньку обустраивая свои новенькие, совершенно пустые про:о и свою не самую новую, но любимую квартирку. Их жизнь вдвоём была полна событий и счастья. Мелких, совершенно не значимых событий, заметных лишь Бретту и Эми, и тихого счастья только для них двоих. Конечно, у них выдавались и плохие дни, гнетущие и тоскливые, но они, словно мелкий мусор на дне быстрой реки, бесследно заносились золотым песком тех дней, когда Бретт и Эми радовались всему подряд, а особенно тому, что они наконец-то были вместе.

«Вчера был отличный день, – подумал Бретт. – Не то, чтобы он был с начала и до конца великолепным, зато он действительно отличался. Такой день хоть раз в жизни бывает почти у всех. День, когда нужно убить карпа и спасти алоэ».

Осень уже вовсю прокралась даже в эти, относительно тёплые места, и, прогуливаясь поздними вечерами по небольшому парку, который по счастливому стечению обстоятельств был буквально в паре шагов от их высотки, Бретт и Эми уже оценили значительный отрыв ночной температуры от дневной. Это было похоже на пустыню или на поверхность луны. Днём было жарко даже в лёгких брюках, а ночью хотелось натянуть на себя вторую тёплую кофту.