С. В. Медведев
1905 год в документах Московского охранного отделения

9 января 1905 г., когда в Санкт-Петербурге произошли трагические события «Кровавого воскресенья», Московское охранное отделение арестовало несколько членов террористической группы партии социалистов-революционеров во главе с В. Зензиновым и Б. Черненковым^[51]. На свободе остались известные полиции студенты Московского университета В. Зоммерфельд и Б. Вноровский-Мищенко^[52], которые заняли в группе лидерские позиции. В январе 1905 г. Зоммерфельд и Вноровский-Мищенко договорились с тульскими эсерами о покупке партии револьверов. Как сообщалось в отчете Московского охранного отделения: «Имея в виду полную неудачу демонстраций 5 и 6 декабря минувшего года и предполагая при последующих уличных беспорядках во что бы то ни стало вооружить участников демонстраций, лица эти решили теперь же сделать соответствующий запас револьверов из города Тулы, где у Емельяновой (дочь губернского секретаря, состоящая под особым надзором полиции – С.М.) были завязаны сношения с местным комитетом той же партии»^[53]. 26 января 1905 г. из Тулы приехал студент Московского университета В. Евтихиев, у которого во время обыска было найдено 29 новых револьверов – два системы «Браунинг», остальные – «Смитта и Вессона». Наблюдение за Евтихиевым привело филеров Московского охранного отделения к проживающим в Москве петербургской дворянке Е. В. Монюшко, дочери диакона Е. В. Афанасьевой и студентам Московского университета А. Н. Кругликову и И. М. Блюменфельду. У женщин полицейские нашли «54 револьвера системы «Смитта и Вессона» с 25 коробками патронов к ним, а у Кругликова 13 револьверов той же системы и 25 коробок патронов. Все поименованные лица были арестованы в порядке Положения о государственной охране»^[54]. В дальнейшем было выяснено, что к закупке оружия в Туле причастен и князь М. Церетели. Интересно, что после ареста лиц, связанных с партией социалистов-революционеров, один из околоточных надзирателей начал опасаться за свою безопасность. В феврале 1905 г. на имя начальника Московского охранного отделения поступила докладная записка следующего содержания: «Оказав в январе месяце с.г. незначительную услугу вверенному вам отделению, и имея основания, служа в местности Бутырок, опасаться за жизнь свою – я, покорнейше прошу ходатайства вашего высокоблагородия пред его превосходительством господином московским градоначальником о переводе меня на открывшуюся, за смертью околоточного надзирателя Готовцева, вакансию в 1 участок Сущевской части, в 3 околоток. Околоточный надзиратель II разряда Бутырского района Александр Мартиновский»^[55].

В январе 1905 г. в Москве проходили забастовки рабочих при поддержке пропагандистов из РСДРП. Так, 13 января 1905 г. был арестован «один из идейных и особо вредных направителей местной партийной работы»^[56] студент Московского университета В. В. Шер.

Московское охранное отделение выяснило информацию о том, что Шер принадлежал к составу Московского совета рабочих депутатов, организовывал конференцию Северных организаций Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП), а также являлся «одним из учредителей находившегося под исключительным воздействием РСДРП особо вредно действовавшего на рабочую массу профессионального союза рабочих печатного дела»^[57]. Противоправительственный Союз типографских работников и до революции и во время выпускал и активно распространял вестник, имевший явную провокационную направленность. К примеру, в одном из номеров была размещена статья под названием «Беседа по зоологии». Приведем некоторые выдержки из нее: «Из зоологических типов, принадлежащих к семейству паразитов, наиболее любопытны генералы-администраторы… Обыкновенно все генералы характеризуются прежде всего страшной прожорливостью, затем крайне слабо развитым мозгом и наконец особой психической болезнью – полным отсутствием какого-либо нравственного чувства. Происходит это оттого, что все существо генерала приспособлено только к одной цели: опутать крепче тенетами народ, лишить его таким образом всякого движения для того, чтобы потом безнаказанно питаться его кровью»^[58]. Несмотря на примитивизм, грубые обобщения и искажения фактов, «Вестник Союза типографских работников» в условиях революции представлял опасность. Шеру, причастному к деятельности этого союза, было назначено наказание: запрет проживания в Москве и Московской губернии в течение одного года, считая от 19 февраля 1905 г. Несмотря на более чем щадящие санкции, он и его семья принялись бомбардировать охранное отделение жалобами и прошениями. На этапе расследования Шер выражал неудовольствие тем, что ему приходится сидеть вместе с другими заключенными: «В силу объявленного мне распоряжения г. градоначальника я должен был быть заключен в одиночное помещение, в настоящее время истекает уже недельный срок, как я нахожусь заключенным в общую камеру при Басманном полицейском доме, предназначенную для уголовных. В виду крайнего неудобства камеры для уголовных, а также согласно прямому распоряжению г. градоначальника имею честь ходатайствовать о немедленном переводе меня в одиночное помещение»^[59]. Затем, 22 февраля 1905 г., письмо градоначальнику Москвы Е. Н. Волкову написала вдова потомственного почетного гражданина А. В. Королева, теща Шера: «Имею честь покорнейше просить ваше превосходительство, в случае высылки зятя моего студента Московского университета Василия Владимировича Шера из Москвы дозволить ему поселиться в моем имении, находящемся в Московской губернии Звенигородском уезде Перхушковской волости, под мое непосредственное наблюдение. Если возможно выпустить его теперь же на поруки или под денежный залог, то я принимаю на себя поручительство в том и другом случае»^[60].

Шер В.В.

В архиве хранится прошение от матери Шера, вдовы коллежского секретаря В. В. Шер, в котором она выражает недоумение, почему ее сына целый месяц держат в губернской тюрьме в Каменщиках, если «при обыске ничего противозаконного найдено не было»^[61]. 28 февраля 1905 г. Шеру было определено отбыть на жительство в город Рязань. Однако, уже через два месяца бывший студент Шер покинул место высылки. Как писал рязанский уездный исправник в Московское охранное отделение: «…Шер, обвиняемый в подстрекательстве рабочих к беспорядкам, из имения при селе Гришине 11 сего мая выехал с женой в свое имение, находящееся близ ст. «Люберцы» Московско-Казанской железной дороги, где, как дознано негласно, пробудет по 20 сего мая»^[62]. Через полтора месяца начальник Рязанского губернского жандармского управления сообщил, что Шер, в нарушение всех определений, поселился в Москве: «Василий Владимиров Шер выбыл в г. Москву, где и проживает вместе с женой на Остоженке, по I-му Зачатьевскому переулку»^[63]. В сентябре 1905 г. мать Шера попыталась легализовать пребывание сына в Москве, направив очередное прошение в охранное отделение. Это ходатайство было отклонено, и Шер 15 сентября отбыл в имение «Затишье» Перекопской волости Валковского уезда. 8 октября 1905 г., как сообщал начальник Харьковского ГЖУ, Шер снова выбыл в Москву^[64]. В дальнейшем Шер неоднократно привлекался к дознаниям. Например, в 1911 г. московский градоначальник генерал-майор А. А. Адрианов подписал постановление о «признании помощника присяжного поверенного Василия Владимирова Шер вредным для общественного порядка и спокойствия»^[65]. Остается надеяться, что в будущем будут найдены документы, объясняющие довольно комфортное проживание в Москве в 1905 г. одного из активных членов РСДРП, имеющего «связи с партийными работниками Канелем, Скворцовым, Ногиным и Дубровинским».

После убийства великого князя Сергея Александровича 4 февраля 1905 г., в Москве долгое время сохранялась нервозная атмосфера. Как сообщал пристав 3-го участка Тверской части в Московское охранное отделение 17 февраля 1905 г.: «Последние дни в управление участка являются владельцы магазинов на Кузнецком мосту и Петровке и, напуганные слухами, ходящими по городу, о предстоящих беспорядках 19 и 20 февраля, просят принять меры защиты их и охранения их имущества. Таких лиц я отпускал не прежде, чем насколько мог их успокаивал. Сегодня же от лица управляющего Государственными банками явился ко мне директор банка, прося охраны помещений последнего 19 и 20 февраля»^[66]. Московская полиция готовилась к возможным волнениям 19 февраля. За несколько дней до годовщины отмены крепостного права в Московском охранном отделении была составлена ведомость «о наличном количестве казенного оружия, находящегося в ведении участковых приставов города Москвы, городовых и полицейских служителей». В этой ведомости были представлены данные о 43 участках: количестве ружей (их не было), ружейных патронов (не было), револьверов, патронов к револьверам, шашек. В среднем в каждом участке было от 20 до 30 револьверов (минимально – Бутырский и Петровско-Разумовский участки – 9 и 12 соответственно; максимально – 1-я Пресненская часть и 1-я Хамовническая – 40 и 38); от 60 до 100 патронов (минимально – 2-я Cущевская, 2-я Пречистенская, 1-я Мещанская – патронов не было; максимально – 1-я Пресненская – 225); шашек – 15–20 (многие части шашек не имели, максимальное число – 2-я Сущевская часть – 70)^[67]. Интересно отметить, что к концу года ситуация не изменилась. Исследовательница Л. А. Жукова приводит в своей статье цитату генерала А. А. Рейнбота от декабря 1905 г.: «Полиция, которая только что пережила борьбу с мятежниками, вооруженными револьверами самых последних образцов – маузерами, браунингами и т. п., на весь штат 4000 с лишним человек имела лишь 1332 старых револьверов системы Смит и Вессон, к тому же наполовину неисправных, и железные шашки»^[68].

19 февраля 1905 г. Московское охранное отделение собирало телефонные сообщения. В документах это отражено следующим образом: «10 ч. 30 м. утра. Полицейский надзиратель Смирнов передал, что рабочие завода «Перенуд» и Курских мастерских с согласия администрации сегодня не работают; рабочие находятся на квартирах; сборищ никаких нет. 11 ч. 40 м. Полицейский надзиратель Кожевников передал, что в Императорском Московском техническом училище вывешено объявление о том, что училище сегодня и завтра закрыто. Все спокойно. 12 ч. 45 м. Полицейский надзиратель Туляков передал, что рабочие казенного винного склада № 3 в 9 ч. 30 м. утра работу прекратили. Рабочих около 500 человек мужчин и женщин.12 ч. 50 м. Полицейский надзиратель Туляков передал, что в Лицее цесаревича Николая все благополучно. 1 час дня. Полицейский надзиратель Захарченко передал, что в Кремле все спокойно. Движение публики обыкновенное»^[69].

19 февраля 1905 г. градоначальник Москвы генерал-майор Е. Н. Волков отчитался директору Департамента полиции А. А. Лопухину о том, что день прошел спокойно. Некоторые приставы присылали градоначальнику подробные оптимистические отчеты. Пристав 1-го участка Лефортовской части Юрьев писал: «Сегодня никаких беспорядков со стороны рабочих не произошло. Рабочие фабрики Карякина, по своему желанию, отправились в церковь С в. Троицы, где была совершена литургия, а затем панихида об императорах: Александре II, Александре III и великом князе Сергее Александровиче. Такие же панихиды были отслужены в помещении фабрики Мейер и в пекарне Савельева. Настроение спокойное, отсутствие пьяных»^[70]. Возможно, подобные рапорты были призваны «разбавить» вал сообщений полицейских приставов о радующихся гибели великого князя Сергея Александровича москвичах.

В мае 1905 г. участились забастовки рабочих. Интересно, что зачастую бастующие рабочие не отказывались вести переговоры с хозяевами предприятий. Как сообщал все тот же пристав Юрьев, 3 мая забастовали 65 портных, трудящихся на разных французских фирмах. Однако уже на следующий день Юрьев успокоительно писал в Московское охранное отделение: «Вероятно завтра забастовка окончится. Дознано, что руководителем забастовки является Гдалев (из евреев), живет на Софийке в доме княгини Туркестановой, имеет небольшую портновскую мастерскую. Между военными, портными и некоторыми статскими была подписка и, вероятно, завтра будет объявление в газетах о том, что такие-то фирмы по воскресным и праздничным дням в летнее время до 15 августа работать не будут»^[71]. 4 мая 1905 г. хозяева «портновских заведений» Мейстер, Габеркорн, Дюшар, Смитс, Циммерман, Урбан, Книжек, Жаме, Деллос, Сиже и Оттен договорились о единых расценках на работу портных: «виц-фрак – 9 руб. 50 коп., фрак шелк в край – 8 руб. 50 коп., матроска двухбортная – 5 руб. 85 коп.»^[72] и т. д. Цивилизованное решение вопроса вернуло забастовщиков к работе.

Волков Е.Н.

24 мая 1905 г. рабочие пришли на электрическую станцию в Большую Московскую гостиницу, угрожая разнести ее, если работы не прекратятся. Приставы сообщали, что «все станции электрические охраняются скрытыми внутри дворов нарядами»^[73]. Требования бастующих рабочих были примерно одинаковыми: уменьшение рабочего дня до 10 часов, согласно статье 431 ремесленного устава, замена старых расчетных книжек новыми с указанием отдельной оплаты сверхурочной работы, ликвидация большого количества штрафов, увеличение жалования. Рабочие сапожной мастерской требовали, чтобы «харчи были в достаточном количестве и из свежих продуктов; учеников и подмастерьев не употребляли для домашних работ, вежливо с ними обращались; во время забастовки жалование не должно быть вычитаемо»^[74]; булочники высказывались об «увеличении заработной платы: подручным – 15 рублей, мальчикам – 6–7 рублей, пекарям – 30 рублей; сокращении рабочего дня до 10–12 часов, двойной оплате за работы в праздники, уничтожении подвальных квартир, вместо нар – койки с хорошим тюфяком и одеялом»^[75].

Летом 1905 г., в условиях революционной нестабильности, московские старообрядцы вызвались помогать полиции в охране Николая II. 9 августа С. Е. Драгунов получил письмо из охранного отделения: «Вы утверждены начальником добровольной охраны старообрядческого отдела, приемлющим священство, вследствие чего покорнейше просим представить список пятисотников и добровольцев, желающих участвовать в охране во время приездов их императорских величеств в Москву»^[76]. Удивительно, но в инструкции, данной охранным отделением добровольной охране, говорилось о том, что охранниками могут быть лица мужского пола без разделения состояний, вероисповеданий и сословий, что противоречило даже названию подразделения, которое возглавил С. Е. Драгунов. Любопытным пунктом в инструкции можно признать запрет на использование добровольными охранниками «зонтов, тростей, биноклей и фотографических аппаратов»^[77]. Во время массовых мероприятий охранники должны были сообщать сотрудникам охранного отделения или чинам наружной полиции о любых подозрительных лицах и их действиях. Создание добровольческого старообрядческого охранного отряда являлось одной из мер усиления безопасности членов августейшего семейства. Как пишет исследовательница Ю. В. Рыжова, «за неделю до прибытия императора к охранному отделению прикомандировывались 100 филеров для усиления наблюдения «за неблагонадежным элементом», организации особого наблюдения на вокзалах, на шоссейных заставах. Составлялся резерв из филеров на случай посещения императором непредусмотренного заранее района»^[78].

17 октября 1905 г. был принят «Манифест об усовершенствовании государственного порядка», который провозглашал политические свободы и начало деятельности законодательного органа власти – Государственной Думы. Как пишут многие исследователи революционного периода, после публикации документа количество бунтов и погромов резко увеличилось. Московский градоначальник генерал-майор Г. П. Медем был недоволен работой полицейских приставов. Несмотря на то, что происходящие события требовали оперативной отчетности, отсутствия излишней документации, в канцелярию градоначальника продолжали приходить бессодержательные отписки. 22 ноября 1905 г. Г. П. Медем направил всем участковым приставам циркуляр: