Читать книгу «Запретная застава» онлайн полностью📖 — Константина Ивановича Кизявки — MyBook.

глава седьмая
Большие надежды

Утро началось пронзительным звонком в дверь.

– Кого это в такую рань! – услышал Игорь возмущённый голос отца.

На часах шесть. На работу и в техникум рано не то что идти, даже вставать. В глубине шевельнулось беспокойство. Мало ли, что.. Кровавая сцена у железной дороги выплыла наружу. Неужели милиция…

– Игорь! – позвал отец. – К тебе!

Игорь услышал, как гулко бьётся сердце. Непослушными, деревенеющими руками натянул джинсы и осторожно вышел в коридор. Какая-то незнакомая с красными заплаканными глазами тощая женщина в замызганном светло-коричневом плаще вымученно улыбнулась навстречу:

– Игорь?

– Да, а что случилось?

– Ребята говорят, тебя последнего с Витей видели, вы с ним из техникума уходили…

О ком она? Какой-то Витя? Сердце, кажется, остановилось. Стало трудно дышать. Сенёк! Это же его Витей зовут! Наверняка мать. Ищет по моргам, по больницам, по знакомым. Кто же сказал? Кто выдал? Хотя странный вопрос «кто». Полтехникума видели, как они шли на разборку. Что же сказать, что придумать, когда тело перестает тебя слушаться?

– Ты не знаешь, где он? – с тяжелой надеждой спросила женщина.

– Какой Витя? – подобрался Игорь.

– Сеньков. Одноклассник твой. Вы же друзья?

Игорь вспомнил. В зале суда. Когда процесс по делу насильников превратился в издевательство над жертвами. Она была не такой. Совсем другой. Презрительной, надменно улыбающейся. Вот почему не узнал теперь. Кричала: «Как ты можешь, выродок, клеветать на моего сына!»

Неожиданно холодное спокойствие захлестнуло Игоря. Он твёрдо посмотрел женщине прямо в глаза. Друг? Наверняка эта женщина думала, что Игорь напарник Сенька по крысиному бизнесу. Она была матерью и страдала. Она будет страдать больше, когда узнает правду, точнее, ту часть правды, которая ей откроется. Но ни её запоздавшие на несколько лет слезы, ни наказание не заставят Игоря признать Сенька другом.

– Мы не друзья, – Игорь поразился, с каким ледяным безразличием и спокойствием это сказал. – Я видел его в субботу, мы выходили из техникума вместе. Но куда он пошёл, не знаю.

– Простите! – заплакала вдруг женщина, и Игорь ощутил сильный перегар. – Ради Бога, простите. Даже не знаю куда идти, что делать…

– До свидания, – Игорь закрыл дверь и почувствовал неведомое ему до того удовлетворение. Всё кипело внутри. Злость пополам с ненавистью струились по артериям и венам, и стало удивительно хорошо. Он смог сделать то, на что не был способен. Сумел перешагнуть через страх, жалость, сострадание. Пусть эти твари десять раз подумают, прежде чем насиловать беззащитных влюблённых детей.

– Да это ж тетка из суда! – вспомнил отец. – Еще за тех отморозков заступалась. Вот цирк! Нашла к кому прийти! Спать не дает, зараза. Игорь, ты что, связался с этими бандитами?

– Нет, папа. Ты же знаешь.

– Слава Богу! Уж с кем с кем, а с этими я бы не советовал связываться.

– Никогда. Обещаю тебе. Пойдём спать.

Заснуть, естественно, не получилось. Эйфория прошла, появилось беспокойство за новых друзей.

В техникуме Игорь нашёл Гену и рассказал об утреннем столкновении.

– Забудь, – успокоил Гена. – Всё нормально. Нужные люди подсуетились. Ну, попал наркоман под поезд. Это у торчков сплошь и рядом бывает. Ты всё правильно сказал. Лучше подумаем, чем вечером заняться. Может, на левый берег Дона махнём? Там такой ресторанчик открылся прикольный. Корейская кухня. Любишь корейскую кухню?

– Люблю. Прикольно. Только я вечером с Инной договорился встретиться.

– А ты её с собой бери. Девчонка хорошая. Я таких красивых ни разу не видел. Где откопал?

– Соседка.

– А ещё таких соседок у тебя нет?

– Гена! У тебя же Асмик! Отличная девочка, можно позавидовать.

– Так за чем же дело стало? Давай махнемся… Игорь! Ты чего? Обиделся? Это же шутка. Последнее дело из-за баб расстраиваться. Я не знал, что ты так философски к этому относишься. У тебя что, серьёзно?

– Просто мы с Инной решили сказать родителям, что хотим пожениться.

– Да, угораздило тебя. Сказал бы, что дурное дело не хитрое, так обидишься. Романтик. Ладно, валяй к невесте. Завтра в технаре встретимся, пообщаемся. Дело есть. Поможешь?

– Какой разговор, Гена! Тебе в любое время дня и ночи!

– Вот и славно. Пошли в класс. К семинару подготовился?

– Где? В сауне? Или в ресторане?

Засмеялись и отправились постигать глубочайшие тайны технологии машиностроения.

Инна пришла ровно в восемь. Не в обычном спортивном костюме, удобном, чтобы дойти до соседа, побыстрее скинуть с себя лишнее и упасть в его объятия. А в торжественном чёрном бархатном платье. Что-то случилось в лесах Батайска!

– Привет! – улыбнулась Инна и чмокнула Игоря в щеку. – Твои дома?

– Дома. Как раз ужинать садятся. Заходи.

Они прошли в зал, где мама разливала по тарелкам гороховый суп.

– Привет! – обрадовался отец. – Как дела? Как мамка с папкой?

– Всё хорошо. Мама варенье крутит. Отец телевизор смотрит.

– Нелегкая мужская доля! – шутливо вздохнула мама. – На диване с утра до вечера.

Расселись за столом.

– Игорь говорил, сегодня какой-то торжественный случай, – вспомнил папа, разливая «Кагор». – День рождения? Или день взятия Бастилии парижскими коммунарами?

– Не совсем, – поднялся Игорь, – мы с Инной хотели сказать… объявить… Что собираемся пожениться.

– Ну, это и слепому понятно, – заметила мама. – А когда?

– В следующем месяце.

Родители переглянулись, и по выражению лиц нетрудно было догадаться, что новость их не обрадовала.

– А чего так спешить? – начал папа.

– Мы любим друг друга! – отрезал Игорь. – И нам не надо свадеб и всяких расходов. Можем жить на квартире, чтоб никому не мешать.

– На квартире? – хмыкнул папа. – Эх, молодежь, молодежь. Чем же платить за ту квартиру. Вы не думайте, что денег жалко. Живите у нас. Только молодые вы слишком. По семнадцать лет. А тебе, дуралею, ещё в армию идти. Два года Инке ждать.

– Мы всё обдумали, – не сдавался Игорь. – Всё равно после армии поженились бы. Так какая разница, сейчас или потом?

– Видишь, любимая, – взгрустнул отец. – Отцы и дети. Не будь мы с тобой педагогами, уже бы, наверное, дом вверх дном стоял.

– Да, – задумчиво согласилась мать. – А может, выпорем их и дело с концом?!

Две секунды все переваривали сказанное, а потом заулыбались.

– А твои знают? – спросил папа у Инны.

– Ещё нет.

– Ну мы же с вами завтра к ним свататься пойдём, – развёл руками Игорь.

– Стратеги! – усмехнулся отец. – Готовься, мать. Не успеешь оглянуться – бабушка.

– А куда денешься, любимый. Чувства!

Игорь с нежностью посмотрел на Инну. Та славно наморщила носик. Шепнула: «Всё будет хорошо».

И действительно, было очень хорошо. Дверь в спальню Игорь не запирал. Родители не заглядывали. Педагоги. Интеллигенты. По полу валялись подушки, одеяла, одежда. Только через два часа непрерывных физических упражнений молодые успокоились, раскинулись на кровати.

– Классно! – прошептал Игорь.

– И мне классно. Ты такой хороший.

– А ты! Вообще!

– Завтра чем займёмся?

– Ну, к твоим пойдём.

– А днём?

– Днём у меня дела с Геной.

– Гена прикольный. Шутит так. И Карен ничего. Где ты таких друзей нашёл?

– Это не я. Это они меня нашли.

– Везёт тебе. С такими друзьями можно жить без проблем. Видел, какие у них машины? Мы с тобой купим машину?

– Конечно, купим. Значит, понравились тебе пацаны?

– Ага. Не то что Федя, унылое создание.

– Согласен! Может, ещё?

Инна сделала удивлённое лицо, но не выдержала и засмеялась. И они снова совпали друг с другом на ближайшие полчаса.

глава восьмая
Катехизис

Просьба была простая. Съездить с Егором, пообщаться с одним человеком по долгам. Гена поехать с ребятами не мог. Срочные дела с папой. Игорь обрадовался. Можно помочь другу. Не всё ж Гене о нём заботиться.

Когда летели на джипе через город, вспомнил Робин Гуда, благородного, в душе (ударение на «е»), разбойника. Тоже вступался за бедных и обиженных и жёстко мстил за горе и унижения.

Остановились у длинного одноэтажного здания. Сталинских времен громадный вход украшали две белые колонны с треугольным фронтоном наверху. Под фронтоном на белом полотнище красивыми красными буквами было выведено:

ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ. ЮЖНОРОССИЙСКИЙ ФИЛИАЛ.

– Секта, – пояснил Егор. – Собираются, молятся. Не бойся. Они мирные. В жертву приносить не будут.

Игорь слышал, что есть какие-то секты, где творятся страшные дела. По телевизору часто рассказывали тихим, зловещим голосом. Обычно вечером, перед сном, чтоб лучше на мозг легло. Игорь был далек от религии. В церковь заходил раз в жизни, на крестины племянницы. Родители атеисты, вопреки моде на православие. Короче говоря, совершенно ничего не понимал в этих делах.

Оттого удивление было искренним и сильным:

– А чего не прикроют?! Раз секта?

– Ты прикалываешься? У нас же свобода совести!

– То совесть, а то секта. Ты телик вообще не смотришь? Они же зомбируют, с крыш заставляют прыгать, деньги последние отнимают.

Егор понял тяжесть случая, вздохнул и вошёл внутрь. За маленьким вестибюлем с комнаткой кассира оказался большой зал с рядами кресел, как в кинотеатре. Почти все заполнены людьми, в основном, пенсионного возраста. В дальнем от входа конце зала за трибуной выступал средних лет лектор в огромных очках.

– Постоим здесь, – шепнул Егор. – Я его вижу. Минут через пять закончится, выцепим, поболтаем.

– Хорошо! – согласился Игорь и прислушался к речи лектора.

– Все мы знаем, – выразительно развивал тему мужичок, – что осталось немного. Так зачем же, братья и сёстры, рожать несмышлёных младенцев, которые так и не успеют вырасти и проникнуться истиной. Неужели мы способны обречь своих любимых чад на адские муки? Кто из вас, зная, что дом будут завтра сносить, затеет в нем ремонт? Разве что неразумный, потерявший всякое здравомыслие человек. Так не будем же уподобляться ему. Иисус сказал: «что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём». Почему мы забываем слова Его? Или наши земные телевизионные идолы дороже Христа? Они растляют нас сладкими речами о свободе секса. А Иисус заявляет: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя». Что-то я не вижу вырванных глаз. Как мы не понимаем, насколько страшен грех секса! Братья и сестры! Закройте глаза и уши! Отвратитесь от постыдного телевидения. Бегите от всякой мысли о сексе и разврате. Займитесь делом и молитвой, и Господь примет ваши очищенные души в Царство Небесное. Аминь.

– Это что? – удивился Игорь, пряча голос в дружных аплодисментах прихожан. – Реально Иисус Христос говорил?

– Да ты что! – возмутился Егор. – Это ж секта. Сами придумают, потом боятся. Смотри, вон тип в желтом пиджаке в нашу сторону пробирается.

Игорь всмотрелся. Лет девятнадцать-двадцать. Высокий, полноватый, со скромным выражением лица. Мужчина подошёл совсем близко. Егор наклонился и тихонько тронул желтый рукав пиджака:

– Ваня! Привет от Геннадия Михайловича. Давай на воздух выйдем, побеседуем.

Парень сразу поник и осунулся. Безвольно поплелся за Егором. Игорь пристроился следом.

В маленьком скверике в двадцати шагах от здания остановились и со стороны, наверное, казались милыми сектантами, говорящими о святом.

– Ты сколько должен? – спокойно поинтересовался Егор.

– Пятьсот, – грустно отозвался Ваня.

– Штук, баксов?

– Нет, рублей.

– Когда должен был отдать?

– Неделю назад.

– А что ж не отдал?

– Не нашёл.

– А зачем обещал отдать?

– Деньги нужны были. Маме операцию делали.

– Хорошее дело. Только зачем же Геннадия Михайловича обманывать? Он к тебе со всей душой. Денег дал. Поинтересовался, когда отдашь? Не мог срок побольше попросить?

– Я не подумал.

– А может ты того, – вклинился Игорь. – Рассчитывал, что миру конец придет на прошлой неделе?

Парень посмотрел удивлённо, испуганно. Ничего не сказал.

– Чего молчишь? – возмутился Игорь. – Свалить хотел в Армагеддон?

– Ребята, – по щекам полненького заструились настоящие слезы. – Не убивайте, мне маму лечить надо.

– Ладно. Давай ещё раз, – терпеливо сказал Егор. – У тебя горе?

– Да, мама… в больнице…

– Ты решил, что Геннадий Михайлович тебе поможет.

– Да, решил…

– Пришёл и попросил денег.

– Попросил…

– Сказал, что ровно через месяц отдашь?

– Сказал.

– День назвал.

– Назвал.

– Ну, хоть не отпираешься. Только я понять не могу, зачем обманывать Геннадия Михайловича? Что, не мог денег попросить насовсем или день попозже назначить? Ты не больной на голову, случайно?

Игорь почувствовал, как подрагивают руки. С одной стороны, жаль паренька. Набожный, маму любит. С другой, зачем вешать лапшу? Гена что, клоун какой-то? Как можно кидать того, кто выручает тебя в трудную минуту?

– Придется ехать к Гене, – невесело заключил Егор.

Верующего прорвало. Бухнулся на землю, рыдая и размазывая грязь по лицу. Пришлось подхватить под руки и волоком тащить в машину. Коллеги по секте хмурились, наблюдая за этой сценой, и о чем-то возбужденно перешёптывались.

Всю дорогу Ваня плакал и вспоминал бедную маму. Во дворе Геннадия Игорь с Егором вновь подхватили должника под руки и потащили в домик в дальнем уголке участка. В комнатке три на три метра вокруг небольшого столика – тяжелые старинные кресла. На стенах иконы, похожие на церковные. Ваню усадили в кресло и пристроились по обе стороны рядом. Тут же появился Гена. Сел напротив троицы. Спросил заботливо:

– Что, Ваня? Какие проблемы?

– Мама болеет, – захныкал Ваня. – Лечить надо.

– Ты почему на прошлой неделе долг не вернул?

– Денег нет… Мама болеет, лечить не на что…

В комнату вошёл один из бритоголовых с бумажками, положил перед Геной и когда Гена кивнул, исчез за дверью.

– Ты неделю назад зарплату получал? – практически нежно спросил Гена.

– Нет… не получал… не платят, собаки…

– А вот это не твоя роспись? – Гена подвинул бумаги к страдальцу. Игорь заметил, что красным маркером подчеркнута сумма десять тысяч рублей.

Ваня замер. Сказать ему было нечего.

– А вот, – Гена подвинул ещё бумажку. – Свидетельство врача, что неделю назад в больнице на нужды любимой мамы ты выделил ровно тридцать рублей пятьдесят копеек.

Игорь почувствовал, как комната стремительно уменьшается, сжимается в точку. Стало трудно дышать. Как же так? Этот набожный толстячок? Такая сволочь?! Егор поднялся, бесцеремонно залез во внутренний карман желтого пиджака. На свет явился коричневый кожаный кошелек. Плакальщик обречённо вздохнул. Возражать смысла не было. Егор пересчитал бумажки, протянул Гене.

– Восемь тысяч четыреста.