Глава 3. Секреты, скрытые в дыму

Дождь прекратился, и Веридиан медленно просыпался под багровым небом рассвета. Вся эта красота казалась ложной, как всегда. Город отражался в тысячах окон: калейдоскоп роскоши и отчаяния, где богатые и могущественные легко сливались с теми, кто бродил по тёмным переулкам в поисках выхода. Я стоял перед особняком Блустон. Мой плащ был влажным, прилипал к плечам, словно ещё одна тяжесть, нависшая надо мной.

«От роскоши до тени – всего один шаг», – подумал я, касаясь пачки стодолларовых купюр в кармане. Деньги, которые дали мне этот шанс, казались слишком лёгкими по сравнению с весом ситуации, которую я начал понимать всё яснее.

Я воскресил в памяти образ Лилы в деталях. Более свежим с утра, не замыленным внутренним взором я стал вглядываться в каждую деталь… В памяти всплыл её маленький дамский портсигар с выгравированной ящерицей. Она явно не так часто курила, и портсигар был подарочный… Явно сделанный на заказ.

Помнится, на столе вдоме я тогда краем глаза заметил зажигалку с тем же. Я понимал, что за исчезновением её сестры стоит что-то страшное. Я ощутил холодный зуд в желудке – предчувствие, которое редко ошибалось.

Я достал сигарету и зажёг её. Спичка вспыхнула на ветру, и на стене напротив мелькнула тень. Ящерица. Почти идентичная той, что была на зажигалке Лилы. Совпадение? Вряд ли. Слишком детально, слишком идеально. Неужели это знак? Я выдохнул дым, пытаясь успокоить нервы.

– Бессмысленное совпадение, – пробормотал я, хотя сам не верил своим словам. Символ был слишком выразительным, слишком многозначительным.

Табачная горечь осела на языке, когда я затушил сигарету. Город словно затаил дыхание. Напряжение витало в воздухе, смешиваясь с остатками дождя и запахом выхлопных газов. Я не мог избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Но улица была пуста. Паранойя или последствия бессонных ночей? Я закрыл глаза, вспомнив дрожащие руки Лилы, её попытки сохранять спокойствие. Но панику не спрячешь. В её глазах был страх, страх, который прятался глубже, чем я мог себе представить.

Резкий звук – скрежет, как когти по бетону, – заставил меня выхватить оружие. Но это была всего лишь крыса. Маленькая грязная крыса, которая спешила исчезнуть в тени. Это вернуло меня к реальности, к делу. Я снова посмотрел на особняк Блустон. Нужно во всём разобраться.

Виктор Мартел. Одно имя, но за ним пряталась целая сеть интриг и теней. Он был связан с этим делом, я был в этом уверен. Лила упомянула его вскользь, но её тревога говорила больше, чем слова. Это не просто исчезновение, это заговор. И все мелочи, которые казались случайными – портсигар, зажигалка, символ ящерицы, – говорили о тайном смысле. Ящерица была ключом, теперь это стало очевидно.

«Тень ящерицы», – снова пронеслось в голове. Этот символ всплывал слишком часто, чтобы его игнорировать. Мне нужно было больше информации, гораздо больше, чем я имел на данный момент. Мартел – первая ниточка, за которую нужно потянуть.

Я проверил карманы: блокнот, ручка – мои верные спутники. Чек от Лилы Блустон всё ещё лежал в кармане плаща, холодный и весомый. Это был символ её доверия, и я знал, что не имею права её подвести. Обязан довести это дело до конца, даже если придётся пройти через ад.

– Ладно, – сказал я себе, выдыхая дым.

Сигарета тлела в моих пальцах, и я сделал ещё одну затяжку. Мне нужно было двигаться дальше. Следующим шагом был Мартел, а значит, мне предстояла встреча с тем, кто знал больше, чем говорил.

***

Академия искусств Веридиан-Сити. Если есть хоть какая-то зацепка, которая поможет понять, что произошло с Серафиной, то она где-то здесь – в этой культурной среде, пропитанной роскошью и лоском, которые семья Блустон так тщательно демонстрировала на публике. Я чувствовал, что это место – ключ к разгадке.

«Сначала на свет, потом в тень», – мысленно усмехнулся я, подходя к зданию. Контрасты этого города всегда были очевидны. Веридиан, со всеми своими блестящими фасадами, скрывал тени, и чем ярче был свет, тем гуще эти тени становились. «Все эти люди с их деньгами, связями и влиянием… Они забывают, что даже в самых светлых местах прячутся тёмные секреты».

С каждым шагом я ощущал, как пелена этого дела медленно начинает спадать. Но за ней скрывалось нечто большее, чем просто пропажа девушки. Этот символ ящерицы… Я снова вспомнил Лилу, её руки, сжимающие зажигалку, те же руки, что слегка дрожали, несмотря на спокойствие её голоса. «Что она скрывает?» – этот вопрос преследовал меня с того момента, как я покинул её особняк.

Я ненавижу дела, где слишком много неизвестных. Но именно такие всегда влекли меня сильнее всего. Стремление разгадать каждую мелочь, найти каждый кусочек пазла и собрать его в идеальную картину заставляло меня возвращаться к таким расследованиям снова и снова. В этом был мой смысл, мой азарт. Возможно, единственное, что держало меня в этой профессии.

– Пора идти, – сказал я вслух, словно пытаясь подбодрить себя. Я раздавил окурок каблуком, горечь никотина всё ещё жгла язык, как напоминание о цинизме, который впитался в меня с годами. След ящерицы только начинался, но я уже знал, что это приведёт меня в самое сердце тайн Блустонов.

Академия искусств встретила меня своим изяществом. Полированные полы, картины, мягкий гул разговоров студентов и преподавателей, запах льняного масла и кофе – всё это создавало иллюзию идеального мира, полного порядка и гармонии. Я чувствовал, как это место отличается от грязных переулков, через которые я прошёл, чтобы попасть сюда. Здесь всё было под контролем. Но именно такие места всегда скрывали самые страшные тайны.

Я скинул мокрый плащ и отдал его в гардероб. «Внутри, как дома», – подумал я, принимая вид человека, который привык быть в таких местах. Не хватало только сигареты и бокала вина для полного образа знатока. Я направился к стойке ресепшен. Девушка за стойкой выглядела так, словно жизнь выжала из неё все эмоции. Её потухший взгляд и циничная ухмылка ясно давали понять: она видела слишком много «важных» гостей, и её ничто уже не удивляло.

– Чем могу помочь? – её голос был таким же бесстрастным, как выражение лица.

– Я хотел бы узнать о бывшей студентке, – сказал я спокойно и чётко. – Серафина Блустон.

Её пальцы застучали по клавиатуре в ритме механической отработки. Этот стук – щит от ненужных вопросов. На мгновение я заметил слабое раздражение на её лице – будто я отвлёк её от чего-то более важного.

– Ваше имя? – спросила она, бросив на меня мимолётный взгляд.

– Корбин, – ответил я, стараясь не выдать своей досады. Это была формальность, и она знала это так же, как и я. Я снова протянул ей визитку, надеясь, что символ на ней сделает своё дело.

Она посмотрела на визитку внимательнее, пальцы замерли на клавиатуре. Ящерица привлекла её внимание, это было заметно. Её взгляд стал чуть внимательнее, но только на миг.

– Блустон… Серафина, – пробормотала она, явно не интересуясь этой темой. Затем она передала мне тонкую папку. – Что-то ещё?

Я взял папку, быстро оценив ситуацию. Больше с ней говорить смысла не было. Эта беседа была бы пустой тратой времени. Я кивнул и отошёл от стойки.

Папка была тонкой, слишком тонкой для человека с таким статусом, как Серафина Блустон. Ещё одна деталь, которая не сходилась. Почему за ней оставалось так мало следов? Или кто-то постарался их скрыть?

Я нашёл ближайший стол, сел и раскрыл папку. Профили, отчёты, несколько фотографий её работ. Ничего такого, что могло бы сразу дать ответ. Но одно из её полотен привлекло моё внимание. На нём была та самая ящерица, стилизованная, почти идентичная той, что была на зажигалке Лилы. Моё сердце заколотилось чуть быстрее.

«Не совпадение», – подумал я. Этот символ появлялся слишком часто, чтобы быть случайностью.

Я внимательно осмотрел картину. Её стиль был мрачным, детали говорили о том, что за этим стоит нечто большее. Это не просто художественный приём. Ящерица была ключом, это становилось всё очевиднее.

Папка выглядела слишком безупречной. Всё до мелочей: даты, награды, список работ – всё соответствовало стандартам, будто это тщательно выстроенная витрина жизни Серафины. «Слишком чисто, слишком идеально», – подумал я, листая страницы. Этот безупречный фасад всегда настораживал. В Веридиане люди с безупречными биографиями или врут, или убегают от чего-то.

Мой взгляд задержался на фотографии Серафины. Молодая, полная жизни, но что-то в её глазах… Я прищурился, пытаясь уловить эту тревогу, скрытую за живым взглядом. Там явно что-то было. Что-то, что она не показывала никому.

– Идеальные люди… – пробормотал я себе. – Всегда скрывают правду.

Перевернув очередную страницу, я нашёл кое-что, что заставило меня остановиться. Рукописные заметки. Небрежно втиснутые между страницами, они едва бросались в глаза. Почерк был аккуратным, но сам текст казался бессвязным, словно написан в спешке или под давлением. Я поднял страницу ближе к свету, стараясь разобрать написанное.

– Тайные встречи… – прошептал я, разбирая слова. – Выставки… кто-то… кто?

Я достал блокнот и начал записывать всё, что мог разобрать из этих заметок. В строках мелькали ключевые слова, но они намекали на жизнь, которую Серафина вела за рамками своих публичных достижений. Тайные встречи, люди, которые оставались за кулисами, события, о которых никто не знал. «Это то, что она пыталась скрыть», – понял я.

С каждой новой строкой у меня возникало знакомое чувство – я нащупал ниточку, ведущую к чему-то гораздо большему, чем простое исчезновение. Пазл начал складываться, но пока не давал полной картины.

– Что ж, Серафина, – сказал я сам себе, – вы знали гораздо больше, чем показывали.

Мои мысли прервал тихий, почти незаметный шорох. Я оглянулся, но коридор был пуст. «Сквозняк?» – мелькнула мысль, но ощущение тревоги усилилось. Я привык к таким моментам – когда кажется, что кто-то наблюдает за тобой. Это чувство преследовало меня с тех пор, как я взялся за это дело.

Я прошёл дальше, попал в центральный зал академии. На первый взгляд, всё было спокойно. Студенты сновали туда-сюда, кто-то смеялся, кто-то увлечённо обсуждал свои проекты. Но я знал, что за этим фасадом всегда скрыта другая реальность. Многие из этих молодых людей могли быть связаны с тем, что поглотило Серафину.

Я подошёл к стойке ресепшена. Девушка, которая там сидела, больше не обращала на меня внимания. Её взгляд был устремлён в экран компьютера, она явно ждала, когда я наконец уйду.

«Интересно, знает ли она больше, чем показывает?» – мелькнула мысль, но я решил не тратить на неё время. Эти люди редко хотят что-то сказать, особенно таким, как я.

– Галерея, – сказал я вслух, вспоминая одну из записей. Там говорилось о выставках, о месте, где были выставлены последние работы Серафины.

Это был следующий шаг в поиске ответов.

Я вышел из академии, чувствуя на себе влажный ветер. Город снова погружался в серые сумерки, и тени становились всё длиннее. Ответы были там, в этих тенях. И я был готов их искать.

***

Я проверил адрес ещё раз, сверившись с заметками, и, глубоко вздохнув, направился к двери. Галерея была моим следующим шагом. Именно здесь я надеялся найти тех, кто мог поведать о Серафине Блустон больше, чем её безупречный публичный образ. Что-то должно было выйти на свет – больше, чем сухие записи в её биографии. Солнце пробивалось через высокие окна, заливая помещение мягким светом, и в этом свете мелькали пылинки, создавая иллюзию покоя.

Галерея выглядела безмятежно: блестящие деревянные полы, картины в идеальных рамках, приглушённые голоса посетителей. Но за этой внешней тишиной скрывалось напряжение, едва уловимое, но ощутимое – смесь амбиций, скрытых интриг и искусства, всегда связанного с элитой Веридиана.

Мадам Эванжелин Дюбуá была воплощением грации. Серебряные волосы, аккуратно собранные на затылке, взгляд светлых глаз – всё это выдавало годы, проведённые в мире, где каждый шаг был продуман. Она знала, как выживать в этом городе, как лавировать среди социальных течений. Войдя в галерею, я сразу понял, что наш разговор будет не просто беседой. Это был танец – она и я, каждый в своей роли. Я – детектив, она – галеристка.

Подойдя к Эванжелин, я сразу перешёл к делу, не теряя времени на формальности.

– Серафина Блустон, – сказал я, глядя ей прямо в глаза. Я знал, что каждое слово должно быть точным, каждое движение – осмысленным. Её лицо оставалось спокойным, но в глазах на мгновение мелькнуло напряжение. Едва заметное, но я его уловил.

– О, да, Серафина, – произнесла она плавно, как будто это имя возвращало её к чему-то далёкому. Её голос был мягким, но в нём сквозило что-то… осторожное. Она сделала паузу, внимательно осматривая меня, затем добавила: – Талантливая девушка, но… – она сдержала улыбку, вращая бокал в руках, – возможно, слишком дерзкая. Вы знаете, мистер Корбин, некоторые не умеют вовремя остановиться.

– Что вы имеете в виду? – Я чуть наклонился вперёд, давая понять, что мне действительно интересно услышать её ответ. Я не хотел давить, но и давать ей скрываться за общими фразами тоже не собирался.

Эванжелин отставила бокал и, окинув зал быстрым взглядом, понизила голос. Теперь её слова были предназначены только для меня.

– Её работы… были необычными, мрачными. В них было что-то тревожащее, – её глаза встретились с моими, и я увидел, как в её взгляде промелькнула тень беспокойства. – Некоторые находили их пугающими.

– Пугающими? – я повторил её слова, сделав акцент на значении. Мадам Эванжелин, человек, привыкший говорить не прямо, дала мне зацепку, и я хотел понять, что она на самом деле имела в виду.

Она слегка улыбнулась, но в этой улыбке не было тепла.

– В её картинах была тьма, – произнесла она тихо, склонившись чуть ближе ко мне, будто опасаясь, что кто-то услышит наш разговор. – Словно она знала что-то, что нам было неведомо. И… у неё были странные знакомства, мистер Корбин. Люди, с которыми ей, возможно, не стоило бы связываться.

Это был ключ. Я знал это по её тону, по тому, как она избегала говорить прямо, но в каждом её слове сквозил намёк на что-то большее.

– О каких знакомствах идёт речь? – я спросил мягко, понимая, что теперь важно не давить, а вести разговор в нужное русло.

Её взгляд снова метнулся по залу, словно она боялась, что нас кто-то подслушивает. Это выдавало её нервозность. Впервые за весь разговор я увидел, что она колеблется между страхом и желанием говорить правду.

– Виктор Мартел, – шёпотом произнесла она, и её глаза снова сузились. – Серафина говорила, что он её восхищает. Она встречалась с ним. После этого… – Эванжелин на миг замолчала, будто собираясь с мыслями. – Она изменилась. Стала нервной, взволнованной. Это уже была не та Серафина, которую я знала раньше.

Я прищурился, стараясь скрыть удовлетворение. Имя Мартела давно мелькало в моих подозрениях, но теперь оно наконец появилось в разговоре. Виктор Мартел был не просто случайным человеком, он являлся ключевой фигурой. Теперь всё стало гораздо серьёзнее.

– И что случилось после этой встречи? Она упоминала его ещё раз? – Я старался говорить спокойно, но мой голос стал чуть более настойчивым. Я чувствовал, что Эванжелин была на грани, и важно было не упустить момент.

– Больше ничего, – ответила она резко, словно не хотела идти дальше. Её взгляд опустился на бокал, и её руки нервно заскользили по его поверхности. – Она избегала разговоров на эту тему. А потом… она исчезла.

Её лицо оставалось спокойным, но я видел, что она что-то не договаривает. Страх читался в её глазах. Эванжелин знала больше, но не хотела раскрывать всё. Возможно, она боялась последствий. Возможно, цена правды была для неё слишком высока.

Я на мгновение задумался, стоит ли давить дальше. Я все же решился аккуратно спросит, подспудно намекая, что лучше бы Эванжелин ничего не скрывать и ради безопасности Серафины, и самой себя:

– Если вы располагаете ещё какой-то информацией, пусть и не уверен в её достоверности… Вы можете со мной поделиться так или иначе, но я уже разберусь сам.

В ответ Эванджелин, уже теряя остатки самообладания, вдруг дернулась, вытащила свой небольшой дамский кошелек, из него – наполовину скомканный клочок бумаги, и почти кинула им в меня, словно листок жег ей пальцы.

– Я не знаю сама, что это… Клянусь, не знаю… Серафина однажды оборонила это второпях… Это вроде какая-то промышленная зона. Я думала, она хотела там сделать пару эскизов городских пейзажей, но… Вдругэто что-то опасное?

Я безмолвно взял и развернул листок. На нем было несколько давно засохших пятен как-будто машинного масла, и пара слов – некий адрес.

Эванджелин была права, что это может быть нечто важное. Но если за таким клочком информации будут охотиться, но лучше бы ей не подставлять саму себя.

Я осознал, что дальнейшие расспросы уже порядком напряженной женщины не приведут ни к чему.

– Благодарю вас, мадам Дюбуá, – произнёс я с лёгким поклоном головы, позволяя ей почувствовать, что я уважаю её решение не говорить дальше. – Вы очень помогли.

Она кивнула, её взгляд снова метнулся к бокалу. Она была рада, что разговор закончился.

Я развернулся и направился к выходу, чувствуя, как мои пальцы крепко сжимают папку. Всё становилось на свои места. Мартел, таинственные выставки, странные знакомства. Мозаика ещё не была завершена, но её очертания начинали проявляться.

Пусть Эванжелин и говорила мало, но достаточно для того, чтобы понять – связь между Серафиной и Мартелом была ключом к разгадке. Адрес, что был написан на листке— старый складской район, – был следующим звеном в цепи. Да, теперь я знал, что там можно найти ответы.