После сна, когда я только начинал свои занятия, наш плавучий дом сделал остановку у небольшого песчаного островка, на который выпустили собак для прогулки, а я сошёл на берег для умеренной (на сегодня) пробежки. Через полчаса я планировал продолжить путь, но едва поднялся на крышу сруба для занятий йогой, как обнаружил, что с севера приближается тропическая гроза, и без того заставившая ждать себя несколько дней. Пришлось распорядиться срочно крепить «Дредноут», подтянуть буксируемую лодку вплотную к корме, снять двигатели с неё и плота, а также перекрыть все заслонки на окнах. Гроза разразилась, едва я успел закончить малую тренировку – грохоту и вспышек молний было, как всегда, ужасающе много, а дождь хлестал почти полчаса с невероятной яростью так, что вокруг брёвен плота скоро забурлила вода, а наш плавучий дом всё время содрогался, то от шквальных порывов ветра, то от ударов плывущих по реке (скорость течения, ещё не достигавшая здесь и километра в час, увеличилась во время ливня многократно) обломков деревьев. Впрочем, ставшие всем нам уже привычными такого рода природные катаклизмы не помешали лёгкому обеду (я приготовил пшённую кашу, добавив в неё кусочки зрелой дыни и нажарил лепёшек), а потом и текущим работам на борту: кто-то был занят мелким ремонтом одежды, дежурные наводили порядок во всех помещениях, я и Наташа в своих «каютах» возились с личным гардеробом (только что сшитый для помощницы комплект я, по её просьбе, прогладил собственноручно), а Володе я поручил провести обслуживание снятого перед грозой с транца плота мотора. Часа через три, когда вода успокоилась и река вернулась в прежнее русло, мы тронулись дальше, а я, после часового отдыха, принялся за пошив для Наташи очередного комплекта, теперь уже бежевого цвета. Самой моей помощнице в этот раз не удалось расположиться, как уже стало входить у девчонки в привычку, на моей лежанке и наблюдать за работой – Огнев, от лица всей нашей команды, вновь заказал пироги с рыбой (которой у нас вечно было благодаря доктору в избытке), и Наташе, на пару с братом, пришлось заняться приготовлением начинки, а потом также и ставить тесто. Когда пришло время лепить пирожки, я присоединился к ним и с беспокойством отметил, что растительного масла осталось совсем мало – при таком расходе его могло хватить, от силы, на два-три дня.
– Ничего страшного, Николай Александрович! – попытался утешить меня заместитель. – Скоро мы будем в местах, где водятся кабанчики, и добудем парочку-другую пожирней!
– Ты мне, Иван Ильич, не так давно обещал брать зверя прямо с плота! – отозвался я, формируя (как обычно, вручную) сочни для пирожков. – А то я не забыл, как вы на пару с Василием на кабанов ходили!
– Так вроде бы всё благополучно завершилось! – рассмеялся Огнев – напоминание о давнем теперь уже эпизоде лишь прибавило ему настроения.
– Доктор на Василия даже больше страху нагнал, чем рассвирепевший кабан!
– От такой замечательной рыбалки не хотел отрываться! – усмехнулся врач, внимательно наблюдая за тем, как я быстро леплю пирожки – Наташа накладывать начинку не успевала. – Это теперь немного поостыл…
– Я тут грешным делом, Олег Сергеевич, слышал, что ты жениться задумал? – глянул на Козырева мой заместитель. – Жаль такого замечательного рыбака терять для следующей экспедиции!
– Ты бы, Иван Ильич, лучше сказал, что врача отличного теряем! – заметил я, продолжая заниматься лепкой, а Володя и Наташа, тем временем, перенесли часть уже подошедших изделий поближе к раскалённым сковородкам. – Как-то нетактично у тебя получилось!
– Да я и не обиделся, Николай Александрович! – снова усмехнулся врач. – Народ у нас подобрался – один здоровее другого, да вы им ещё расслабляться не даёте – ни травм, ни болезней, вот и получается, что я хоть как не при деле!
– Так может, Олег Сергеевич, возьмёшь с собой молодую супругу в следующую экспедицию? – полушутя-полусерьёзно предложил Огнев. – Хорошее получится свадебное путешествие – не заскучаете, да и впечатлений масса…
– Впечатлений хоть отбавляй! – согласился врач, принимая шутку. – Вот только каютка у меня тесновата – вдруг поругаюсь с женой? Разве что у Николая Александровича выпросить гостевую?
– Каюту предоставлю! – улыбнулся я, вновь берясь за лепку. – Но само путешествие тебе прежде предстоит согласовать с будущей главой семьи!
За этой приятной дружеской болтовнёй незаметно подошло время ужина, и все уселись за стол (за исключением, конечно, двух дежурных), в центр которого поставили два ведёрных котла, наполненных до краёв, свежими, с хрустящей золотистой корочкой пирогами. Без салата на этот раз не обошлось, хотя перед ним кое-кто и успел перехватить пирожок-другой. В самый разгар ужина я опять сделал попытку уйти раньше и снова уступил просьбе своей помощницы посидеть ещё немного. Тем не менее, я всё равно поднялся из-за стола прежде остальных и ушёл к себе, чтобы хорошо отдохнуть – как знать, какие неожиданности преподнесут ближайшие дни.
Время отдыха прошло спокойно, и к тому времени, когда «Дредноут» ближе к условному «утру» сделал очередную остановку у выбранного мною ещё одного песчаного (также окружённого зарослями тростника) островка, мы миновали от устья нашей реки, по самым скромным подсчётам, более трёхсот километров. Здесь было заметно прохладней – температура не превышала двадцати пяти градусов тепла, и характер растительности на берегах начал постепенно меняться. Течение реки стало ощутимей и, соответственно, скорость нашего плавучего дома начала снижаться – перед остановкой «Дредноут» делал не более двух с половиной узлов. Едва закончив большую тренировку, я распорядился продолжать путь, но ещё до того, как плот тронулся с места, Василий, дежуривший у двигателя, удачно подстрелил сразу четырёх крупных белых птиц, перелетавших реку прямо над островком, переполошив двумя неожиданными выстрелами всю наши команду. Охотничьи трофеи осталось лишь подобрать на островке: двоих прямо с песка и ещё пару в береговых зарослях тростника. Распорядившись всем свободным от других дел заняться птицами, я осторожно спустился в воду и немного поплавал около плота (скорость его была очень умеренной и я без особых усилий догонял его вплавь), стараясь держаться подальше от работающего двигателя.
– Николай Александрович! – окликнула меня с кормовой платформы Наташа.
– Можно к вам?
– Ни в коем случае! – отозвался я, подплывая ближе и хватаясь за основание стойки кормовых перил. – Вы у меня теперь на особом положении!
– Под домашним арестом? – рассмеялась девушка, пытаясь мне помочь взобраться на платформу.
Осторожно отстранив поданную мне руку, я легко подтянулся и через секунду одним движением выбрался на плахи палубы. Быстро поднявшись на ноги, я, сохраняя некоторую дистанцию (с меня ручьями текла вода), коснулся губами щеки своей помощницы, чтобы она не вздумала обижаться на меня за отказ от помощи.
– Я хочу, чтобы вы теперь всегда целовали меня при встречах и расставаниях, пусть даже и совсем коротких! – немедленно довольно серьёзно заявила девчонка, а потом уже с улыбкой добавила. – Пока не доберёмся до «Странника»…
– Вот как! – даже несколько насторожившись, сказал я. – Пока?
– Просто потом вы это станете делать перед сном и сразу после него… – чуть смущённо улыбнулась она, и её нежные щёки слегка порозовели. – У вас есть возражения, Николай Александрович?
– С вашего разрешения, я просто промолчу! – улыбнулся я и, стараясь избежать очередного опасного разговора, поднёс к губам её руку. – Но, так или иначе, моя милая помощница, дай вам Бог счастья!
Мне подумалось в эту минуту, что в своём стремлении хоть как-то контролировать сложившуюся ситуацию, я нахожусь в очень непростых условиях, потому что вынужден противостоять сразу двум противникам: очаровательной девчонке, которая ни думать, ни слышать не желала о каком-то там расставании, и самому себе, по сути дела, полностью солидарного с ней, причём последний из-за своей силы был куда более опасным… Минут через двадцать я уже распоряжался на нашем походном «камбузе»: двух тщательно ощипанных и выпотрошенных птиц (разрезанные пополам каждая) определил в коптильни, а пару оставшихся, предварительно разделанных на не слишком крупные куски, заложили в два больших котла, которые поставили на огонь. Без дела мне, однако, в ожидании, когда получится наваристый бульон, сидеть не пришлось: сначала поставил тесто для лепёшек, а потом в отдельном котелке сварилась печень птиц, и мне пришлось поручить доктору прокрутить её на мясорубке – для паштета, что я готовил где-то в этих же краях примерно год назад. Сделать мне его (как и тогда) удалось намного раньше, чем сварилось птичье мясо в ведёрных котлах, поэтому все вновь собрались вокруг стола, чтобы попробовать паштет вместе со свежими лепёшками. Возможно, что и в этот раз мне бы так не и удалось узнать его вкус, если бы не Наташа, которая бесцеремонно отложила для меня часть этого довольно редкого для нас блюда в отдельную тарелку. Как оказалось, моё произведение имело весьма изысканный вкус и могло с честью соперничать с изделиями лучших поваров. Через полчаса подоспел бульон, в который я добавил свежей зелени, а к нему – очередная партия лепёшек, и мы сели за роскошный обед (помимо салата из свежих овощей, бульона и вареного мяса присутствовали копчёности как из рыбы, так и из птицы, ещё горячие лепёшки, остатки паштета и к чаю – печенье нескольких видов, нешоколадные конфеты и, конечно, сгущённое молоко). Все мои подчинённые закусили как следует (когда ещё в походных условиях будет такой богатый стол), и лишь я – очень умеренно, а потом, не дожидаясь чая, поднялся раньше всех и отправился в свою «каюту», чтобы закончить для своей помощницы ещё один комплект – ясно было, что ей очень скоро понадобится более практичная одежда, чем лёгкие рубашки и короткие юбки… Примерно через четверть часа после того, как я взялся за это дело, вошла Наташа с подносом – дощечкой, на котором стояли наши с ней кружки и маленький котелок со свежим кофе. Мне пришлось сделать перерыв и освободить край стола – моя помощница без промедления поставила на него кружки и тут же наполнила их горячим напитком.
– Сядьте подальше от окна, Наташа, – попросил я, слегка передвигая скамейку. – Пусть это войдёт у вас в привычку на всю жизнь…
– Вы думаете, сюда опять может влететь какой-нибудь предмет? – с лёгким беспокойством переспросила меня девушка, пересаживаясь в уже облюбованный ею угол. – Приключения продолжаются?
– На моей памяти, как камни, так и другие предметы много раз влетали в открытые и закрытые окна домов, а также всех видов транспортных средств, включая самолёты на взлёте-посадке и теплоходы вблизи берега или других судов, – отозвался я, опять переставляя скамейку – на пороге появился Адмирал, и ему также требовалось место. – Жить в физическом мире опасное занятие, моя милая помощница!
– Я заметила это, Николай Александрович! – легко рассмеялась девчонка. – Но самое безопасное место, как однажды сказал капитан вашей яхты – это рядом с вами! Вот я и стараюсь держаться поближе к своему… шефу…
Против одного из окон-бойниц моей «каюты», что-то с шелестом ткнулось в подсохшие стебли тростникового перекрытия бортовых проходов, и следом послышался негромкий всплеск. Поймав вопросительный взгляд собеседницы, я покачал головой и прислушался – шелест и всплеск почти сразу повторились, а на носу кто-то из мужиков (кажется, Сергей) громко вскрикнул и весьма сдержанно (в моём присутствии даже наши бородачи стеснялись использовать крепкие выражения) выругался. Адмирал вскочил, а я, поставив кружку с кофе, потянулся было за ружьём, но, услышав не слишком торопливые шаги вдоль борта, оставил оружие в покое… Через несколько секунд в дверном проёме появился мой заместитель, смущённо погладил свою густую бороду, как он всегда делал, заставая нас с Наташей наедине, кашлянул и виновато доложил:
– Обезьяны кидаются плодами, Николай Александрович, чёрт бы их побрал! Сереге прямо в лоб прилетело… Даже не знаю, что и делать…
– Надеюсь, съедобные? – машинально спросил я (Наташа засмеялась).
– Обезьяны? – озадаченно переспросил Огнев.
– Плоды, конечно, Иван Ильич! – обречённо вздохнул я и добавил. – Скажи мужикам: пусть тоже швырнут в них что-нибудь!
– Посмотрим на них, Николай Александрович? – предложила Наташа и улыбнулась. – Наверное, это не очень опасно!
Кивнув, я поднялся со скамейки (ружьё брать, конечно, не стал), и мы втроём, не считая Адмирала, вышли на кормовую платформу. На плахах здесь лежало десятка полтора жёлто-зелёных плодов размером с крупный апельсин, а Пётр, державший румпель, старательно скрывался за ограждением из обломков плах, не так давно сооружённого нами. «Дредноут» двигался на расстоянии примерно восьми – десяти метров от обрывистого правого берега с подступавшей прямо к самому его краю густой зелёной чащей, представлявшей собой невысокие деревья, переплетённые лианами, и очень густой подлесок. По ветвям и лианам носилось множество крупных (несколько крупнее шимпанзе) обезьян с густым рыжеватым мехом – мы уже встречали их во время спуска по нашей реке. Обезьяны издавали совершенно немыслимые звуки (цоканье, пронзительные возгласы и неприятные лающие выкрики, напоминавшие придурковатый смех), отчаянно жестикулировали и корчили жуткие рожи, не забывая осыпать наш плавучий дом целым ливнем местных плодов (благо, что достаточно мягких). Дважды уклонившись от этих упругих метательных снарядов, я подобрал с палубы самый крупный плод и, недолго думая, запустил его прямо в ближайшую обезьяну, разинувшую рот и заливающуюся идиотским хохотом. Плод влетел прямо в широко раскрытую пасть, и жуткий звук мгновенно оборвался – обезьяна вытаращила глаза и схватилась за морду, отчаянно пытаясь извлечь прочно застрявший фрукт… «Обстрел» плота немедленно прекратился – обезьяны обеспокоено забегали по лианам, издавая тревожные возгласы, а одна из них даже стала суетливо попытаться помочь пострадавшему сородичу извлечь плод из пасти. Преследовать вдоль берега они нас больше не стали, и через несколько минут вся шумная орда осталась далеко позади.
– Да, всего и дел-то! – покачал головой мой заместитель. – А я уж собирался «бекасинником» пару раз пальнуть…
– Боеприпасы надо экономить, Иван Ильич! – отозвался я, направляясь обратно в «каюту». – Сам знаешь, какие тут есть зверюги – чтобы остановить, иногда целого магазина едва хватает!
Вернувшись в «каюту», я допил кофе и принялся за работу – следовало спешить, потому что через два-три дня подобных мелких проблем, скорее всего, сильно прибавиться, и тогда уже трудно будет уделить время чему-нибудь другому. Наташа опять устроилась в самом углу – мои нотации не прошли бесследно, а потом сбросила кроссовки (на плоту она почти не носила свои сапожки) и забралась на лежанку с ногами, следуя своей уже давней привычке. Некоторое время мы молчали, но мою помощницу это мало устраивало, тем более что лёгкий стрёкот швейной машинки и очень умеренный гул двигателя на корме позволяли почти не повышать голоса.
– Скоро можно будет примерять? – поинтересовалась она, наблюдая за моими действиями.
– Часа через полтора, я думаю… – отозвался я, прострачивая очередной шов.
– Может быть, даже успею завтра-послезавтра сшить для вас ещё пару мелких вещиц…
– Мне все это время ужасно не хватало халата, – поделилась девушка. – Из той приятной ткани, что вы использовали для пошива моего белья…
– Вам следовало попросить об этом раньше… – несколько рассеянно отозвался я, не прерывая своего занятия. – Теперь мы сможем сшить его лишь на борту «Странника»… Сделаем его подлиннее – до самого пола?
– Нет! – рассмеялась моя собеседница. – Сошьём так, как нравится вам – насколько возможно короче! Мне всё равно не расхаживать в нём при посторонних!
Смолк двигатель – подошла к концу очередная канистра с топливом, и сразу ощутимо снизились обороты электропривода швейной машинки, перешедшего на питание от аккумуляторов. Закончив длинный двойной шов, я решил сделать небольшой перерыв – при работе с костюмной полушерстяной тканью, сложенной в два-три слоя (двойной шов с подгибом), мощности теперь не хватало. Облокотившись правой рукой о столик, я пару минут задумчиво смотрел на свою помощницу (Наташа под моим пристальным взглядом в удивлении широко раскрыла свои замечательные глаза), пытаясь представить себя мужем молоденькой девчонки, но ничего из этого не получилось – возможно, здесь сыграло свою роль моё отрицательное отношение к браку вообще, а может быть, и наша тридцатилетняя разница в возрасте…
– Вас смущает моя молодость, Николай Александрович? – весьма серьёзно спросила девушка. – Мне кажется, что в глазах мужчины это не может выглядеть недостатком!
– Молодость – самый исправимый из недостатков… – улыбнулся я, одновременно стараясь вспомнить имя автора этих слов, но потом оставил безнадежные попытки и добавил. – Но в данном случае меня больше занимает собственная зрелость!
– У вас замечательный возраст, Николай Александрович! – улыбнулась мне очаровательная собеседница. – И, учитывая ко всему ваши неисчислимые достоинства, вы можете без малейших колебаний сделать предложение молодой девушке с полной уверенностью, что оно будет немедленно и с восторгом принято!
Меня окликнул Пётр – с мотором опять начались проблемы, и я, вздохнув (наши горе-механики почему-то совершенно не разбирались в двухтактных двигателях), извинился перед Наташей, поднялся и вышел на корму.
О проекте
О подписке