2

Го Жуйжэнь увидел сына – тот лежал в стеклянном ящике, с лица давно схлынули все краски, тело окоченело. Сперва на койке никого не было, работник морга нажал переключатель, и только тогда выехал Го Юнь, покрытый белой простыней.

В зале № 1 словно бы всегда царила тишина, за которой скрывалось ожидание – ожидание плача. Необъятная тишина – огромный кровожадный зверь, а «кровь», которой он питается, – это, несомненно, рыдания, внезапно извергающиеся в этой большой и пустой комнате. Хотя в зале ярко горело искусственное освещение, но Го Жуйжэня не покидало ощущение полумрака.

Как только Лун Шанъин увидела сына, ноги ее обмякли, женщина рухнула на колени на твердую, холодную керамическую плитку и завыла в голос. Ее плач кружился по залу; пустой, одинокий, внезапный и неприкаянный, он метался внутри, словно буйвол, оказавшийся в городе. Это тихое место отродясь не сталкивалось с такими разнузданными рыданиями. Лу Шанъин всхлипывала и кричала, звук напоминал хлынувшую лавину воды, не поддающуюся контролю. Женщина протягивала руки, хотела дотронуться до тела сына, но ладонь наталкивалась на твердое ледяное стекло.

– Сыночка! Мама пришла на тебя посмотреть! Проснись! Посмотри на маму!

Твердое ледяное стекло не пропускало ее плач.

Го Жуйжэнь нахмурился так, что складка между бровями напоминала гору, глаза моментально стали как у дряхлого старика. Сначала он пристально посмотрел на лицо Го Юня, потом взгляд медленно скользнул по трупу, и Го Жуйжэнь пробормотал себе под нос:

– Да, это мой сынок Юнь, у него зубы вот такие, левый верхний клык торчит.

Затем Го Жуйжэнь рухнул на пол, не в состоянии больше стоять…

Это не сон. Через неделю после отъезда Го Юня из родной деревни Хуанбаобао родители отправились следом в Гуанчжоу, чтобы в местном морге увидеть мертвого сына.

В тот день сгустился туман, шелестел дождь, природа нахмурилась. Они проснулись спозаранку. Лун Шанъин надела серую куртку. Муж старшей сестры Го Юня, Чжан Тун, Лун Шанъин и сам Го Жуйжэнь знали, что им предстоит отправиться в морг на опознание.

Проснувшись, они не разговаривали, завтракать никто не стал. Сначала они поехали в полицейский участок Тяньхэ^[3]. Чжан Туну очень быстро удалось получить документы на опознание – Го Юня разрешалось увидеть только на основании этой бумажки. Чжан Тун сунул ее во внутренний карман рубашки.

Всю дорогу они молчали. За окном машины свистел ветер. Шум множества автомобилей на оживленной улице склеился в единое целое, словно жвачка, и уже не разлеплялся. Лун Шанъин подняла стекло и обессиленно прижалась к нему головой. Го Жуйжэнь сидел рядом, зажмурившись. Звук по-прежнему жужжал в салоне, занимая все пространство.

Здание морга располагалось на пустыре, нужно было миновать большую зеленую лужайку, а за ней тянулось серое круглое здание, войдя в которое попадаешь в похоронное бюро, а рядом магазин погребальных товаров, заваленный венками, траурными одеяниями и урнами. Чжан Тун оформил все, что требовалось, и они перешли в зал номер № 1, причем стариков вели под руки десять ступенек наверх.

Все работники морга ушли на обед. Они просидели на скамейке перед входом двадцать минут, после чего массивная дверь со скрипом открылась, и изнутри раздался голос:

– Родные Го Юня!

Го Жуйжэнь и Лун Шанъин поспешно вскочили, им и в страшном сне не могло привидеться, что встреча с сыном состоится в стенах этого заведения. В доселе невиданном огромном сером помещении были лишь три их одинокие фигуры, пустота и тишина зала тут же поглотила их. Они словно бы попали в сокровенное царство снов.

3

Го Юнь впервые увидел Ян Пин у нее в общежитии. Одноклассник Ван Футянь встретил его на автовокзале и отвел на завод компьютерной техники в районе Наньшань^[4]. Ян Пин тоже там работала. Оказалось, что они земляки, приехали из гуйчжоуского уезда Наюн. Два года назад Го Юнь на Новый год вернулся домой и встретил Ван Футяня, который тоже приехал на праздники. Го Юнь к тому моменту уже четыре года в Кайпине^[5] каждый месяц получал несколько сот юаней, а вот Ван Футянь получал в Шэньчжэне больше тысячи. Решено было, что после Нового года Го Юнь в Кайпин не вернется, а переедет в Шэньчжэнь.

В тот день он вышел из автобуса и стоял в тени небоскреба, и тут кто-то толкнул его сзади. Го Юнь узнал Ван Футяня, обрадовался и хотел было схватить одноклассника за предплечье, но тот аккуратно увернулся. Поднятая рука Го Юня зависла в пустоте, а через некоторое время он согнул руку и поправил волосы, потом улыбнулся Ван Футяню:

– Спасибо.

Ван Футянь протянул правую руку и схватил холщовый мешок за одну ручку, а Го Юнь взялся за другую и зашагал вслед за Ван Футянем в глубину тени от небоскреба.

Ему хотелось задать Ван Футяню кучу вопросов, но тот явно был не слишком настроен разговаривать, поэтому Го Юнь шел за ним молча. Ван Футянь вывел его к пешеходному переходу, перешел дорогу по зебре, а потом повел на надземный пешеходный переход.

Черный небоскреб маячил сбоку, меняясь внешне, одна сторона его казалась выпуклой, а вторая – вогнутой. Рядом без конца шли люди, выражения их лиц были тусклыми, непонятно, то ли они радовались, то ли грустили, и мало кто разговаривал. Слышен был только гул проезжающих автомобилей да скрип тормозов, когда переключался светофор. Клаксоны тоже онемели. Все вместе двигались, вместе останавливались, но никто не гудел.

Го Юню показалось, что Шэньчжэнь все-таки отличается от всех остальных виденных им мест – на улицах чистота, и небоскребы один выше другого. Темные высотки стояли вплотную друг к другу – и промежутка не найдешь, и вдруг перед Го Юнем возникло еще более высокое белое здание. Го Юнь оторопел от восторга, но, глядя на ничего не выражающее лицо Ван Футяня, тоже напустил на себя равнодушный вид.

Среди этой роскошно одетой толпы Го Юнь ощутил, что его одежда слишком грязная, да еще и помялась за время поездки в автобусе; на холщовый мешок, который он носил уже года два или три, столько раз наступали, что он стал неряшливее, чем содержимое местных мусорных урн, которые попадались по пути.

Небоскребы практически загородили собой небо, внутри сверкали искусственные лампы. Люди, шедшие навстречу, шарахались в сторону, Го Юнь только сейчас понял, что они вовсе не уступали ему дорогу из вежливости, им не нравилось, что Го Юнь грязный, прохожие боялись испачкаться об него. Го Юнь тут же осознал, что ворвался в другой мир, незнакомый и богатый, а он такой маленький и ничтожный, и почувствовал, как внутри в такт дыханию растекается смутный ужас.

Наконец они добрались до автобусной остановки и сели на автобус до Наньшаня. На улице стемнело. Одновременно зажглись уличные фонари.

А за ужином он познакомился с Ян Пин. Она показала Ван Футяню и Го Юню, где перекусить. Когда Го Юнь добрался до завода, тот уже закрылся, и столовая тоже. А Ян Пин ждала их у входа в общежитие.

4

Го Жуйжэнь слышал, как журналист говорил, что у Го Юня была девушка, но сын никогда при нем не упоминал о ней. Отец оцепенел, полдня думал: как же так, сын каждый день торчал под боком, почему же он не в курсе его дел? Однажды Го Жуйжэнь видел, как сын в огороде звонит по телефону, но тот стоял спиной, а когда вернулся на веранду, то в глазах блестели слезы. Отец тогда встревожился. А потом еще раз на кукурузном поле, когда шел пасти коров, отец увидел, как сын на меже с кем-то говорит по телефону. Го Жуйжэнь окликнул его, но тот не слышал, отец снова позвал сына – Го Юнь уже повесил трубку и спросил, куда отец пойдет пасти коров. Го Жуйжэнь ответил, что идет к обрыву впереди. Го Юнь сообщил, что ему нужно в уездный город встретиться с одноклассником. Го Жуйжэнь тогда решил, что и телефонный звонок был от одноклассника. Он прикрикнул на вола, велел сыну пораньше возвращаться вечером и двинулся дальше.

Почему он не рассказал родным о девушке? Ведь Го Жуйжэнь спрашивал несколько раз. Его племянница, Го Цзин, зашла в гости и сказала, что у дяди появилась девушка. Лун Шанъин спросила, откуда такие слухи, на что Го Цзин ответила, что рассказали земляки, работающие на юге. После ужина мать отозвала сына в сторонку и спросила:

– Сына, Го Цзин говорит, что у тебя девушка появилась. Почему не расскажешь маме?

На это Го Юнь ответил:

– Мам, не слушай ты эту ерунду, денег у меня нет жениться, где уж мне подружек заводить?!

Лун Шанъин вздохнула:

– Я знаю, что тебе трудно. Если появится девушка, ты от мамы не скрывай. Расскажи нам.

Этот разговор краем уха услышал Го Жуйжэнь.

Сидя в гуанчжоуской гостинице, Го Жуйжэнь, закрыв глаза, размышлял; размышлял и кое-что припоминал. В мозгу всплывала новая деталь. В тот день вечером он вышел на улицу по нужде и услышал, как Го Юнь разговаривает во сне. Сначала отец не придал этому значения, лег обратно в постель, но сын говорил все более порывисто: «Пин, Пин, Пин… не уходи… я не могу без тебя… жить… Пин, Пин, не уходи». Сын расплакался. Го Жуйжэнь окликнул его. Го Юнь замолчал, видимо проснулся. Го Жуйжэнь решил, что сыну приснился кошмар. Он слишком сильно устал за день, так что вскоре уснул, хотел на следующее утро спросить, что снилось Го Юню, но забыл.

Го Жуйжэнь горестно вздохнул про себя. Что ж он такой невнимательный? Он вспомнил события другой ночи. Его тогда разбудил какой-то шорох. Он открыл глаза и увидел, как какой-то человек открыл входную дверь и вышел. В Хуанбаобао отродясь не было воров. Го Жуйжэнь решил, что сын пошел в туалет. Ночь была ясная, очертания гор видны как на ладони. Го Жуйжэнь провалился в сон и не слышал, вернулся сын или нет. А когда снова скрипнула дверь, то он даже не понял, как долго сын отсутствовал.

На следующий день все повторилось. Когда Го Юнь вышел, то Го Жуйжэнь увидел лунный свет, пробивавшийся через дверную щель. Но в этот раз он проснулся. Сына долго не было. Го Жуйжэнь встал. На веранде никого. Кругом такая тишина, что аж жутко. Лишь время от времени доносится издалека собачий лай. Го Жуйжэнь позвал сына. Ответа не последовало. Он прошел вдоль водосточной канавы с одной стороны дома и вроде как услышал чей-то плач, но звук быстро стих. Он был даосом и верил в существование потустороннего мира, а потому быстро прочитал мантру. Затем снова поднял голову, увидел, что на мостике впереди кто-то сидит, и позвал:

– Сынок!

Человек отозвался. И впрямь оказалось, что это Юнь. Го Жуйжэнь тогда удивился, спросил, почему сын не спит и выбежал на улицу. Го Юнь отвечал, что в доме слишком жарко, а на улице прохладно, он вышел остудиться. В тот день и правда стояла удушливая жара, так что Го Жуйжэнь поверил. Они перебросились еще парой фраз, а потом Го Жуйжэнь поторопил сына, чтоб тот шел домой, но Го Юнь не согласился, хотел еще немного проветриться в одиночестве. Го Жуйжэнь велел не задерживаться, а сам вернулся домой.

Неужели тогда Го Юнь так тихо, но горько плакал?!

5

Отношения между Го Юнем и Ян Пин были самыми заурядными. Сначала Го Юнь был непарной пташкой, одинокой, подавленной, да еще и напуганной. Ян Пин относилась к нему теплее остальных земляков. По вечерам с готовностью болтала с ним, а иногда они выходили прогуляться. Го Юнь разбирался в компьютерах и водил девушку в компьютерный клуб, учил ее выходить в Интернет, печатать иероглифы в системе «Уби»^[6]. Потом на заводе, чтобы как-то скрасить будни сотрудников, тоже открыли свой мини-компьютерный клуб, где можно было выходить в Интернет, и они переместились туда.

На площади в Наньшане каждый вечер собирался народ: люди танцевали прямо под открытым небом, участвовали в караоке-боях, здесь же расставляли лотки с различными книгами и прессой, за вход нужно было заплатить три юаня. А на краю площади поставили телевизор и музыкальный центр, там за три юаня можно было спеть песню. Го Юнь пару раз водил туда Ян Пин, а еще они ходили в европейский ресторан пить кофе и вместе учились кататься на коньках.

Только когда Го Юнь перешел на другой завод, Ян Пин обнаружила, что не может без него. Го Юнь каждый день к ней наведывался. Тогда их отношения окончательно оформились. Го Юнь полушутя-полусерьезно спросил, выйдет ли она за него. Ян Пин без особых раздумий кивнула и промычала «угу». В тот вечер они пошли в парк, там на траве Го Юнь сгреб девушку в охапку, его руки шарили по ее спине, а дыхание стало тяжелым. Он уловил странный аромат. Тело словно было под напряжением, все кровеносные сосуды налились кровью. Его рука, дрожа, скользнула ей в вырез. Ян Пин закрыла глаза, пара заек отдались на милость охотнику, рука которого, словно факел, воспламенила ее, и все тело девушки охватил пожар, она ощутила удушливый жар, ей хотелось стонать. И в этом бушующем огне Ян Пин принесла себя в дар.

Два одиноких беспомощных человека только и могли, что греться друг о друга. Го Юнь, обнимая ее, почувствовал: то место, где он сидел, теперь принадлежало ему, в этом городе оно стало его «уголком». Ощущение неприкаянности перестало быть таким сильным. Он глубоко вдохнул благоухание травы и листвы и впервые почувствовал вкус близости. Это было счастливое переживание.

За полгода в Шэньчжэне у него ни разу не было ощущения, что какая-то вещь ему принадлежит. Даже маленький гвоздь на обочине и тот не имел к нему отношения, на всем было выгравировано незнакомое название «Шэньчжэнь». А Го Юнь словно бы постоянно сопротивлялся – сопротивлялся всему, что его окружало, вплоть до того, что сам себя изолировал. Он видел, как другие люди едят в залитых светом ресторанах, как они мчатся на такси, как они, одетые по моде, поспешно проходят мимо, и аромат духов разносится по ветру; он чувствовал, что живет в другом, далеком от их жизни мире. Он пошел в магазин; любой флакон туалетной воды стоит, как его месячная зарплата, если один раз поесть в ресторане и заказать при этом четыре-пять блюд, то ему потом придется вообще не есть и не пить двадцать дней, чтобы отбить эти деньги. Когда на улице от голода начинал бурчать живот, Го Юнь все равно не шел в бистро; когда горло пересыхало от жажды, он не покупал себе бутылку минералки – жалко было денег. Пускай в кармане и лежали деньги, но Го Юнь постоянно ощущал себя нищим. Таким нищим, что даже страшно. Он мертвой хваткой сжимал деньги в кармане, словно утопающий соломинку. Он всего лишь праздно шатающаяся в этом огромном городе тень, никто не смотрит ему в глаза, он лишний, этот мир давно уже его отверг. Только сжимая деньги, Го Юнь чувствовал, что у него есть силы идти, только так понимал, где он. Каждая сэкономленная сумма – плюс к его безопасности и утешению. Он тратил деньги только с Ян Пин, не мог позволить, чтобы девушка смотрела на него свысока. Но каждый раз, когда он тратил деньги, то напрягался так, словно из него выходил холодный воздух, словно из него выкачивали кровь.

Ян Пин заботилась о нем, любила его, с готовностью слушала рассказы о доме, сама рассказывала о детстве. Она была его благодетельницей, рядом с Ян Пин он становился нормальным, мог ощутить, что значит быть мужчиной. Чувство ужаса отступало, зато, словно пивная пена, на поверхность его мира всплывали другие вещи.