Глава 6

Фемистокл занял свое место в первой шеренге. Черно-белый гребень на шлеме выделял его в строю. Он подумывал надеть плащ-гиматий, как у спартанцев, хотя и другого цвета, но так и не решился, а потом, когда поступил призыв собраться, уже не успел и теперь сожалел об этом. Люди должны были видеть его; он понимал это всем своим существом. Чтобы надеяться когда-нибудь встать во главе Афин, нужно бросить жизнь на кон, как кость на доску. В этом вся правда. У него не было семейного богатства, как у Ксантиппа, он не мог сделать фетиш из бедности и непритязательности, как Аристид. Для этого Фемистокл слишком любил удовольствия!

Две армии сближались, и он слышал молитвы, произносимые нараспев негромкими голосами. Потом смолкли и они, воины сосредотачивались на равнении в строю. Фемистокл не мог удержаться, чтобы не бросить взгляд на странное сооружение, воздвигнутое в стороне от персидских войск. Это мог быть только их царь, позиция на возвышенности с крутым обрывом давала ему хороший обзор. Окружавшая царя охрана в тысячу воинов обеспечивала его неуязвимость. Попытка атаковать позицию открыла бы греческий фланг персидским «бессмертным». За происходящим на поле боя Дарий мог наблюдать, не рискуя собственной жизнью, как те толпы зрителей, что приходили посмотреть драмы в Театре Диониса в Афинах. Фемистокл презрительно скривил губы. В этот день царю досталась лишь роль наблюдателя. Игроками были они.

«Бессмертные» сжимали мечи, но Фемистокл видел, как они задергались и стали оглядываться, ожидая новых приказов, когда поняли, какая надвигается угроза. Опускаемые по команде длинные копья греков всегда внушали страх.

– Готовность, Леонтиды! – воззвал Фемистокл к своему племени и, оглянувшись, добавил: – Готовность, афиняне!

Они все были его народом. Не важно, что дядя жены Ксантиппа определил его в это племя. Он был афинянином! Мальчиком он бегал по улицам этого города и перепрыгивал через сточные канавы, которые переполнялись всякий раз, когда шел дождь. Раз или два он сам, поскользнувшись, падал в них. Фемистокл усмехнулся при этом воспоминании. Он готовил себя в течение многих лет, учился, на глазах становясь таким сильным и быстрым, что другие бледнели, видя его противником на бойцовском круге. Кулачный бой или борьба – ему было все равно. Он любил сражаться – и всего, чего достиг, достиг сам. Фемистокл почувствовал, как в нем поднимается гордость. Аристид умел сохранять достоинство и холодную логику. Ксантипп смог сохранить свое чувство превосходства, хотя и приобрел состояние через женитьбу. Фемистокл был новой Грецией – и в этот день стратегом наравне с ними. Он громко рассмеялся при этой мысли, и мужчины вокруг него ответили ухмылками.

– Посмотрите, как им страшно! – крикнул он. – Приготовьте копья! Эй, флейтисты!

Новый ритм, быстрый и злобный, нес копья в цель. Чудо века – влияние музыки на сердца и силу людей. Ревущая мелодия поднимала дух и направляла руку.

– Видите врага? Видите их страх? Тогда вперед, в атаку! – крикнул Фемистокл, оскалив зубы.

Стратеги подхватили его рев, и греческие гоплиты устремились вперед – бегом. Прежний ровный темп был отброшен. Стрелы пролетели над ними, так как лучники недооценили скорость движения фаланги.

Два войска столкнулись, и длинные копья пробили броню и плоть. Вырвав их, уже окровавленные, греки сомкнули щиты и взревели. Ударили барабаны. Взвыли флейты. И снова строй ощетинился копьями. «Бессмертные» пытались отбросить их в сторону, но железные листья все равно находили цель и безжалостно наносили удары, входя и выходя из плоти, снова и снова, и их было слишком много, чтобы увернуться.

Бойня была короткой и жестокой. Длинные копья-дори били с отчаянной силой. Удары наносили люди, умевшие находить цель не больше человеческого кулака и попадать в нее. Они ранили бедра, лица – все, что видели. Не каждый удар попадал туда, куда надо, но эти удары наносились в ритме, который задавали барабанщики и флейтисты. Широкие щиты греков частично перекрывались, образуя непроницаемую стену. Персы не видели в ней слабых мест, только шлемы с обрезанными гребнями, огромные щиты и бронзовые поножи под ними.

Защита «бессмертных» не справлялась с железными наконечниками копий, которые били, поворачивались, отступали и снова били. Персы отходили, истекали кровью или просто пытались найти место для противостояния атакующему их лесу копий.

Передышки им не было. Строй фаланги продвигался вперед, не давая врагу ни единого шанса перевести дух или контратаковать. Греки наседали, и если кто-то из них падал, его обходили и отправляли в тыл, а его место мгновенно занимал другой. Противостоять давлению фаланги было невозможно. Когда продвижение замедлилось, в передних шеренгах уже не могли замахнуться, чтобы нанести удар, так велико было давление щитов сзади. Идти дальше или упасть – другого выбора не было, и Фемистокл шел с ними.

– Держать строй! – внезапно крикнул он с недовольным видом.

Он ударил копьем под щит человека справа от себя, почувствовал сопротивление и дрожь, означавшие попадание в живую плоть. Хорошо. Понять, кто именно из персов получил рану, в этой толчее было невозможно. Первая шеренга двинулась дальше, а ранеными врагами занимались шедшие позади – выхватив кинжалы, греки перерезали глотки как мертвым, так и еще живым. Спастись, притворившись убитым, было невозможно – пощады не давали никому. Персы были захватчиками, пришедшими поработить Грецию.

Фемистокл проревел следующие слова просто для того, чтобы их услышали:

– Вы что, фиванцы, что ли? Откуда такая неряшливость? Вы метеки? Рабы? Нет, я не желаю умереть от стыда перед всеми! Делайте свою работу лучше! Клянусь Аресом, вы ставите меня в неловкое положение! Хотите опозорить перед Аристидом?

Он знал, что имеет обыкновение болтать без умолку, когда нервничает, и не был уверен, есть ли от его призывов какая-то польза. Но кто-то из его людей заулыбался. Некоторые даже цитировали его потом – те, кто выжил. Нужные слова бесценны, когда жизнь исчисляется ударами сердца, а копье скользит в потной руке.

Ничто не может продолжаться долго. Так случилось и здесь. У кого-то из гоплитов копья вырывали из рук. Кому-то перерубали древко, и оно ломалось. У некоторых при ударе сваливался наконечник. В идеальной, ощетинившейся копьями стене появились бреши – «бессмертные» отступали, но не рассыпались. Их царь наблюдал за происходящим из тени своего шатра, с расстояния не больше мили от сражающихся.

Оставшиеся без копий обнажили мечи и, стоя рядом с братьями по оружию, пустили их в ход. Тесно сомкнутые, щиты по-прежнему защищали строй; каждый прикрывал идущего слева, его же, в свою очередь, прикрывал идущий справа. Мечи вонзались в любого, кто пытался прорвать эту стену.

Персы привыкли уничтожать племена, которые не могли противостоять даже их лучникам, не говоря уже о том, чтобы держать боевую линию. Когда отдельные «бессмертные» пробивались между длинных копий, они могли только бить по бронзовым щитам и шлемам, тогда как афиняне рубили и кололи, наносили удары и по голове, и по ногам, и по всему уязвимому, а золотые обручи «бессмертных», казалось, притягивали удары сверху вниз.

Несмотря на ужасные потери, персидский строй устоял, укрепился и восстановился. Датис отдал новые распоряжения. Те, кто прорывался сквозь стену щитов, просто рубили древки копий, не обращая внимания на мечи и раны. Эта удивительная тактика стоила сотен жизней, особенно когда Фемистокл увидел, что происходит, и прорычал новые приказы. Тех персов, которые вклинивались в фалангу, чтобы рубить копья, убивали в первую очередь.

Битва не стихала, и правый фланг в восемь шеренг глубиной держался стойко и уверенно, но Фемистокл заметил, что персы начали обходить его слева. Правый фланг всегда считался слабым, потому что не был прикрыт. Укрепить его за счет левого или даже центра имело смысл, и это он, пусть и нехотя, признавал. Но когда это случилось? В его представлении они сражались уже час или больше, но солнце висело на прежнем месте, будто нарисованное.

Фемистокл выругался, когда новый град камней и стрел отозвался криками боли в центре. Где же Ксантипп с его суровым осуждением всего, ради чего стоит жить? Где Мильтиад в своем длинном, прикрывающем живот хитоне? Левый фланг отстал и плелся позади, что добавило смелости персидским лучникам и пращникам. Они отступили к берегу, когда столкнулись основные силы, но теперь, видя, что греки задержались слева, выползли, как мухи, чтобы заняться привычным делом. Залпы их еще не были такими массированными, как раньше, но с каждым разом набирали силу.

Фемистокл отразил сильный удар поднятым щитом и, рискуя жизнью, оглянулся через плечо. Левый фланг остановился и чего-то ждал, и это тогда, когда остальные сражались и истекали кровью. В картинке, промелькнувшей перед глазами, прежде чем он отвернулся, Мильтиад стоял, как поджидающая добычу шлюха на углу. Придите же, взмолился он, а если нет, то пусть я выживу, чтобы потребовать от них ответа. Если предал Ксантипп, то только потому, что боится его популярности, которой ему никогда не понять. Если это сделал Мильтиад… то… ради золота. Старик всегда был жаден, Фемистокл знал это. Ходили слухи, что Мильтиад потерял семейное состояние. Некоторые люди жаждут власти, некоторые – золота; Фемистокл прекрасно это понимал. Легкая жизнь слишком заманчива, особенно для тех, кто когда-то голодал. На его долю выпало больше испытаний…

Ход мыслей прервался, когда у него из руки, вывернув пальцы, вырвали копье. Он выругался и выхватил меч.

– Держать строй! – крикнул он.

Аристид был где-то слева от него, с племенем Антиохиды. Они отступали, и, к своему ужасу, Фемистокл увидел, что его люди тоже колеблются. Они уже не могли поднимать щиты против стрел и камней и одновременно держать строй. В них зародился страх, и вот уже они нерешительно отступили на полшага. Фемистокл выругался так громко, что кое-кто рассмеялся.

– По моей команде, и не раньше! – проревел он. – Переведем дух, но не оставим ни капли нашей чести на поле боя. Только не перед ними. Шесть шагов назад и перестроиться. По моей команде, и не раньше! Я вижу тебя! Сделаешь еще один шаг без моего приказа, и я устрою так, что твоя жена скажет мне «пожалуйста» и «спасибо».

Угроза была возмутительной и все же остановила отступающую линию. Они удерживали позицию, и остальная часть центра зацепилась за них, с Фемистоклом в центре. Это был момент, который, как он думал, запомнится навсегда, момент, когда воздух стал похожим на вино.

– Шесть шагов – марш!

Он отсчитывал шаги вслух. Это помогло им сохранить порядок, хотя персы уже издавали победные вопли, убежденные, что взяли верх.

– Держать строй! Держать! – заорал Фемистокл. – Сомкнуть щиты! Заставим их заплатить за эти шесть шагов. Подумайте, как они входят в Афины и хватают за горло ваших дочерей. Держите себя в руках. Возьмите копья, если найдете. Мы сейчас перестроимся. Первая шеренга, готовы? Вы готовы? Вторая шеренга! Те, кто сзади! Отвечайте мне, вы, ленивые шлюхи. Готовы?

Вторая шеренга гневно проревела в ответ, и сражение продолжилось с прежней яростью, грохотом. Фемистокл молча ухмыльнулся.

Строй выровнялся. Аристид, воспользовавшись возможностью, тоже отступил. Либо отойти, либо пасть – таков был выбор. «Бессмертные» не уступали, хотя, по всем ожиданиям, должны были. Фаланга должна была смять их и раздавить, но они каким-то образом удержались. И одна только Афина знала, сколько их погибло. Земля была усеяна телами убитых и залита их кровью, которую она жадно впитывала в себя. Фемистокл содрогнулся при мысли о том, что земля поглотит его. Он слишком любил солнце.

– Готово, вторая шеренга, эпистаты! Первая, протостаты, приготовиться!

Фемистокл уже охрип, но услышал, как Аристид повторил приказ. Без сомнения, его соплеменники были так же измотаны, как и первые шеренги Леонтидов. Он глубоко вздохнул. Такой ход опасен в разгар битвы, хотя и польза велика. Конечно, если бы персы говорили по-гречески, они могли бы перебить их всех.

– Первая шеренга, протостаты, назад! Вторая шеренга, эпистаты, вперед! Сомкнуть щиты!

Все происходило медленнее и хаотичнее, чем ему бы хотелось. В этот момент Фемистокл был искренне рад, что рядом нет спартанцев, которые насмехались бы над ними. «Бессмертные» рванулись вперед и убили тех, кто рискнул повернуться к ним спиной, чтобы попытаться проскользнуть через шеренгу, выходящую вперед.

Фемистокл видел, как изрубили людей, которых он хорошо знал, но перестроение было выполнено, и персам противостояла другая шеренга, свежая и яростная.

– По моей команде! Шесть шагов назад! Шесть шагов по моей команде! Приготовить копья! – проревел Фемистокл над их головами.

Это был тяжелый приказ для их слуха. Они не хотели снова отступать. Они сражались уже в исступлении, убивая измотанных «бессмертных», которые думали, что греки вот-вот сломаются.

– Шесть шагов… Марш!

Они отступили с гневными проклятьями. Во второй раз получилось быстрее и организованнее. Они сделали свои шесть шагов, не поворачиваясь спиной к персам, которые в замешательстве размахивали мечами. Стоявшие за ними расступились, пока Фемистокл отсчитывал шаги. И снова поднялись щиты, и снова стена ощетинилась копьями. И снова вырос колючий лес.

– Вперед! – проревел Фемистокл во всю мощь своих легких.

Он никого не мог достать мечом, хотя проклятые лучники и пращники снова стреляли, убивая его людей. Где же Мильтиад? У персов не было резервов, кроме царской стражи. Против греков бросили всех, кто оставался на берегу. Более того, они побеждали – благодаря золоту и предательству. Другого объяснения не было.