Отзывы на книгу «Моя жизнь (сборник)»

Иногда вспоминаются незначительные события. И так это странно, что в жизни много было такого, от чего в скорби и тяжести горя холодела душа и меркла надежда жизни. Таких тяжких часов было так много, но не они волнуют в воспоминаниях, а совсем иные, трогательные случаи, незначительные, проходящие около жизни.
Константин Коровин ''Мой Феб''

У Коровина-художника есть восхитительная особенность - фотографировать в своей импрессионистской манере мгновения жизни, фиксировать взгляд на каких-то таких, вроде бы, незначительных и неброских вещах - например, чаепитие на веранде, или зимние сумерки, или осень.на мосту, или зимой, - неброских вещах из которых и состоит жизнь, в них такое жизнелюбие и полнота жизни во всех ее проявлениях от стареньких деревенских сараев до роскошных огней Парижа - везде и всегда жизнь. У Коровина-литератора есть восхитительная особенность рассказывать трогательные, с одной стороны, незначительные воспоминания о детстве, о друзьях и мимолетных знакомцах, о животных и природе, о художниках и меценатах, написаны легкими, непринужденными, но сочными и объемными словесными мазками, так что дух захватывает; а с другой, эти рассказы, как иллюстрации той эпохи, того времени - яркие, живые, порой, до слез пронзительные, как воспоминания о Саврасове или Врубеле. Ни единого злого слова, ни единого саркастического замечания, никакой разоблачительной грязи. Только красота природы, только прекрасный юмор, только понимание человеческих слабостей и непонимание того, как можно не любить природу, непонимание, но без осуждения, только жизнь во всех ее проявлениях: от столичной жизни в художественно-театральной тусовке до простой деревенской жизни. Только пронзительность от потери Родины, об утраченной прошлой жизни, порой грустные, порой веселые воспоминания о прошедшем. Галерея великолепных и ярких людей: от Саввы Мамонтова до деревенского парнишки Кольки, ушедшего с кривой собачкой на войну искать отца. Любимые ещё с юности художники, неожиданно открываются с человеческой стороны, а не с академической. Иногда с юмором, иногда с нежностью, иногда с грустью пишет Константин Алексеевич о Врубеле, Саврасове, Серове, Мамонтове, Захарьине, Шаляпине, о простых деревенских мужиках.
Одно из воспоминаний Константина Алексеевича (день смерти отца):

Я ушел в сад...Там дремали большие липы. Никого. Я прислонился к липе и стал шептать молитву. В саду меня увидел Левитан и, подойдя, заплакал.
-Что ты-то ревешь? - сказал я ему сердито.
-Не смей говорить ''ревешь''! Я любил его. Я рыдаю, а не реву! - ответил мне Исаак с той же горячностью, как намедни в лесу...

Что мне еще очень понравилось, так это то, что Коровин не описывает как пришла Муза и осенила своим крылом и благостью талант Кости Коровина, о своих картинах, о живописи он пишет так, словно в этом нет ничего сложного - это просто, как дышать. Да, порой проскальзывает легкая горечь от недопонимания его живописи, его страстного стремления писать природу, жить на природе, его единения с природой Я уже привык, что я не такой, как нужно. И никаких наград и любвей не жду..., но, повторюсь, без ожесточения и ненависти. Удивительно жизнеутверждающая книга, удивительно светлая и очень талантливо написанная, впрочем, как и все картины Константина Алексеевича.
От души рекомендую эту книгу всем без исключения. Там столько мудрости, столько любви к жизни и людям в этих небольших зарисовках, что не хочется, чтобы они заканчивались, так вот читала и читала бы. И, напоследок, мое любимое место из рассказа ''Мой Феб'' (Феб - это кофейно-пегий пойнтер Коровина):

Я пишу о Фебе, а на столе предо мной стоит большой серебряный бокал. Это он получил на выставке и принес в дом мой. Я взял с собой этот бокал, уезжая из России. Нет у меня теперь дома. И жалею я, что не придется мне лежать там, в земле родной, рядом с другом моим, Фебом, там, в саду моем, где жила иволга. Может быть, еще в каких-то неведомых странах я возьму твою милую голову, Феб, поглажу, а ты мне пробормочешь по-собачьи, как прежде. Должно быть, Фебушка, ты хотел сказать мне, но не мог - хотел сказать, должно быть, про сердце чистое, про великую дружбу и святую верность.

И начало Алису (то бишь меня) клинить на художниках-импрессионистах, да на воспоминаниях их :)
Нет, правда! Заходя в книжный - разрываюсь: то ли к ЖЗЛ-овским книжкам бежать, то ли к "книгам по искусству" (как же это возвышенно звучит :))
Так вот: Коровина люблю, поэтому в книжку вцепилась, как собака в кость. Читая, поняла почему он мне так нравится! Мы с ним, можно сказать, одинаково мыслим! И взгляды на людей, на природу. Отношение к разному поведению. Я бы себя так же вела :) Как прияятно :)))
Книжка шикарная. Написано именно так, как мне нравится, как мне хотелось бы читать.
Вот :)

Дослушала (Александр Бордуков - гений озвучки!) и хочется ещё. До чего же обаятелен Коровин, до чего талантлив. Посудите сами по этому отрывку из очерка первого редактора воспоминаний художника: "В редакцию пришел новый эмигрант — К. А. Коровин, уже старый, такой же красивый, такой же талантливый, такой же живой. Он принес рассказ. Рассказ яркий, красочный, как и его живопись, но написанный так, как будто бы автор никогда в жизни ничего не писал. Фразы были без начала и без конца, отдельные слова. Это художник-импрессионист отдельными словами-мазками набрасывал пером какие-то эскизы. Пришлось сильно править и рассказывать ему, почему его правят именно так, а не иначе. Коровин слушал все замечания, которые ему делали другие писатели, другие члены редакции, все слушал и принимал к сведению. И, начав писать в семьдесят лет, — быстро воспринял все, что было нужно для писания".

Ну очуметь же - в 70 лет учиться литературному мастерству и овладеть им блестяще!

Я уже давно живу в печальном мире, в котором словно бы выключили нежность и надежду, как свет в комнате: я и любимая — расстались.
Психика моя пошатнулась. Я стал делать странные вещи. Какие?
Спать с фотографиями моего смуглого ангела: они разбросаны в постели, как подснежники в раю..
Сплю я и с голосом моего ангела: включу телефон, голосовое, накрою его одеялом и лежу рядом, грустно улыбаясь, глажу одеяло и пробивающийся из-под него травкой — тихий свет.
Целую этот свет и голос, и плачу.
Ещё я сплю с цветами. Покупаю флоксы, лилии и розы, и иду с ними в постель, прижав к груди: голый и счастливый.. как лунатик. Или сумасшедший. Или сумасшедший лунатик.
Интересно, какие они, сумасшедшие лунатики?
Наверно что-то восхитительное, не от мира сего..

Идёт по карнизу в ночи. Его окликнула женщина… а он от боли жизни, проснувшись, превратился в цветок на карнизе.
Я бы превратился в сирень на ветру. Сердце моё — сирень на ветру..
Эти странности-лунатизмы — мой вид импрессионизма. Люблю я так же странно.
А недавно, я стал спать.. с Коровиным.
Не смейтесь, так иногда бывает, в любовном страдании. Кто-то спит с женщинами, забывая в любовных ласках, боль. А я.. сплю с Коровиным.

Коровин.. фамилия, как у твоего друга-непоседы в школе за партой. Вы на перемене подрались. Сидите с фингалами, со стыдом смотрите на красивую девочку за партой слева, с удивительными глазами, чуточку разными, цвета крыла ласточки.
Учительница говорит: Коровин, к доске! Опять не выучил? Эх, Коровин, Коровин.
Ещё и фингал. Я вас рассажу..
Боже мой, Коровин.. это что-то неземное. И почему я о тебе узнал только сейчас?
Коровин.. почти как млечный путь, только лучше.

В детстве, в деревне, я видел как корову забыли забрать с поля и она паслась возле тёмного леса, среди звёзд.
Одно из самых поэтичных видений в детстве. Космическая корова.
Что случилось с её хозяевами? Бог его знает.
Мне было грустно за корову.
Поздно вечером я подошёл к своему заборчику, привстал на цыпочки и заглянул почти в космос: стоит, милая, пасётся среди звёзд и планет.
Я взял с полки дедушкину шоколадку (шоколадку, которую мне подарил дедушка, и как 7-летний любовник в ночи, тайком, по стеночке, прижимаясь к цветам сирени — спиной, душой, прокрался в поле.

Никогда мне не забыть этого ласкового и человеческого взгляда коровы.
Таких влюблённых, благодарных глаз, я не видел даже на свиданиях с женщинами, когда уже вырос.
Я обнимал её под акациями и сиренью крупных и дрожащих на ветру звёзд и кормил с руки, не то шоколадом, не то сердцем своим.
Похожее ощущение у меня было при чтении мемуаров Коровина. С одной поправочкой: кормили с руки словно бы меня..
Не знаю, говорить или нет… ладно, открою тайну: во время оргазма, у меня немеет кончик язычка.
Странным образом, при созерцании красоты искусства, природы, у меня тоже немеет кончик язычка. Но реже, чем с женщиной. Так что тут как у женщины: оргазм не всегда бывает.

У Коровина есть совершенно изумительная картина: В саду Гурзуф.
Если я долго смотрю на неё.. у меня немеет кончик языка.
Я беру её в постель, обнимаю, включаю голос любимой моей и.. засыпаю в раю, с тихими слезами на ресницах и онемевшим язычком.
В этой картине.. вся моя жизнь.
В мемуарах Коровина, есть прелестно место: ребёнок просыпается рано утром, смотрит в окошко, а там — «всё в весне». Словно — в душе.
На картине — обыкновенный рай, За миг до его утраты.
Тела женщин словно бы сотканы из цветов и пятен света, пробивающихся в листве, словно свет, это естественная часть листвы и женщин.
Цветение света. Весна света.
А сами цветы за плечами женщин, похожи на белоснежные крылья, какими они видятся нам в миражах заиндевевших окон.
И среди этих крылатых женщин, мужчина — Пан, склонился с изяществом искусителя к девушке, сидящей на стуле: она вот-вот превратится в куст сирени от стыда любви.
И даже сиренево-жёлтый, одинокий стул, словно бы прикрыл глаза счастья: он блаженствует, мечтает: на нём только что сидела женщина. Удивительная, с каштановыми волосами и чудесными глазами, чуточку разными, цвета крыла ласточки.
Блаженствую и я, читая Коровина, и со страниц мемуаров, льётся детский, голубоглазый голосок, чистый и звонкий, и кажется мне, что на ладонях страниц вот-вот зацветёт подснежник, или… сам собой, проступит силуэт моего смуглого ангела, чья красота похожа на травку, цветы по весне и звёзды в августе.
Ну как? Как тут не поцеловать страницы мемуаров? Как тут не спать с Коровиным?

Вспомнилось, как в детстве, в деревеньке, словно бы сошедшей с картин Коровина, я, брат и кузина, открыли для себя маленький рай, смертельно опасный.
Обычная русская речка, и через неё — обычный белый, бетонный мост.
Опоры моста как бы стыдливо прячутся. На них есть маленькие выступы, тоже, бетонные, плоские, примерно метр по окружности. От этого выступа до «потолка» — тоже, примерно метр.
Самым опасным было перелезть через синие перила моста, и, цепляясь руками за стыковую трещину в бетонной плите, дотянуться ногой, душой — до желанного островка на вершине опоры моста.
До воды — метров 10.
Зато когда ты там, и над тобой проезжают машины, а под тобой, в блёсткой синеве, ласково вспыхивает тёмный космос быстрой реки — ты счастлив.
Брат и подруга туда лезли для рыбалки. Они умели плавать и были старше меня. Мне было 9 лет. Я не умел плавать и лез туда посмотреть космос.
Мы были похожи на ангелочков на картине Рафаэля — Сикстинская Мадонна.
У меня сердце замирало в груди и чуточку вне её, словно бы медля вернуться назад, в грудь, когда я смотрел, как в доверчивой синеве, прямо подо мной, на одном месте, у поверхности реки, в какой-то блаженной невесомости, какая снилась быть может Будде, замерла стайка краснопёрых окуньков.
Они так нежно подрагивали на незримом ветру, как листва в осеннем Эдеме.
Я улыбался. Мне хотелось.. умереть от счастья, сорваться вниз и обнять всю эту неземную красоту.
Вспомнил я это, читая о том, как Коровину в детстве казалось, что мыс Доброй Надежды, находится где-то за синеющим лесом, или за речкой, или, или.. (помните стих Есенина? Или или, лама савахвани — отпусти в закат).

Маленький Костя (Коровин), мечтал убежать из дома и добраться до мыса Доброй надежды.
Мама Кости с грустью говорила отцу: он не понимает жизнь, как она есть! Он ищет мыс Доброй Надежды, он всё идёт туда, туда..

А кому нужна жизнь, как она есть? В мире, как он есть, нет ни бога, ни любви.. ничего нет.
В человеке, как он есть, есть только печёнка, сердце, и грустные веточки крови…
И как Платонов сказал: без меня, народ неполный, так и жизнь неполноценна без нашей души.
Может наша душа, и есть, тот самый мыс Доброй Надежды, и эта душа может прорасти где угодно, главное не останавливаться, идя за красотой и небом — туда, туда..
У каждого из нас есть своё «туда» — в любви, искусстве, религии, путешествиях.
Для меня — «туда» — это смуглые колени моего ангела. Если к ним прильнуть лицом — то они дадут больше, чем можно мечтать.

В романе Набокова — Подвиг, над кроваткой ребёнка висела картина: сумерки леса и светлеющая тропинка в траве.
Ребёнок вырос. Случилась революция. Мальчик потерял Родину и оказался в эмиграции, но он не переставал тосковать по утраченной Родине, и эта картина для него стала символом этой тоски.
В этой картине была коровинская тоска души.. по нашей утраченной Родине — Раю.
В конце романа, гг., рискуя жизнью, пересекает ночью границу России, где его могут убить.
Стираются границы жизни, искусства, смерти — перед ним, чернеет тот самый лес, светлеет та самая тропинка.
Для Коровина, эта тропинка — красота. Он писал свои мемуары уже покинув Россию, тоскуя по ней.
Он каждому из нас даёт возможность снова пройтись по этой ласковой тропинке, к своему мысу Доброй Надежды.

Когда поэт пишет прозу — это маленькое чудо. Словно ласточка на заре задела крылом небо реки.
А когда художник пишет поэтичную прозу.. словно ласточка вылетела за пределы земли и зачерпнула крылом, ласковую прохладу звёзд.
Это и правда похоже на Нарнию.
Коровин вспоминает, как в детстве, его тётушка, сказала ему шёпотом за чаем: твоя мама — белоручка. Она даже не знает, когда угли кладут в самовар…
Маленький Костя подошёл к маме и спросил: мам, а куда в самовар кладут угли?
Мама ласково улыбнулась, Косте и мне, и промолвила: пойдём..

Подошла к окошку, а там — сад в серебре: мороз и Пушкин.. день чудесный, цветы на окнах, словно засвеченная фотография рая.
У меня онемел кончик языка…
Боже мой! Мальчик просто спросил у мамы про угли в самоваре! Про прозу жизни, про жизнь — «как она есть», а мама, дала ему в 1000 раз больше, осветив и согрев и его воспоминания и будущее его.
Мама показала сыну — рай.
Так у Будды, или Христа, ученики спрашивали какой-то вопрос, который их мучил, а Будда.. Христос, просто показывали с улыбкой, на травку возле ног, или на улыбку ребёнка.

Мама и сама любила рисовать.
Вообще, это так таинственно (не меньше, чем цветы мороза на заиндевевшем окне), подметить, как в детстве проступают, как на фото в раю, очертания его судьбы.
Маленький Костя любил сесть за столик с мамой, что-то рисующей на бумаге, и замереть, как у очага в холодную ночь.
На столике — разноцветные коробочки. Мама, посреди зимы, рисует синее море, парус.. похожий на крыло ангела.
Словно бы мама о чём-то смутно вспоминала и показывала сыночку его Родину — Рай.
Для матери, её дети — ангелы. А разве просто жить ангелу на земле?
Похожие коробочки Костя видел и у врача, когда он лечил его в постели: на коробочках с лекарствами были нарисованы дивные пейзажи.
Чудесно, правда? Коровин в будущем, словно бы лечил этот грустный и больной мир — красотой.
Его краски были в почти в таких же коробочках.
Вот бы и в любви так..

Смотрю сейчас на письма любимой моей: чем не коробочки?
Внутри — красота, равная картинам Коровина, стихам Пушкина.
Сжечь бы их все.. (выдержит ли сердце? Не разорвётся?), и пепел развести в бокале шампанского и выпить: я всегда был пьян от писем любимой, от её ладоней, смуглых колен.. даже от её чудного носика.
Или просто вымочить письма в воде, раздеться до гола и искупаться в этой голубой нежности. Авось станет полегче.
Или с ума сойду, без любимой. Пойду ночью в поле.. не с конём, а с Коровиным. Сумасшедший, счастливый и голый.

Меня тронуло до глубины души, как маленький Костя, в тайне от мамы, забирал продрогшего Дружка с улицы в конуре, и через кухню проводил его к себе в комнату.
Собака словно бы оказывалась в раю и спала вместе с ребёнком или под кроватью (если слышала шаги мамы).
Мама сердилась, когда видела это, запрещала.. а Костя снова и снова водил собачку… в рай.
Мне подумалось, что для собаки, тёплая комната ребёнка зимой, была её Мысом Доброй надежды.
Каждый из нас, тайно водит красоту (любовь?) в свой дом, не догадываясь, что быть может водит продрогших ангелов, спасая их от боли и ужаса мира.
У каждого из нас — свой Дружок.

По ночам, когда мне грустно и холодно, представить, что я лежу под кроватью любимой моей, которая в другом городе, быть может, с другим мужчиной. Она счастлива.. И я за неё счастлив. Потому что люблю её.
Но хочется.. причаститься этого счастья на земле, погреться возле него.
Я и Коровин, лежим под её кроватью с глупой улыбкой на лице.
Рукой касаюсь низа кровати. Кровать поскрипывает, дышит, как на волнах…
Коровин, милый.. помоги мне. Я в аду, под кроватью любимой.

Кстати, я пробовал читать Коровина под кроватью (своей, не любимой моей).
Интересные ощущения.. Чего только не сделаешь в любовной тоске.
Словно что-то запрещённое читаю, с фонариком. Быть может так читают в психушке..
Кот заглядывает ко мне под кровать: думает, я с ним играю..
Лапкой трогает мою пятку. Господи, милый, дай почитать Коровина и погрустить о любимой!
Играю.. какое там! умираю от любви! Да, я чуточку странный, чего греха таить. Надо сказать правду: не все так страдают в любви и умирают: читая Коровина под кроватью..

Однажды, папа подарил Косте ружьё и он вечером отправился с друзьями в лес.
С ночёвкой.
Нашли заброшенную избушку.. боже мой! То, что было дальше — настоящие записки охотника! Только нежнее.
Поневоле задумаешься, лёжа под кроватью (там удивительно думается, к слову), а не страдают ли Там, в раю, лунатизмом?
Может душа Тургенева спала в цветах, тосковала по земле, детству, охоте..
И вот, спустилась на землю и стала частью души Коровина, пишущего свои воспоминания.
Как же чудесно Коровин-Тургенев описал лосей, которых увидели мальчики через окно в избушке заброшенной.
И даже мысли не было — стрелять! Потому что — красота неземная..
Тургенев ворочается в раю в цветах и бредит лосями.. На него странно смотрят ангелы, Проходящий рядом крылатый Достоевский, улыбается грустно..

А мне вдруг подумалось (да-да, под кроватью), что огромные, широкие рога лосей, в сумерках леса, похожи на силуэты крыльев ангелов.
Быть может так подумали и зачарованные дети, когда из леса на полянку вышли эти удивительные существа? Ангелы, заблудившиеся..
У меня снова онемел кончик язычка..
Я всего раз видел живого лося, в детстве, когда ехал в поезде в деревню: он вышел из леса и стоял в цветах, смотрел на поезд.. У меня тогда в первый раз занемел кончик языка.
Странные у меня отношения с лосями, чего уж там.

Чеховское название мемуаров Коровина.
А мемуары.. словно бы не совсем человека. Ангела.
Если бы ангелы писали мемуары, свою жизнь на земле, то писали бы именно так.
Да и умно это: прикинуться художником, чтобы никто не догадался..
Обычно пишут мемуары о жизни, обстоятельствах разных, серьёзно, словно душа на небесах сдаёт экзамен, и ей дали время, чтобы описать свою жизнь, свои грехи и что-то вечное.
И вот душа, словно перепуганный ребёнок (душа всегда — перепуганный ребёнок), пишет, пишет что-то..

У Коровина не так. Он пишет свою жизнь, начиная с впечатлений детства, словно листва шумит на вечернем ветру и синева пробивается, улыбается, словно и синева тоже — хочет быть листвой, участником жизни, веселья.
Так дворняжка кротко смотрит в парке, как человек играет со своей собакой, и её чеширский хвостик, сам собой улыбается, дворняжка робеет приблизиться к раю.. любви и тепла, и стоит в сторонке от рая; легла в снег и положила мордочку на передние лапки, и смотрит с грустью, то на рай, то на темнеющий из-под снега листок, то в душу свою смотрит: ей словно бы стыдно своего уродства одиночества и неприкаянности.
Вот так на днях, дворняжка смотрела на рай, а я..  на дворняжку рыжую, прильнув к высокому клёну.
И до того сжалось болью сердце моё.. не выдержал и подошёл к собаке: встретились две одинокие души.
Встал на колени перед ней в снег, и подозвал её ласково.
Она так странно посмотрела на меня… как природа на картинах Коровина.
Она улыбнулась мне своим хвостом и добрые глаза собаки как бы сказали: ты.. ты кто? Ты стоишь передо мной, грязной, на коленях? Ты человек? Собака? Тогда почему у тебя нет хвоста? Бедный.. хочешь, оближу тебе нос? Я люблю тебя.

Нечто похожее я ощутил при чтении мемуаров Коровина.
Он словно бы становится на колени перед красотой мира.
Коровин писал по поводу своих картин: я не могу достигнуть света..
Вроде сказано о живописи, а вроде и о жизни.
Коровин не просто импрессионист, он словно бы пытается мыслить — светом, и это видно по его любви, прежде всего к животным и милой природе.
В этом есть какое-то тайное и нежное пророчество о том, какими мы будем в раю, как будем видеть мир и людей: всё свет и любовь: и грязная дворняжка, и элегантная незнакомка в кафе, и надломленная былинка на обочине дороги..

Может Христос был первым импрессионистом?
Если смотреть на мир сквозь слёзы на ресницах… все мы, чуточку импрессионисты.
Мемуары «Моя жизнь», заканчиваются не на воспоминаниях старика, умудрённого жизнью, а на слезах совсем ещё ребёнка, юноши: Костя бросился в постель, рыдая навзрыд, думая о трагедии жизни Саврасова, того самого: Грачи прилетели.
Нет, это не грачи..
У Эдгара По — ворон. Один. А в России — грачи. Они говорят не только об утрате любимой, а об утрате любви, жизни, правды, надежды, словно все эти милые понятия, как птицы осенью, улетели из этого безумного и холодного мира, и ты толком не знаешь, прилетят они обратно или нет.
Саврасов сжигал свою жизнь алкоголем. Его нежная душа, никому не была нужна, она словно бы тоже рвалась по осени жизни с грачами.. в рай и к звёздам.

Разговор Саврасова и юного Коровина в прокуренном кабаке, напомнил мне разговор Дмитрия Карамазова и Алёши: «Кругом подвал! Я полюбил горе, милый!»
После «Моей жизни» (всего 90 стр), в книге следуют рассказы о жизни: те самые просветы неба в листве: о милых зверях, первой любви, смерти, улыбке красоты..
Так душа в момент смерти, вовсе не вспоминает с прилежностью школьника у доски, выученные уроки — жизнь.
Нет, в этот миг кажется вечным не какое-нибудь важное и грандиозное событие, а.. простая веточка сирени за окном, поцелуй девочки в детстве, милая собака, незадолго до смерти, тихо подошедшая к тебе и положившая мордочку на колени..
Боже! Как же Коровин любил животных!
Иной раз казалось… что я читаю воспоминания Будды. Или Христа, пропавшие 2000 лет назад.
В Евангелии и правда не хватает животных, любви к ним.
Хотя, в детстве, да и сейчас, я думал, что слова Христа: кто обидит малых сих, не войдёт в царствие Небесное — сказаны не только о детях, но и о животных.

Пока читал Коровина, раз 7 прижимал книгу к груди.
Как нежно о зверях, любви, природе, людях!
И это чудо в моих руках, стоит 160 руб?
Мысленно оглядываю свои джинсы, футболку, телефон..
Всё это много дороже, но так нелепо, ненужно.
И так стыдно стало перед красотой. Захотелось встать на колени перед книгой и попросить у Коровина прощения (и дело даже не в том, что я выпил вина, что у меня разбито сердце в любви..).
Меня обуревали эмоции. Я открыл окно, высунулся и прокричал: люди! Куда? Куда вы? В магазин? В бутик? В кино? Бросьте эти глупости! Я нашёл красоту! Коровина!
Какая-то женщина под окном, остановилась, подняла на меня голову: молодой человек, вам не стыдно?
Вы чего обзываетесь? Это кто… коровина? Я??
Напились, ведите себя прилично.

О таких книгах, хочется тайно, на ушко, на цыпочках (почему на цыпочках? Проклятое вино, я смешной когда выпью..), говорить самым близким друзьям, потому что кажется, что таких книг мало на свете, и они как неведомый остров: на него хочется отправиться с самым близким человеком.
Во время чтения, у меня раз 7 немел кончил языка.
Столько раз.. стыдно признаться, у меня не немел язык ночь занятия любовью с любимой.
Коровин, милый..
Хорошо так занемел язычок, когда Коровин описывал, как болел в юности и к нему пришёл странный врач (ангел?).
Коровин лежит в постели. Рисунки красоты на стене, словно окошки в рай. Иконки рая.
Врач смотрит на них, улыбается, и говорит: я вас вылечу.
Вам нужна красота. Рисунки пока плохие. Завтра я вам приведу женщину. Красивую.
Женщина пришла. Красивая, с удивительными глазами, чуточку разного цвета: цвета крыла ласточки. Сиделка (тоже ангел?).
И тем же утром врач прислал бюст Шекспира.
Так лечат в раю? Красотой? А где же.. лекарства? Скальпель блеснул.. как перо.
Красота и правда, спасёт мир.

Но больше всего меня поразил рассказ с непритязательным названием — Колька.
Я не знаю, читал ли Андрей Платонов этот рассказ, но его — Никита, изумительно дополняет рассказ Коровина и словно говорит с ним как «звезда с звездою» в стихе Лермонтова.
Но у Платонова, почти евангельская притча о возвращении (воскресении!) с войны  — Отца, которого ждёт ребёнок и жена.
А у Коровина… апокалиптический рассказ, апокриф конца света.
Словно Коровин и Платонов поменялись местами, телами.

Невозможно без слёз читать, как ребёнок томится по отцу. Гладит его старую обувь, словно бесприютного зверька и говорит с ней.
Когда у меня в детстве умер папа, я делал то же самое, не с обувью, правда: залезу в шкаф с его вещами, прильну лицом, сердцем, рукой.. к милым вещам, запаху папы, глажу их, говорю с ними, и тихо плачу.
Это была моя прустовская Нарния детства.

Коровин покинул Россию после революции, но сердце его, мысли, словно те самые грачи, возвращались на Родину.
Он мечтал о том, чтобы его похоронили рядом с его милой собакой в России, рядом с до боли близкой его сердцу природой.
Коровин умер от внезапного сердечного приступа, на вечерней улице Парижа.
Вот, лежит человек в сером плаще. Ангел лежит на дороге, со странным именем — Коровин.
В тихом вечере его синих глаз, как-то под наклоном, как почерк в детстве, отразилась тихая улочка, синий плакат с рекламой фильма «Мыс Доброй надежды», фонари, похожие на несущиеся в тёмном, бесконечном пространстве, планеты.
Какая-то собака, рыжая дворняжка, словно ангел бездомный, подошла к нему и тепло лизнула его лицо..
Или это только привиделось в предсмертном видении Константину Коровину?

p.s. Это моя последняя рецензия. Всем, кто читал мои тексты, которые всегда больше, чем просто рецензии, отдельная благодарность.
Всем спасибо.

Картины Коровина для меня всегда были живостью цвета, отдаленных форм, неуловимого изображения. В галерее я всегда долго всматривалась издалека, никак не могла понять, как же ему удавалось так сверточно писать вблизи, чтобы так блистательно это было издалека
Книга совершенно волшебная, Коровин был незлобивым, душевным человеком большого сердца. Обожал природу, таинство закатов, загадочность рассветов, близко общался с мужиками, обожал диких зверей, держал собак. Не приемлил насилия, грубой руки, резких слов и выпадов. Находясь так близко к великим людями и элите, не разменял душу на деньги, обожал травить охотничьи рассказы и рисовал, рисовал, рисовал. Вероятно, преувеличивал, замечал боль и страдания родной земли, но фокусировался на светлом. Оттого и рассказы вышли такие пестрые, теплые, одинокие и сердцервущие. Есть тут и такие, над которыми я тихо рыдала, закрыв глаза.

и жалею я, что не придется мне лежать там, в земле родной, рядом с лучшим другом моим, Фебом, там , в саду моем, где жила иволга. Может быть, еще в каких-то неведомых странах я возьму твою милую голову, Феб, поглажу, а ты мне пробормочешь по-собачьи, как прежде.